Борис Минаев

Площадь Пресненской заставы и находящееся на ней метро «Улица 1905 года» выглядят довольно буднично и кажутся типичным старым московским фабрично-заводским районом. На самом деле, это не совсем так, хотя сама фабрично-заводская архитектура, к сожалению, у нас ужасно недооценена. Я лично могу бесконечно смотреть на старые корпуса текстильных мануфактур, многие из которых родились аж в восемнадцатом веке, и уж точно — в девятнадцатом. Их не сносят, к счастью, но перелицовывают и переделывают, превращая в деловые центры...

Находясь буквально на вершине великого Пресненского холма — то есть на площади Пресненской заставы, которая располагается аккурат между бывшим «пьяным магазином» (ныне «Макдональдс») и Пресненским Мосторгом (ныне магазин «Бенетон») — мы поневоле смотрим куда-то вдаль, в сторону площади Восстания (ныне Кудринской), в сторону Большой Никитской и Кремля. Я бы сказал, смотрим вглубь Москвы. Ну… просто потому, что отсюда вся эта панорама очень хорошо видна. И стоя на этом месте, невозможно не вспомнить...

У каждого человека есть такое место, «откуда он все помнит». Пафосно это называется «малой родиной», не очень люблю это словосочетание, какое-то оно не точное, но, в общем, моя малая родина здесь — вокруг метро «Улица 1905 года». Именно «начиная отсюда» я все помню: как вообще выглядит город, двор, дом, сквер, площадь, перекресток, как выглядят трамваи городские тополя, крыши и закат над ними, как пахнет город, или как, лучше сказать, ощущается его воздух в разных частях. Об этом я написал несколько...

Это так называемые «Черные камни». В Калуге, недалеко от Каменного моста в огромных подвалах бывшего калужского отделения железной дороги, и в самом Березуйском овраге (над которым возведен виадук еще восемнадцатого века) — были расстреляны тысячи людей. Сколько точно, до сих неизвестно. Калужский мемориал возведен в 1999-м году. Он маленький по размеру, но абсолютно точный по замыслу (архитекторы Александр Токарев и Елена Кырчанова). Жаль только — нет на нем конкретных фамилий, да и вряд ли возможно восстановить их все...

Есть в Москве места, по которым я в силу разных причин — готов ходить сто раз, двести, не знаю, сколько. И каждый раз — воздух новый, и сквозь знакомые углы домов проступает что-то неведомое. И чем больше знаешь об этих местах — тем больше оно проступает. Этот маршрут — от Смоленки до Большой Пироговской, до сквера «Девичье поле» — он в общем, совсем не большой, быстрым шагом можно пройти за 15 минут. Но если останавливаться — можно и час гулять. Так, как гуляли мы однажды с Таней Рудишиной, критиком...

Мне когда-то очень хотелось написать (или снять сериал) под названием «Знаменитые московские дома» — да, но как выбрать? По какому признаку? Москва — океан историй, густо переплетенных. Но есть все же дома, на которых лежит некая особая печать. Иногда — добрая, иногда вполне мрачная. Таков дом 18 в Леонтьевском переулке. Мрачную репутацию он заслужил еще в девятнадцатом веке, когда здесь состоялась карточная игра, закончившаяся смертью одного из игроков — некого Тимофея Времева, конечно, помещика...

Суздаль в этот раз, конечно, приятно поразил. До нынешнего приезда во всей этой лакированной старине всегда виделось что-то советско-туристическое, с налетом «интуристовского шика». Как матрешки, только каменные. И не хватало какого-то усилия, чтобы проникнуть вглубь, в третье, так сказать, измерение. И вот оно пришло, это усилие — надо было просто пожить пару дней в хорошей гостинице, погулять четыре часа со знающим экскурсоводом, оценить прелесть местных настоек и наливок, ну и самое главное —...

Написав о памятниках писателям и поэтам, я не мог не вспомнить еще один «памятник» на бульваре. Это относительно новый памятник Михаилу Шолохову на Гоголевском. Мимо памятника никак не пройдешь — он расположен по обеим сторонам от пешеходной дорожки, по одну сторону — сам классик, гребущий на лодке, по другую — небольшой табун лошадей, как бы плывущих за ним. «Тихий дон» все читали, обсуждать художественные достоинства скульптурного произведения — не совсем мое дело, я о другом. А чего он тут все-таки...

Одно из достижений Олимпиады-80, вернее, так — одна из важных социокультурных новаций, которые она принесла — это прорыв в области графики и дизайна. Были, конечно, и раньше замечательные шрифты, особенно книжные, и великие дизайнеры, и даже торговые марки — ну, к числу удачных я бы отнес замечательный логотип электробритвы «Харькив» или эмблему завода «ЗИЛ» (да и других автозаводов). Но тем не менее, жизнь была отдельно, а дизайн отдельно. Вот после Олимпиады-80 все изменилось. Образцы советского олимпийского дизайна стали общемировым понятием...

Надо сказать, лицо Леонида Ильича Брежнева каким-то непостижимым образом слилось с лицом Олимпиады-80. Понятное дело, он был на закрытии и открытии, его постоянно показывали, но дело не только в этом. Было как-то видно, что он, уже сильно нездоровый пожилой человек, при этом страстный спортивный болельщик (это все знали), дико сентиментален, слезлив и действительно переживает Олимпиаду как-то очень лично. Благодаря во многом именно Олимпиаде, Брежнев из конкретного исторического деятеля, весьма...

По-разному переживала: ну скажем, взять хотя бы масштабную реконструкцию Москвы, о которой я писал в связи со спорткомплексом «Олимпийский» и его судьбой. Кстати говоря, в комментариях к этому тексту схлестнулись мнения тех, кто оплакивает «старую советскую Москву» и тех, кто превозносит новую (последних, конечно, гораздо меньше). Ок, но я ни слова не писал о том, устаревший это был стадион или нет, правильно ли его снесли или неправильно — я описывал лишь историю «Олимпийского» и самого района...

Каким-то непостижимым образом вокруг метро «Курская» возникал в различных исторических точках (и передавался из одной в другую) культурологический геном «протопопа Аввакума» — и это всегда было связано и с диссидентством, и с литературой, да и вообще с социально-острым искусством. Я уже говорил в предыдущих главах о Курском вокзале и Веничке Ерофееве, «Гоголь-центре» и Кирилле Серебренникове, кафе «Гладиатор» и лимоновцах из Нижнего во главе с их главным бунтарем (тогда) Захаром Прилепиным, о «Винзаводе» с Маратом Гельманом, а многое еще даже и рассказать-то не успел...