Практически все, бывшие около Пушкина в его последние часы, пишут о некотором улучшении состояния поэта 28 января.
В письме А.И.Тургенева мы читаем: «Два часа. Есть тень надежды, но только тень, т. е. нет совершенной невозможности спасения. Он тих и иногда забывается».
Как-то ободряет В.И.Даль, по словам В.А.Жуковского, «имевший сначала более надежды, нежели другие». Вскоре после смерти Пушкина Даль написал ценнейший документ - записку «Смерть А.С.Пушкина», где рассказывает: «Пульс сделался ровнее, реже и гораздо мягче; я ухватился, как утопленник, за соломинку и, обманув и себя и друзей, робким голосом возгласил надежду. Пушкин заметил, что я стал бодрее, взял меня за руку и сказал: “Даль, скажи мне правду, скоро ли я умру?” — “Мы за тебя надеемся ещё, право, надеемся!” Он пожал мне руку и сказал: “Ну, спасибо”. Но, по-видимому, он однажды только и обольстился моею надеждою; ни прежде, ни после этого он ей не верил». На какой-то момент приободрились и друзья поэта. На следующее утро Тургенев писал: «Вчера в течение вечера как казалось, что Пушкину хотя едва, едва легче; какая-то слабая надежда рождалась в сердце более нежели в уме». Жуковский, видимо, поделился этими надеждами с Еленой Павловной, о чём говорит её очередная записка: «Тысяча благодарностей за внимание, с которым Вы, мой добрый г. Жуковский, делитесь со мною Вашими надеждами, они становятся также моими, и я прошу Вас сообщить мне, хотя бы на словах, длится ли улучшение. Если бы это было угодно Богу!»
И именно в эти минуты некоторого облегчения Пушкин сказал Данзасу: «Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского, мне бы легче было умирать». А может быть, немного согревало присутствие одного из «скотобратцев»? По рассказам современников, в этот день, узнав о дуэли, на Мойку приезжала Ю.К.Глинка, сестра Вильгельма Кюхельбекера, но Пушкин не мог её принять.
«Он часто призывал к себе жену; но разговаривать много не мог, ему это было трудно», - вспоминает Данзас.
И снова о Натали. Я уже писала, что и в последние свои часы поэт стремился всеми силами охранять покой той, кого так любил. П.А.Вяземский в письме А.Я.Булгакову расскажет: «Первые слова его жене, когда внесли его в комнату раненого и положили на диван, были: ‘’Как я счастлив! Я ещё жив, и ты возле меня! Будь покойна! Ты не виновата; я знаю, что ты не виновата”». Тургенев запишет: «С каким нежным попечением он о ней, в последние два дни, заботился, скрывая от неё свои страдания». Пояснит и подробнее: «Он часто призывает на минуту к себе жену, которая всё твердила: “Il ne mourra pas, je sens qu’il ne mourra pas [Он не умрёт, я чувствую, что он не умрёт]”. Теперь она кажется видит уже близкую смерть. — Пуш.: со всеми нами прощается; жмёт руку и потом даёт знак выйти. Мне два раза пожал руку, взглянул, но не в силах был сказать ни слова. Жена опять сказала: “Quelque chose me dit qu’il vivra [Что-то мне говорит, что он будет жить]”».
Племянник поэта Л.Н.Павлищев приводит в своих воспоминаний несколько высказываний об отношениях супругов Пушкиных. Всем известно, что пушкинисты относятся к книге Павлищева с большой осторожностью: в ней много неточностей, подчас подтасовок. К тому же хорошо известно почтение, с которым он относился к тётке (как известен и её отзыв о нём: «Горячая голова, добрейшее сердце, вылитый Пушкин»). И тем не менее, думаю, прислушаться к ним стоит.
«Убеждение Александра в непорочности жены, – говорила Ольга Сергеевна, – умеряло его предсмертные страдания; это убеждение он засвидетельствовал не только на смертном одре, но и в самый разгар ужасной драмы, главным образом перед врагами». Другой отзыв – одной «из знакомых дяди»: «Не так отнёсся бы Пушкин к жене, если бы считал её виновной, а порешил бы с нею, как Отелло с Дездемоной». И третий – Н.Ф.Арендта: «Для Пушкина жаль, что он не был убит на месте, потому что его мучения были невыразимы, но для чести жены его счастье, что он остался жив; никому из нас, видя его, нельзя сомневаться в её невинности и в любви, которую к ней Пушкин сохранил».
***************
Последняя ночь Пушкина… Видимо, она менее мучительна, чем предыдущая (про ту Данзас вспоминал: «В продолжение ночи страдания Пушкина до того увеличились, что он решил застрелиться. Позвав человека, он велел подать ему один из ящиков письменного стола; человек исполнил его волю, но, вспомнив, что в этом ящике были пистолеты, предупредил Данзаса. Данзас подошёл к Пушкину и взял у него пистолеты, которые тот уже спрятал под одеяло; отдавая их Данзасу, Пушкин признался, что хотел застрелиться, потому что страдания его были невыносимы»), однако, как отмечал в своей записке Даль, «уже с полуночи и в особенности к утру общее изнеможение взяло верх; пульс упадал с часу на час».
Всю ночь рядом с поэтом были Даль и Данзас, в соседней комнате – Жуковский, Вяземский, Виельгорский. Рядом с Натали – любимая тётушка и княгиня Вяземская…
Снова рассказ Даля: «Почти всю ночь держал он меня за руку, почасту просил ложечку холодной воды, кусочек льду и всегда при этом управлялся своеручно — брал стакан сам с ближней полки, тёр себе виски льдом, сам снимал и накладывал себе на живот припарки, и всегда ещё приговаривая: “Вот и хорошо, и прекрасно!" Собственно, от боли страдал он, по словам его, не столько, как от чрезмерной тоски, что нужно приписать воспалению брюшной полости, а может быть, ещё более воспалению больших венозных жил».
И снова – мысли о Натали. «”Кто у жены моей?” — спросил он между прочим. Я отвечал: много людей принимают в тебе участие, — зала и передняя полны. “Ну, спасибо, — отвечал он, — однако же поди, скажи жене, что все, слава Богу, легко; а то ей там, пожалуй, наговорят”»; «Когда тоска и боль его одолевали, он крепился усильно, и на слова мои “терпеть надо, любезный друг, делать нечего; но не стыдись боли своей, стонай, тебе будет легче", — отвечал отрывисто: “Нет, не надо стонать, жена услышит, и смешно же это, чтобы этот вздор меня пересилил!"».
Утром стало ясно, что никакой надежды нет. «Арендт сказал мне решительно, что всё кончено и что ему не пережить дня», - вспоминал Жуковский. Из записки И.Т.Спасского: «Рано утром 29 числа я к нему возвратился. Пушкин истаевал».
Толпа на улице всё увеличивается. Тургенев рассказал в письме от 29 января: «Весь город, дамы, дипломаты, авторы, знакомые и незнакомые наполняют комнаты, справляются об умирающем. Сени наполнены не смеющими взойти далее».
Другие рассказы Александра Ивановича – и о поэте, и о Натали. 10 часов утра. «Сегодня впустили в комнату жену, но он не знает, что она близ его кушетки, и недавно спросил, при ней, у Данзаса, думает ли он, что он сегодня умрёт, прибавив: “Я думаю, по крайней мере желаю. Сегодня мне спокойнее и я рад, что меня оставляют в покое; вчера мне не давали покоя"». «1 час. Пушкин слабее и слабее... Надежды нет. За час начался холод в членах. Смерть быстро приближается; но умирающий сильно не страждет; он покойнее. Жена подле него. Он беспрестанно берёт за руку. Александрина — плачет, но ещё на ногах. Жена — сила любви даёт ей веру — когда уже нет надежды! — Она повторяет ему: “Tu vivras [Ты будешь жить]!"
Видимо, какая-то надежда не оставляла Натали до последней минуты. Ещё один эпизод, о котором пишут практически все. Рассказ Даля: «Ударило два часа пополудни, 29 января, — и в Пушкине оставалось жизни только на три четверти часа… Пушкин открыл глаза и попросил мочёной морошки; когда её принесли, то он сказал внятно: “Позовите жену, пусть она меня покормит”. Наталия Николаевна опустилась на колени у изголовья умирающего, поднесла ему ложечку, другую — и приникла лицом к челу мужа. Пушкин погладил её по голове и сказал: “Ну, ничего, слава Богу, всё хорошо”. А Спасский добавит: «Это обмануло несчастную его жену; выходя, она сказала мне: вот увидите, что он будет жив, он не умрёт».
И последние слова поэта… Снова рассказ Даля: «Умирающий, несколько раз, подавал мне руку, сжимал и говорил: “Ну, подымай же меня, пойдём, да выше, выше, ну, пойдём”. Опамятовавшись, сказал он мне: “Мне было пригрезилось, что я с тобою лезу по этим книгам и полкам высоко — и голова закружилась”. Раза два присматривался он пристально на меня и спрашивал: “Кто это, ты?” — “Я, друг мой”. — “Что это, — продолжал он, — я не мог тебя узнать”. Немного погодя он опять, не раскрывая глаз, стал искать мою руку и, протянув её, сказал: “Ну, пойдём же, пожалуйста, да вместе!”… Я, по просьбе его, взял его под мышки и приподнял повыше. Он вдруг, будто проснувшись, быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал: “Кончена жизнь!" Я не дослышал и спросил тихо: “Что кончено?" “Жизнь кончена", — отвечал он внятно и положительно. “Тяжело дышать, давит", — были последние слова его. Всеместное спокойствие разлилось по всему телу; руки остыли по самые плечи, пальцы на ногах, ступни и колени также; отрывистое, частое дыхание изменялось более и более в медленное, тихое, протяжное; ещё один слабый, едва заметный вздох — и пропасть необъятная, неизмеримая разделила живых от мёртвого. Он скончался так тихо, что предстоящие не заметили смерти его»…
29 января. 2 часа 45 минут…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
