У моего мужа был товарищ, Евсеев, который попал в тюрьму. Сначала, конечно, отчаяние; мольбы Богу: за что? (Всем кажется, что уж его-то ни за что). Потом тяготы тюремной жизни, лишения, привыкание и, наконец, смирение.
Улёгся вечером на шконку, повернулся к стенке – вот он, дом родной. Так лежал несколько лет и смотрел: трещинки, вмятинки, звездочки, паучки. Целый день работает, только и думает: скорей бы к стеночке. Какая же она сердцу милая, как с ней уютно.
На каком-то этапе перестает хотеться на волю, забывается, что можно иметь другую жизнь, другие желания, кроме похлебать вечером баланды. Когда подходит день освобождения, он почти не вызывает в тебе радостных чувств – скорее, досаду, что опять приходится менять жизнь, весь ее уклад, перестраиваться под новую реальность. Ведь было и так неплохо.
Получается, какая бы обстановка ни окружала тебя, ты рано или поздно привыкнешь к ней, сроднишься и будешь считать своим домом, а выход из него будет подобен маленькой (или тотальной) смерти. Я наблюдаю, как встрепенулись комментаторы на пост о старении и умирании. Им неприятно думать об этом процессе, им хочется отбывать и отбывать здесь срок: любить свою стенку, свою шконку, ждать баланды.
Мы не торопим смерть, не хотим думать о ней, а ведь на самом деле это окончание тюремного заключения, радостный момент. По сути мы все – отбыватели, которые полюбили свою тюрьму. Нам пришлось сделать это, иначе здесь не выживешь. Хотя предпочитаем называть себя обывателями, чтобы скрыть от самих себя реальность
Кстати, выйдя на волю и будучи уже человеком довольно зрелым, Евсеев удачно женился на девушке на треть моложе себя, родил с ней детей и сейчас живет очень счастливо. Благодарит Бога за то, что пока он сидел, она подросла для него.
