Еще она умела легким движением руки усмирять своих сыновей, которые периодически показывали свой характер. Даже Селим, самый покладистый из всех братьев, или, как обычно говорила Михримах-султан: самый хитрый, и тот порой, что говорится, взбрыкивал. Что уж тогда говорить о буйном Баязиде или капризном Джихангире?
Как-то раз Миримах-султан со смехом рассказала эпизод из детства, свидетелем которого ей довелось стать.
— Однажды, — вспоминала она, — мать, выведенная из себя постоянными драками, что устраивал братец, в сердцах воскликнула: ну почему ты не такой спокойный, как Селим? На что Баязид с достоинством ответил: зато я не такой ехидный!
Другой эпизод также был связан с ним. Известное дело: султанша очень много внимания уделяла воспитанию детей и все время проводила с ними, не доверяя никому. Одной из любимых у принцев и Михримах была игра, придуманная госпожой. Дети должны были выбрать цвет радуги и придумать себе свое государство, где все было бы такого цвета. К слову, Ханым-султан, дочь Хатидже-султан и казненного некогда Ибрагима-паши, которую госпожа взяла себе на воспитание, принимала в этих играх самое активное участие.
Мехмед обычно останавливался на красном цвете, объясняя свой выбор тем, что на этом фоне не видно будет пролитой за государство Османов крови. Хюррем-султан при этих словах обычно раздражено морщила свой вздернутый носик, но ничего не говорила.
Нурбану-султан ее понимала — что тут скажешь? Ее слова могли не правильно расценить. Селим хотел жить в оранжевом государстве. Как он смеялся: в тон его волос. Ханым брала желтый, как солнце, хасеки называла свой любимый — зеленый. Михримах останавливалась на синем, под цвет своих глаз. А вот Баязид, дождавшись, когда все замолчат, радостно кричал:
— А мой будет черный!
Султанша сердилась:
— Нет в радуге черных цветов! Не выдумывай! Прекрати немедленно! Есть еще два цвета: голубой и фиолетовый. В конце концов, можно поменяться со мной или братьями! Вот Селим будет не против! Правда, Селим?
Рыжий Селим согласно кивал головой и соглашался взять фиолетовый. При этом его глаза весело поблескивали, а ухмылка на губах красноречиво свидетельствовала: когда дойдет до дела, он резко поменяет свое предложение.
Однако на это никто, кроме Михримах не обращал внимания. Тем более, что Баязид продолжал стоять на своем и твердить, что будет жить в черном государстве с черными домами и черными дверями. При этом из-под ладошки наблюдал за реакцией госпожи, и в тот момент, когда она окончательно выходила из себя, громко кричал: а Селим хитрый! На что госпожа обычно отвечала: хитрость — не порок, а большое достоинство…
Как-то раз Нурбану решила сыграть в эту игру со своими дочерьми. Стоит ли говорить, что у нее ничего не получилось. В ее вечно спокойных девочек словно шайтан вселился. Они стали кричать и ругаться, Эсмехан и вовсе кинулась кусать и царапать младших сестренок. Всем хотелось выбрать королевство именно такого цвета, что хотела другая. Она пыталась успокоить, потом выведенная из себя, даже отшлепала старшую принцессу. Та стала выть на все голоса... Шум стоял такой, что даже в ушах глохло. После этого случая она никогда больше с дочками не играла, перепоручала нянькам и служанкам.
Вообще, у нее никак не получалось выстроить с детьми таких отношений, какие были у Хюррем-султан в семье. Их отношения всегда оставались сухими, если не сказать официальными. Девочки не видели в ней матери. Она была госпожой, которую следовало слушать беспрекословно. Хорошо это или плохо, Нурбану не знала и очень переживала. Ей всегда очень хотелось, чтобы дети бежали к ней, распахнув ручки, как это делали завидев Хюррем-султан, и делались своими секретами. Но, увы… Об этом только мечтать приходилось.
Публикация по теме: Страх Нурбану-султан. Часть 44
Продолжение по ссылке
