В известном отечественном истерне режиссера Э.Кеосаяна "Неуловимые мстители" есть один колоритный персонаж в исполнении Бориса Сичкина, несравненный Буба Касторский со своими куплетами.
Наверняка все помнят, а кто-то и сам пытался напевать его знаменитое "Я одессит, я из Одессы, здрасьте".
К чему я вспомнил о нем?
Говорят, что его образ, манера исполнения, фирменный "стиль" был "срисован" создателями фильма с известного одесского исполнителя сатирических куплетов Льва (Лейбы) Марковича Зингера (Зингерталя).
Он не писал мемуаров, архива не заводил. Настоящее его имя Лейб Зингер, тринадцатый ребенок в бедной семье.
Как-то раз к 12-летниму Лейбу, который гулял на городской площади и глазел на шатер балагана, мечтая попасть на цирковое представление, обратился зазывала балагана. Он предложил мальчику разыграть сценку, в качестве платы - он попадет на представление. Конечно, мальчик согласился. По правде говоря не столько Лейб понравился балаганщику, сколько его кепка. Под ней спрятали яйцо, а потом зазывала шлепнул Лейба по голове и, яйцо расплылось под кепкой и потекло по физиономии. Безусловно, народ на площади хохотал.
И две минуты смеха зрителей дали Лейбу возможность попасть на представление.
Так и уехал он из города с этим бродячим цирком.
В 1897 году, семнадцатилетним, он находит свой жанр – начинает выступать на эстраде как куплетист-сатирик с песенками, куплетами и музыкой собственного сочинения. Ни музыке, ни стихосложению нигде не учился, наблюдал за другими исполнителями, что называется, впитывал из воздуха.
Придя на эстраду, он создал сценический псевдоним: Лейб заменил на Лев, прибавил звучное окончание "-таль" к фамилии, и иначе уже не именовался. Впоследствии псевдоним стал фамилией для всех членов его семьи, ее уже носят его правнуки в Сан-Франциско.
Он сам себе аккомпанировал на миниатюрной скрипке, размер которой по контрасту с долговязой худой фигурой куплетиста вызывал смех. Ему была свойственна не только сатира, но и самоирония, публика на бис просила исполнить серию куплетов "Зингерталь мой, цыпочка, сыграй ты мне на скрипочка".
Зингерталь умел не только смешить; на протяжении всего концерта он чередовал печальное и смешное, и публика то плакала, то смеялась. Он был настолько фантастически популярен, что появились "лжезингертали": они приезжали в глубинку, выдавали себя за знаменитость, и делали неплохие сборы.
Поэтому, собираясь на гастроли, он заказывал в типографии афиши с уведомлением:
Едет Лев Маркович Зингерталь – настоящий.
Он исполнял не только сатирические, но и куплеты на политические темы, что привносило в жизнь Зингерталя массу проблем. Одна такая история, случившаяся не на гастролях, а в Одессе, описана Валентином Катаевым в романе "Хуторок в степи".
На Ришельевской, недалеко от Александровского участка ( это было здание с каланчой на этой улице), стоял иллюзион "Биоскоп Реалитэ", и владелицей его была вдова греческого подданного мадам Валиадис, "женщина предприимчивая и с большим воображением".
Она наняла известного куплетиста Зингерталя, чтобы он выступал перед каждым сеансом. И любимец публики Зингерталь стал петь свои неизменные куплеты, такие, как "Солдаты, солдаты по улицам идут", "Целуй меня, Мотька, еще раз, еще много, много раз", "Одесситка – вот она какая" и особенно популярные – "Зингерталь, мой цыпочка, сыграй мине на скрипочка". Но однажды мадам предложила Зингерталю обновить свой репертуар чем-нибудь политическим и подняла цены на билеты.
В бывшей столовой, оклеенной старыми обоями, узкой и длинной, как пенал, перед каждым сеансом возле маленького экрана стал появляться любимец публики Зингерталь. Это был высокий тощий еврей в сюртуке до пят, в пожелтевшем пикейном жилете, штучных полосатых брюках, белых гетрах и траурном цилиндре, надвинутом на большие уши. С мефистофельской улыбкой на длинном бритом лице, с двумя глубокими морщинами на впалых щеках, он исполнял, аккомпанируя себе на крошечной скрипке, злободневные куплеты... Прижав к плечу своим синим лошадиным подбородком крошечную игрушечную скрипку, он взмахнул смычком, подмигнул почечным глазом публике и, намекая на Столыпина, вкрадчиво запел:
"У нашего премьера
Ужасная манера
На шею людям галстуки цеплять..."
Реакция властей была мгновенной. Зингерталь в 24 часа "вылетел из города", мадам Валиадис разорилась "на взятки полиции", а кинотеатр "Биоскоп Реалитэ" бесследно исчез.
Может не без участия Зингерталя выражение "столыпинский галстук", т.е. виселица, ушло в народ. Известно также, что Петр Столыпин в 1908 году вызвал на дуэль депутата II Государственной думы, использовавшего это выражение в своем выступлении.
Жизнь Льва Марковича стала мифом еще до ухода артиста, но отделять правду от вымысла уже не хочется: то, какие мифы возникают вокруг человека искусства, характеризует его лучше всякого документа.
Вот и стория, которая передается как семейное предание (со слов самого главного героя)
В 1918 году, когда большевиков выгнали из города и власть между собой делили Центральная Рада, Добровольческая армия и австрийцы, у Льва Зингерталя украли фрак. Какой-то босяк-форточник проник в гримерную и унес.
Что делать?
В этот, прямо скажем, переломный исторический момент у Льва Марковича был, увы, только один концертный фрак. Без него не в чем – в буквальном смысле! – выйти на сцену. Заказывать новый не на что и, главное, некогда – концерт завтра, и это единственное средство заработка. Лишившись его, можно смело "положить зубы на полку".
Но умные люди ему посоветовали:
— Лёва, не будь идиётом! Тебе остаётся только уповать или на бога, или на Мишу, что, в принципе, в Одессе одно и то же. Дуй на Молдаванку — бог, понятно, там жить без охраны не рискнёт, а вот Миша квартирует.
В 1918 году кто такой "Миша" одесситу объяснять было глупо — Миша Винницкий, он же Япончик, наместник бога в Одессе.
Утром Зингерталь, прикрыв котелком то, что ему подсказал здравый смысл, поплёлся на Молдаванку. Миша был занят — разговаривал с попугаем. После вчерашнего пати в подвальчике у тёти Бети у главаря налётчиков было тяжёлое утро. Увы, в то утро другие собеседники ему были просто не по силам. Поэтому Зингерталю пришлось трижды обрисовать ситуацию, чтобы Япончик его понял. А когда картина достойными кисти Репина мазками прорисовалась, он содрогнулся, а мозг его встал дыбом от возмущения:
— Жлобы! — вскричал он. — Грабить артиста, которого они должны носить на руках за то, что он для них сделал!
И это была чистейшая, как водка у тёти Бети, правда.
Это Зингерталь написал песню, нет, не песню, а гимн всех одесских налётчиков "Стой! Ни с места! Руки вверх", которую только вчера хор лучших стволов Одессы распевал у тёти Бети.
— Лев Маркович, не будем размазывать сантиментов! Миша даёт вам слово, шо тот, кто такого сделал, ещё раз об такого даже подумать забудет, потому что я лично ему руки повырываю! Лев Маркович, Миша не попугай, чтобы повторять, — просто сидите дома, куда вас пулей довезёт мой автомобиль, и ждите.
Это обещание Япончик сдержал, причем молниеносно. В тот день в течение нескольких часов вежливые молодые люди принесли куплетисту более десятка фраков разного размера, цвета и изношенности.
Один стащили в цирке у шпрехшталмейстера, другой – у тенора Оперного театра, третий – у швейцара ресторана (раздели перед входом).
Там было все что угодно, не было только фрака, украденного у самого Зингерталя. Однако он не растерялся, составил из принесенных разноцветный комплект, и концерт, несмотря ни на что, состоялся.
Кстати, Л. Зингерталь – автор музыки к знаменитым "Лимончикам". Куплетам их нет числа, и во времена НЭПа в каждом ресторане звучала своя версия. "Лимончики" ("лимон" – миллион) – своего рода ответ российскому "Яблочку", распространившемуся ранее, в начале революции. Утесов переложил куплеты для джаз-оркестра, Лебедев-Кумач приписывал себе авторство, но, учитывая, что это, судя по лексике, именно одесские куплеты, первым придумал и исполнил "Лимончики" Зингерталь. С его легкой руки они пошли в массы и подверглись тиражированию и переделкам.
Для молодых актеров шестидесятых годов, стремящихся обновить советский театральный канон, расширить жесткие его рамки, Лев Маркович Зингерталь, пришедший на эстраду в конце ХIХ века, был просто неисчерпаемым кладезем.
Если судить по игре А. Миронова в пьесе Маяковского "Клоп" (роли Присыпкина и Олег Баяна), по спетым им песням (например, "Остров невезения" в фильме "Бриллиантовая рука" или "Белеет мой парус" в телесериале "12 стульев"), по исполненным им куплетам ("Любовь не картошка" и др.), уроки старого куплетиста пошли на пользу.
А вот что пишет А. Ширвиндт в книге воспоминаний "Былое без дум", изданной в 1994-м году:
...Бессознательно льстишь самому себе. Но сурово и честно… думаю, что самая точная аналогия со мной – это Л.М. Зингерталь, под фотографией которого в какой-то одесской книжке начала прошлого века написано: "Зингерталь – известный одесский салонный юморист и импровизатор".
Многие так или иначе соотносили себя с этим человеком и пользовались его текстами. В. Высоцкий, сократив и адаптировав песню Зингерталя, считавшуюся к тому времени городским фольклором, пел ее в таганском спектакле "10 дней, которые потрясли мир". Эта переделка известна как "На Перовском на базаре…"
Сорок два года выступал он на подмостках эстрады. А потом, когда пришла старость, Лев Маркович нашел в себе нравственные силы вовремя уйти со сцены. Он перешел на административную работу, работая билетером в летнем театре в Горсаду, а зимой в филармонии.
Одесский куплетист-сатирик, пришедший на эстраду в девяностых годах позапрошлого века, старейшина жанра, исполнитель, автор текстов и скрипач-аккомпаниатор в "одном флаконе", он был участником артистической жизни города, юга Российской империи, а затем и СССР на протяжении 75 лет, вплоть до своего девяностолетия.
( по материалам сайтов: booknik.ru, odesskiy.com, ruscircus.ru, odessa-life.od.ua, odessa-memory.info)
