После той памятной битвы, которая случится под Коньей, мятежному Баязиду вместе с четырьмя сыновьями пришлось бежать в Персию. Наивный принц надеялся, что руки могущественного отца там его не достанут. Он, как-то позабыл, что золото всесильно и перед его блеском никто не устоит. Не стал в этом плане исключением и жадный шах Тахмасп, который совсем недавно клялся Баязиду в вечной любви. В каких-то полмиллиона акче была оценена голова несчастного сына Росколаны...
Глупо как-то получилось, сокрушалась венецианка в те минуты, когда ее никто не видел. Показывать свои чувства на людях она давно забыла, это, как прежде говорила Хюррем-султан, стало непозволительной роскошью. Ей, как и покойной Госпоже Босфора следовало держать эмоции в кулаке и разрешалось только приветливо улыбаться, хотя в душе все выло и стонало.
Нурбану-султан не могла осуждать перса, который, надо отдать ему должное, довольно долго сопротивлялся натиску султана. Переговоры с султаном длились целых два года! И в итоге Тахмасп сдался… Трудно сказать, что взяло верх: жадность или страх перед всесильным правителем. Надо быть безумцем, чтобы ругаться с грозным соседом, когда можно все решить с пользой для себя, вернее, своей казны. В общем, судьба Баязида и его детей была решена...
В день казни шехзаде Нурбану готов была поклясться на Коране, что слышала голос Хюррем-султан. Покойная с нескрываемой скорбью произнесла:
— Мой глупый, самонадеянный мальчик, почему ты никогда меня не слушал! Почему всегда и все делал по-своему! Ведь я тебе, моя кровиночка, только добра желала, а ты внимал только врагам повелителя! Мой грех, не смогла тебя уберечь и буду с небес вечно скорбеть над твоей участи!
Более того, она даже явственно увидела, как султанша прижимает к груди рыдающего сына и нежно гладит его по голове. Внуки, одетые в длинные белые рубашечки, чисто ангелы, выстроились перед ней в ряд и тянули к ней ручки. Хасеки старалась всем подарить ласку, но рук не хватало и это ее очень расстраивало. Наконец, она вздохнула и знаком приказала всем следовать за ней...
Малыши шли, ступая по зеленой траве, и что-то нежно пели. И такая тоска охватила сердце венецианки, что она зарыдала в голос. Но скорбеть долго не пришлось. Приехали гонцы из Стамбула и она никак не могла предстать перед ними заплаканной.
Нурбану-султан прекрасно помнит, как отреагировал Селим на казнь брата и племянников. Он долго сидел неподвижно, а когда заговорил, в его глазах стояли слезы. Особенно его огорчил тот факт, что тела Баязида с детьми кинули в один, сбитый наскоро из необтесанных досок, гроб, и повезли на обычной скрипучей арбе в Ван.
— Разве так полагается хоронить потомков великого рода, — шептал Селим и держался рукой за сердце… Она потом долго думала, играл ли шехзаде роль скорбящего брата или же действительно так переживал.
Одно знает точно: именно тогда он впервые решил утопить свою боль в вине, а гадкий Наси ему в этом принялся активно помогать. Просто счастье, что у Михримах-султан в тот момент закончился траур по супругу Рустему-паше и она кинулся выручать запившего брата. Страшно представить, что могло ожидать Селима, узнай грозный родитель об охватившей единственного, оставшегося в живых сына, слабости.
И хотя Нурбану-султан могла радоваться: покой вновь воцарился в ее доме, она постоянно со страхом поглядывала в лицо Селима. Лекари внимательно следили за здоровьем будущего правителя, но венецианка понимала — это облегчение временное. Возможно, болезнь они подлечили, но душа у Селим навсегда осталась больной, потому-то он так стонет ночами, а порой и вовсе горько всхлипывает, оплакивая во сне брата и племянников.
Во всей этой истории больше всего удивляло поведение Михримах-султан, которая вела себя абсолютно спокойно и, казалось, совсем забыла о казненном брате, словно его никогда и не было на этом свете... Невольно хотелось спросить: чья холодная кровь течет в твоих жилах, принцесса? Как-то слабо вериться, что тебе ее передала Госпожа Босфора!
Публикация по теме: Страх Нурбану-султан. Часть 52
Продолжение по ссылке
