У Наума Коржавина, русского поэта, есть такие смешные стихи, «Памяти Герцена, или Баллада об историческом недосыпе».
Любовь к Добру сынам дворян жгла сердце в снах,
А Герцен спал, не ведая про зло…
Но декабристы разбудили Герцена.
Он недоспал. Отсюда все пошло.
Еще несколько строф, и потом хрестоматийное:
Все обойтись могло с теченьем времени.
В порядок мог втянуться русский быт…
Какая с*** разбудила Ленина?
Кому мешало, что ребенок спит?
Допускаю, что нынешним студентам и школьникам не совсем понятно, в чем юмор. А дело в том, что много десятилетий советской власти все студиозусы и все школяры знали наизусть и тщательно зубрили известную фразу Ленина: «Декабристы разбудили Герцена, Герцен развернул революционную агитацию» — ну и дальше до большевиков и до гражданской войны, чтобы было понятно, как все это «у нас получилось».
Зачитываясь в прошлом году романом-исповедью Герцена «Было и думы», я дошел и до этой истории.
«Полиция следила за нами давно, но, нетерпеливая, не могла в своем усердии дождаться дельного повода и сделала вздор. Она подослала отставного офицера Скарятку, чтоб нас завлечь, обличить; он познакомился почти со всем нашим кругом, но мы очень скоро угадали, что он такое и удалили его от себя. Другие молодые люди, большей частью студенты, не были так осторожны...
Один студент, окончивший курс, давал своим приятелям праздник 24 июня 1834 года. Из нас не только не было ни одного на пиру, но никто не был приглашен. Молодые люди перепились, дурачились, танцевали мазурку и между прочим хором спели известную песню Соколовского:
Русский император в вечность отошел
Ему оператор брюхо распорол
Плачет государство плачет весь народ
Едет к нам на царство Константин урод.
Середь пения отворилась дверь и вошел Цынский с полицией».
По этому «делу» у Огарева, Герцена и еще нескольких их друзей произвели обыски, нашли письма, состряпали дело о государственном заговоре.
Ничего вам не напоминает?
В общем, мысль моя такова — «разбудили» Герцена вовсе не декабристы, а полицейский провокатор Скарятка и другие жандармские чины, рьяно выслуживавшиеся перед своим начальством.
В Москве у Герцена есть несколько важных адресов — это и имение его отца на Сивцевом Вражке, где сейчас находится музей его имени, и еще около десяти адресов — Большой Патриарший, Волхонка, Денежный, Малый Власьевский и так далее — дома, где он квартировал, где встречались кружки молодой московской интеллигенции. Обо всем этом можно прочесть в замечательной книге Вячеслава Недошивина «Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны».
Но есть одна московская локация Герцена, которой в книжке нет. Как и нет и самого дома, конечно, давно уже, но место-то осталось. Это — полицейская «Пречистенская часть», где он впервые был под арестом. Неподалеку от нее располагалось «пожарное депо», где и сейчас стоит старинная пожарная каланча (Пречистенка, 22).
Вот где-то тут он и сидел впервые под арестом.
«Я отворил окно — день уже начался, утренний ветер подымался; я попросил у унтера воды и выпил целую кружку. О сне не было и в помышлении. Впрочем, и лечь было некуда: кроме грязных кожаных стульев и одного кресла, в канцелярии находился только большой стол, заваленный бумагами…».
Прошло почти двести лет.
