Начало истории
В 1943 году в Благовещенске организовали учебный батальон, где обучали солдат на младших командиров, срок обучения – 3 месяца и на фронт. Там обучали разных родов войск младших командиров: пехотинцев, минометчиков, саперов, химиков, пулеметчиков, артиллеристов, всех, кроме танковых и мотопехоты.
Из нашего батальона назначили обучать лейтенанта Мохова, меня к нему помощником командира взвода и других младших командиров, чтобы обучать солдат на младших командиров – саперов.
Рано, одним весенним утром, мы 4 человека: я, Озеров, Семаков и четвертый – Огарков, направились из земляных казарм и сопок в учебный батальон в Благовещенск. На душе было светло, как в Христов день.
По прибытию нашли Мохова и доложили о прибытии. Наш учебный батальон располагался (если память не изменяет) в казармах 54 стрелкового полка. Помещений было достаточно, т.к. все воинские части находились в сопках, закопавшись в землю. Там оставались только караульное отделение.
До полного укомплектования училища мы жили в одной из комнат с электроосвещением и центральным отоплением – это после землянок и керосиновых коптилок был рай. Учеба еще не начиналась и мы были предоставлены сами себе. Я тогда прочитал почти все книги Островского и книгу «Корень жизни» - о женьшене.
Потом началась муштра – рвать и метать и этот наученный, намуштрованный солдат рад куда угодно из этого ада. Так 3 месяца. Потом тут-же формировали роты, батальоны, полки – обмундировывали во все новенькое, выстраивали, приезжал генерал, обходил солдат и спрашивал, кто чем недоволен, если были малы сапоги или шинель, заменяли тут же. Потом строем шли на станцию, где уже стояли готовые товарные вагоны, грузились - и на фронт. Ехали т.е. отъезжали без оружия. И так каждые 3 месяца. Зимой обмундирование все зимнее: валенки, полушубки, шапки, рукавицы меховые, ватники.
Также в Благовещенске обучали и на младших офицеров и состава сержантского. Тоже 3 месяца. Где располагались они, я не знаю, но из нашего батальона обучались. Старых служак – солдат из частей направляли на фронт вот с этими младшими командирами и лейтенантами, что обучались в Благовещенске, а на их место прибывали старших возрастов и других национальностей, вроде казахов, киргизов и т.п. Они и были вместо отправленных. Это было уже тогда, когда знали, что Япония на нас войной не пойдет.
Нам опять давали пополнение старых солдат для обучения на младших командиров и такой круговорот прошел почти год в моей службе.
Потом стряслось хуже никуда.
В городском театре в подвальном помещении есть вроде кафе или буфета, где продавали кое-что из хмельного. Тогда помню было пиво и красное разливное вино, которое тоже продавали пивными кружками и поллитровыми банками. Во время антракта я решил заглянуть туда. Взял того и другого по кружке и уселся к столику, народу было немного т.к. не каждый решался захмелиться в военное время, а лучше купить на эти деньги что-нибудь покушать – было голодно.
Потом смотрю – подходят два лейтенанта «с иголочки» одетые – Шилов Ваня и Гераскин, тоже Ваня – это тот, что был у нас старшим вагона, когда мы поехали служить в 1938 году. Но тут уже не до «Добшинского сада». Они окончили трехмесячные курсы и приехали на формирование. Испили изрядно и к концу представления пошли по домам. По дороге они меня затащили на квартиру, где они остановились и там еще испили бутылку спирту. Время у меня на исходе и они решили выйти на улицу – меня проводить – за воротами – обнимки, целуемся – увидимся – не увидимся и тут Гераскин Ваня вернулся в помещение, еще принес рюмку спирту, которую подал мне. Распрощались и я пошел в свою часть-школу, которая располагалась на окраине города. Валил снежок и как я подойду к казармам, мне кажется, что это сопки, я обратно от них и так ходил с час.
Потом думаю, надо спуститься пониже, я выше хожу, спустился и окрик: «Руки вверх!»
Я оказался на границе. Меня допросил лейтенант, потребовал увольнительную, которую я все же не утерял и с часовым отправил в комендатуру. Если бы город освещался, то я конечно казармы бы узнал, а то с 11 часов свет везде выключали, а где нужно было гореть, окна занавешивали.
Проснулся я от того, что кто-то трясет меня за плечо. Открыл глаза – передо мной стоял сержант Озеров с автоматом. Говорит он: «Пойдем скорее, пока никого нет!»
Я: «Где я?»
- В комендатуре. Меня когда привели в комендатуру, я сел на деревянный диван и сразу же заснул.
Я пришел в школу и лег спать.
С заставы позвонили к нам, что такой-то был задержан на заставе без чувства, пьян и отправлен в комендатуру. Утром об этом узнал командир взвода Мохов, который и направил Озерова, чтобы увести меня, тем самым замять это как-нибудь, но нет, об этом известно стало начальнику училища и комиссару, старшему лейтенанту Кочану. Кочан приказал разбудить меня и явиться к нему. Он был заика и мурыжил меня часа 2. Расспрашивая «от пяты до пяты» как и что было и напосле посадил меня на гауптвахту.
Через полутора суток меня с гауптвахты выпустили, построили роту курсантов, зачитали приказ о разжаловании такого-то в рядовые.
Пожалуй, было бы еще похуже т.к. хотели приписать попытку дезертирства с переходом границы, но с заставы сообщили, а может и особый отдел их допрашивал где (потом я узнал) шел я не прячась и пел какую-то песню (продолжение)
