Сразу после женского праздника полк снялся с места, надеясь до выходных преодолеть четыре этапа пути на авиабазу Мары. Первая посадка была в Чорткове. Моё звено прибыло туда с группой руководства заранее, вылетели пораньше, чтобы пройти таможню и до прилёта наших истребителей оказаться на аэродроме первой посадки. Руководитель полётов со своей группой заняли свои места, а мы ошивались около транспортника на стоянке.
В Чорткове была настоящая зима: местность была прикрыта снегом, небольшой мороз и лёгкая позёмка. Аэродром был вычищен и готов к приёму полка. Ветер очень быстро выстудил грузовой отсек транспортника и мы перешли в помещение стартового домика. Время у нас было: пока полк сядет, пока заправится, пока уйдёт… Тут, главное, обед не пропустить.
Уже в процессе посадки полка погода стала ухудшаться — пошёл небольшой снег. А когда сели замыкающие звенья, то началась метель. Об уходе не могло быть и речи: на полосе и рулёжках быстро образовались языки снега, а видимость оставляла желать лучшего. Полк начал готовиться к ночёвке.
На следующий день погода не улучшилась. Только к обеду снег перестал валить и ветер ослабел. Выходные полку предстояло провести на первом промежуточном аэродроме. А местным службам надо было очистить аэродром, чтобы в понедельник избавиться от непрошеных гостей и войти в нормальный ритм службы.
В воскресенье после завтрака желающим разрешили выйти в город. Карамазовым не сиделось на месте, им нужны были впечатления и мы втроём — старший лётчик отказался — поехали побродить по маленькому украинскому городку. После аккуратного немецкого Мерзебурга, в котором стоял наш гарнизон, Чортков показался серым и неухоженным. Тротуары были завалены грязной снежной кашей, на проезжей части уже начали образовываться лужи, а редкие автомобили и не думали перед ними притормаживать. За полтора года в ГДР я уже привык к пестроте прохожих на улицах, и мне сразу бросилось в глаза тёмная однотонная одежда чортковских горожан. Ни одного яркого пятна на серых улицах.
Зашли ради интереса в универмаг. Привычная скудость и однообразие товаров на прилавках нас не удивила, но контрастировала с немецкими магазинами. В отделе одежды выбор был небольшой и однотонный. Длиннее всего был ряд с фуфайками, самой массовой рабочей одеждой в Союзе. Правда, были они двух цветов: чёрные и тёмно-синие.
Мы побродили по магазинам, других развлечений не подвернулось, и к обеду вернулись в казарму, которую нам отвели для ночёвки.
Настроение после экскурсии у меня было подавленным: обидно стало за людей, которым социалистическое государство не могло обеспечить существование, хотя бы на уровне ГДР. Правильно сказал Коля Т., отказываясь идти с нами в город: «А что я там не видел?»
В понедельник мы улетели спозаранку на транспортнике в Миргород — аэродром второй посадки полка. Этот аэродром мне был знаком, я летал на нём на втором курсе на Л-29 и на третьем — на МиГ-17. В Миргороде служил наш однокашник Миша Мороз, который был у нас старшиной роты в училище. Мне было интересно посмотреть на него. В роте это был солидный мужчина, поступил в училище после трёх лет службы танкистом на Кубе. Строгий старшина с зычным голосом, форма красиво облегала мощную фигуру с обозначившимся брюшком. Для меня он был уже большим начальником. Мороз был в авторитете у отцов-командиров, не смотря на то, что учился средненько, да и лётная подготовка у него не блистала. Но мне казалось, что с карьерой у него будет всё хорошо в полках.
Миргород встретил нас настоящей весной: травка вовсю зеленела, а в воздухе стоял стойкий запах цветения абрикос. Местный полк в этот день летал и все были на аэродроме. Когда наши вошли в дальнюю зону района аэродрома, миргородцы быстро прикрыли свои полёты. Лётчики местного полка собрались в стартовом домике и я без труда выловил однокашника. Мы отошли в тень деревьев, чтобы поболтать. Но разговора не получилось. Миша был какой-то нервный, не выпускал из рук защитный шлем с кислородной маской и часто кого-то выискивал взглядом у стартового домика. Оказалось, что он летел с замкомэской на проверку и боялся его пропустить. Мне стало неудобно, что я отрываю его от дела, которое его сильно заботило и распрощался с ним. Бывший старшина рысцой направился к домику.
Полк в Миргороде не задержался и после заправки взял курс на Насосную длинной вереницей звеньев. Мы дождались пока крайнее звено пройдёт точку возврата на Миргород, погрузились в транспортник и направились по воздушным трассам сразу в Мары. По всему выходило, что полк за этот день успеет добраться до авиабазы.
На авиабазе тоже должна была быть лётная смена, авиаторы находились на аэродроме, но была песчаная буря с видимостью, при которой местные не летали. Солнце бледным пятном едва угадывалось в желтоватом небе, горизонт не просматривался. Но командир нашей дивизии, который тоже был в боевом порядке полка, на Насосной принял решение закончить перелёт в этот день. И полк пошёл на четвёртый этап.
Меня немного удивило, что марыйский полк не летает, видимость была неплохой, по сравнению с той, которая господствовала на мерзебургском аэродроме. Правда, небо смешалось с землёй, чего в Мерзебурге в таком виде не бывало. Местные лётчики удивились решению нашего гвардии генерала Архарова на перелёт и считали, что это круто. Услышав такое мнение, я даже немного загордился подготовкой своих однополчан в заходе на посадку при установленном минимуме погоды.
Но перелёту закончится в этот день было не суждено.
Генерал, приземлившись в Марах, оценил фактические условия на аэродроме. Посадки при такой видимости были вполне по силам нашим лётчикам, но дул попутно-боковой ветер, который генералу не понравился. Он сразу поднялся на КДП, чтобы лично наблюдать за посадками лётчиков полка. Вначале всё шло нормально. Но когда приземлилось звено управления нашей второй эскадрильи, то вторая пара выкатилась за пределы полосы. Точнее — замкомэска выкатился до самого АТУ и остановился сам уже в сетке, а начальник штаба не вписался в рулёжку и сшиб шлагбаум. И причиной этому стал невыход тормозных парашютов при попутно-боковом ветре.
Генерал завернул самолёты, которые могли вернуться в Насосную, назад, а тех, кто уже рубеж возврата прошёл, лично проинструктировал каждого по действиям на посадке. Предупредил о возможности невыхода тормозного парашюта и о попутно-боковом ветре. Лётчики знали что надо делать: подойти в точку выравнивания на минимальной расчётной скорости, угнездиться в начале полосы приземления, держать носовое колесо поднятым, пока нос сам не опустится. Если парашют не выйдет, торможение начинать попозже, но энергично, чтобы не перегреть колёса. При выкатывании держать строго по центру сетки АТУ. Если там ещё никого нет.
Третья эскадрилья осталась в Насосной, остальные благополучно зарулили после посадки на стоянку авиабазы. Самолёт из АТУ вытащили и отбуксировали на стоянку. Оба самолёта получили небольшие царапины и от работы на авиабазе не отстранялись. Парашюты у выкатившихся самолётов оказались смёрзшимися, поэтому и не вышли. Пришлось выждать некоторое время, чтобы вытащить их из гондол.
А получилось это потому, что звено управления нашей эскадрильи на посадке в Насосной попало под ливень, который очагом вынесло с Каспия. Два осторожных майора не стали рисковать на мокрой полосе под струями воды и выпустили тормозные парашюты. И оказались единственными, кто намочил парашюты под дождём. Сухих парашютов не было на замену и они уговорили специалистов установить им свои, мокрые, - время поджимало. Пока они летели до авиабазы, парашюты замёрзли на большой высоте. А они про это и не подумали.
Когда все приземлились, одни в Марах, другие в Насосной, генерал-майор занялся просто майорами. Комдив был человеком деликатным и устроил экзекуцию в отдельном кабинете, чтобы подчинённые не слышали. Майоры вышли от него красные и с виноватым видом. Уселись в уголке и стали писать объяснительные, вяло обмениваясь друг с другом пережитыми моментами.
На другой день остатки полка прилетели на авиабазу. Генерал устроил короткий разбор перелёта, вполне миролюбивый, а в конце разбора объявил командиру полка, что он отстранил майоров от полётов на авиабазе. Комполка метнул зверский взгляд на злополучную пару, но не осмелился при комдиве разразится своими обычными словесными унижениями подчинённых. Тем более, что генерал при этом присовокупил, мол, считай что их убило. Что с убитых возьмёшь?
Мне и в голову в этот момент не могло прийти, чем мне аукнется на проверке отстранение майоров от полётов.
