Я годами ходил в Историческую библиотеку — от Китай-города по маленькой улице Забелина вверх к Старосадскому переулку. Поднимался вверх, внимательно осматривался, даже церковь сфотографировал. Но ничего не видел. А между тем, на этой улице Забелина расположен один из лучших памятников Москвы — памятник Осипу Мандельштаму.
Дело в том, что памятник скрыт от улицы стеной. И когда вы идете вверх, вы его просто не видите. А вот когда уже, посидев в библиотеке, спускаетесь вниз, к метро, вдруг замечаете какой-то «кусочек головы».
Я зашел за стену, поднялся по ступенькам. Увидел Мандельштама. Ахнул, до чего он хорош. Мимо во двор шла компания пьяных. Навстречу мне поднялся какой-то тревожный человек. Подумал, что я тоже хулиган. Он был интеллигентен, но строг.
— В первый раз здесь?
— Да, — признался я.
— Вы москвич?
— Да.
— А что ж так? Он уже несколько лет тут стоит.
— Да вот как-то не доводилось...
— Тут вообще безобразие творится. Были скамейки, но их убрали. Пивную бутылку на памятнике оставили. Выпить хотите? — неожиданно спросил меня этот московский интеллигент. И достал из портфеля аккуратный шкалик коньяка. В силу своей дурацкой застенчивости я отказался.
— Это… знаете, это мой любимый человек! — волнуясь, сказал человек.
Памятник, как и сам Мандельштам, кажется абсолютно беззащитным. При этом почти все, проходящие мимо, по улице к метро «Китай-город» просто не знают о его существовании. Это тихое, почти полностью замкнутое от внешнего мира пространство. Приходящие сюда изредка читающие москвичи, поклонники поэта как бы пытаются его сберечь, оградить — как в рассказе Л. Пантелеева «Честное слово», стоят на посту, как мой давешний незнакомец.
Есть даже традиция, поддерживаемая «мандельштамовским обществом» Москвы — в день его смерти 27 декабря собираться у памятника, «сочетая стихи, цветы и рюмку водки» (изящно сказано, да?). Рюмка водки в публичном месте — боюсь, возможна только у этого памятника. Но все остальное время Мандельштам бесконечно одинок.
Его установили в 2008 году (скульпторы Дмитрий Шаховской, Елена Мунц, архитектор Александр Бродский).
Выбранное ими место — такая вот странная площадочка (а вовсе не «небольшой скверик», как вы прочитаете в сети), неожиданное возвышение на улицей Забелина, огороженное стеной — дает это странное ощущение заброшенности, здесь даже митинг толком не проведешь, с речами и микрофоном. Рядом — на исторической стене табличка со словами Мандельштама:
Я хочу, чтоб мыслящее тело
Превратилось в улицу, в страну
Позвоночное, обугленное тело
Осознавшее свою длину.
И это довольно точная в историческом смысле цитата — никакого «дома», «квартиры», места обитания в поэта в Москве не было. «Домом» Мандельштама стали его стихи — эти рукописи, перепечатки, бережно передаваемые из рук в руки в годы, когда он был под запретом.
Вообще все его детство, вся его биография связаны с Питером. Он был питерский человек. Потом бесконечные скитания. В Москве он жил в двух местах, одно из них здесь, в Старосадском, где Мандельштама приютила семья его старшего брата на несколько месяцев.
«Там, в узком пенале-комнатушке брата Шуры и его жены Лели, в огромной, на 11 семей, коммуналке, Мандельштам провел в общей сложности более полугода — столько же или даже больше, чем в своей роковой квартире в Нащекинском: днем он выбегал на кухню вскипятить чай, в коридор к телефону поругаться с редакторами, затыкал уши от скрипичных репетиций Александра Герцевича за тонкой перегородкой, а по ночам писал стихи», эту цитату я почерпнул из замечательной статьи, в которой очень подробно и дотошно описывается целая эпопея установки этого памятника Мандельштаму, и всех остальных его памятников в России.
Меня больше всего поражает тут, на улице Забелина, даже не этот прекрасный бюст, полуслепая голова, и не общее изящество конструкции, и даже не вот эта отгороженность, замкнутость места (очень созвучная фигуре Мандельштама), а одна небольшая деталь — которую вы можете даже не заметить.
Это такие камни, пирамидкой сложенные по углам атриума или «скверика» (на мой взгляд, просто площадочки), в которой это все расположено. Камни эти — как знаки безымянных могил, где-то там, на просторах Сибири и Дальнего Востока, когда упавших замертво зеков хоронили прямо в камеломнях или рудниках, и оставляли лишь вот такие столбики — на всякий случай.
Мандельштам у нас в городе был случайным гостем, он не остепенился и не обжился, так что памятник ему уместен именно такой — полуподпольный, почти незаметный, застенчивый и неброский. Чего я не могу сказать о памятнике другому «гостю Москвы», который в ней тоже бывал лишь наездами и жил недолго — писателю Михаилу Шолохову на Гоголевском бульваре.
Но об этом в следующий раз — подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить.
