Теперь, когда многое переоценивается в нашем прошлом, подвиг и самоотверженность народа в тяжкие дни Великой Отечественной войны по-прежнему сохраняются в сознании как великое свершение в отечественной и мировой истории.
История знала немало примеров силы духа и беззаветной защиты городов от иноземных захватчиков. Но пережитое жителями Ленинграда в период длительной блокады и обороны от рвавшихся к городу фашистских армий столь велико по масштабу и героизма, и бедствий, и жертв, что вряд ли с чем-либо сравнимо.
Вологжане первыми принимали ленинградцев в обстановке тыловой жизни, старались обиходить их.
Обстоятельства же, при которых проходила эвакуация огромного людского потока из Ленинграда и фронтовых областей, не всегда позволяли вести четкий и подробный учет всего, что касалось человеческого фактора даже в том случае, когда составлялась последняя запись о человеке, чья жизнь безжалостно обрывалась вследствие неимоверных лишений, мук голода и холода. И без того лаконичные записи военного времени нередко содержат пробелы, касающиеся места жительства до эвакуации, сведений о дате рождения, то есть самого важного, без чего трудно установить личность эвакуированного. А ведь многих и многих из них до сих пор безуспешно разыскивают их родственники.
На страницах одной из книг мы можем найти имя Антонины Михайловны Рябинкиной. Потрясающая своим трагизмом история семьи Рябинкиных, изложенная в чудом сохранившемся дневнике Юры Рябинкина, привлекла внимание А. Адамовича и Д. Гранина — авторов опубликованной в 1984 году «Блокадной книги». Единственный уцелевший член семьи — родная сестра оставшегося шестнадцатилетним Юры — Ирина Ивановна (теперь она носит другую фамилию) вспоминает:
«Зимой, особенно в декабре, январе, вся надежда была на эвакуацию.
И вот, помню, мама уже принесла теплую одежду: стеганые штаны, стеганую фуфайку для Юры... Юра встал, прислонившись к сундуку, опираясь на палку, но идти не мог... Юра остался дома...
Это был январь сорок второго. Ехали мы в эшелоне долго.
Я помню эту товарную теплушку. Да, а когда мы к Московскому вокзалу добирались пешком по Невскому, мама порывалась все назад, за ним: «Там Юрка остался!»
...Мы добрались до Вологды. И вот я на вокзале... Сколько лет прошло, а я помню: диванчик, маму и себя на этих узлах... Когда мы тогда приехали, нам дали по глубокой тарелке пшенной каши с кусками мяса, нарезанного кубиками. Затем выдали талоны, и вот мама несет целую буханку хлеба... А часов в шесть утра она лежала уже с пеной, с закрытыми глазами. Она умерла на этой скамейке. Мама умерла двадцать шестого января».
Антонина Михайловна Рябинкина, сорока лет, причина смерти — истощение, похоронена на Горбачевском кладбище города Вологды. Она совершила свой последний материнский подвиг: умирающая, довезла до Вологды и тем самым спасла дочь. А спасти сына сил уже не хватило.
В 90-е годы в Вологде был составлен печальный поминальник эвакуированных ленинградцев, захороненных в военные годы на территории, приютившей их.
Трагические судьбы тех, кому посвящен «Реквием», не могут оставить равнодушными ныне живущих. «Реквием» — не только своеобразный памятник в честь эвакуированных, не только напоминание об их неповторимом мужестве и стойкости, об их ни с чем не сравнимых муках и лишениях. «Реквием», как надеются его составители,— маленькое звено, без которого цепочка поколений представлялась бы разорванной. Нынешние поколения должны постоянно ощущать присутствие или отсутствие тех, кто жил или мог жить ранее. Они должны оставаться в нашей жизни.
Именно поэтому в Реквиеме помещается список эвакуированных, фамилия, имя и отчество которых либо не полностью воспроизводятся в документе, либо вообще не упоминаются. Вместо этого зафиксировано:
«Неизвестная», «Неизвестный». Всего таких лиц оказалось 122, в том числе 52 женщины и 70 мужчин. Данные о них не включены в общий перечень и не вошли в сводную таблицу.
Однако и эти крохи информации могут быть полезны для последующего поиска и установления имен и судеб эвакуированных.