Ощущение лёгкости, полёта, которое вдруг ощутила Катарина было не просто странным, оно было диким, непривычным, совершенно забытым ею, забытым настолько, что на секунду показалось, что она взлетает от резкого движения, а ведь просто села на кровати. В окна било яркое летнее солнце, видимо бабушка уже открыла ставни, она так всегда делала, что бы разбудить ленивицу, а редкий цветастый ситчик на боковом окошке шевелил ветерок, окно было открыто. Катарина неуверенно встала, боясь, что её унесёт сквознячком, такой невесомой она себе казалась, удивлённо глянула на подол тоненькой бязевой рубашки почти до пят (лет двадцать таких не носила), коснулась густых прядей распущенных волнистых волос и со страхом подошла к зеркалу, горделиво венчавшему потертую дверь огромного дубового шкафа. Зеркало было мутноватым, особенно по краям, поэтому девушка с огромными глазами и водопадом волос, как будто выступившая из тумана, показалась ей незнакомой. Но вдруг что-то случилось, туман рассеялся, и Катя нахмурилась, разглядывая в зеркале крошечный прыщик на носу.
-Ну вот! Опять! Весь вечер вчера бабкины полынные примочки делала, а толку нет. Хорошо на куриный помет не согласилась. Придумает ведь…
-Катя. Катя!!! Ну сколько тебя ждать, мы с дедом уж чаевничаем, ах ты соня этакая.
Катя только успела скинуть рубашку, быстренько натянуть сарафан вышитый ромашками, как дверь распахнулась, и вместе с облаком вкусного кухонного аромата блинов и вишневого варенья появилась бабушка. Большая, полная, в длинном темном платье в еле заметный горошек, в красивом фартуке с пышными оборками, с гладко зачесанными и собранными на затылке в тяжелый узел тёмными волосами и с мягким, румяным лицом, она сдерживала улыбку и строго грозила внучке пальцем.
-Опять на танцульках допоздна плясала? Вот я проскажу про вас председателю, пускай он вас, бездельников, на свёклу поставит. Людям в помощь, колхозу в пользу. А то выгулялись, гладкие, как тёлки. Иди, ешь. С дедом за травой пойдёшь. Троица на носу.
Катя мигом заплела косу, проскочила мимо бабки, зная, что чуть зазеваешься и та приложит крепкую ладонь к внучкиной упругой заднице. Она пронеслась по тёмному коридору мимо ларей с мукой и зерном на кухню, и лишь на какую-то секунду у неё в сознании промелькнули картинки - муж, заблудившаяся среди жизненных дорог выпивоха-Катарина, толстый доктор, огромный, тоскливый дом и совершенно пустая, никчемная жизнь. Промелькнули и пропали, лопнули, как мыльные пузыри, растаяли…
За столом, вкусно прихлебывая чай из огромного блюдца, похрустывая сахарком, который он уже наколол чёрными, почему-то закопченными щипцами и сложил в сахарнице снежной горкой, сидел дед. Он смешливо хмыкнул в усы, показал внучке на табуретку рядом, подвинул ей сметану поближе.
-Давай, бабуль, клади блинков красавице нашей, а то глянь-ко, схуднула. Убегалась. Не спи, золотце, кушай. Подкрепляйся. В дальние луга пойдём с тобой. К болотам
Бабушка плюхнула Кате на тарелку янтарный, ноздреватый блин, тоненький, кружевной, положила на него ложку творога и сметаны, села, подперла подбородок большой, смуглой рукой, вздохнула.
-Катьк! Вчера опять Дениску от твоего окна метлой гнала. Так и липнет, что твоя муха на сахар. Цыганчонок, нехорошо это. Не поважай, ради Бога, стыд перед людьми.
Катя почувствовала, как кровь бросилась в лицо, щеки вспыхнули, загорелись до боли. Она и сама поглядывала на Дениску, уж больно хорош был сосед - стройный, мускулистый, сильный. Вчера подглядывала в окошко, как он умывается у колодца во дворе. Рубаху снял, под смуглой кожей перекатывается упругое, талия тонкая, сильная, прямо стальная, красивый. Заметил он Катю, усмехнулся, махнул в окошко загорелой рукой. Она чуть со стыда не сгорела.
-Не выдумывай, бабушка. Наговоришь тут. Нужен он мне, цыган чёрный, чумазый. Ещё чего.
Бабушка вздохнула, встала, поставила внучке стакан, плеснула молока.
-Ладно, пей вот. Только он теперь и не чумазый, в городах побывал. Воспитанный, учёный. И давай, собирайся, дед ждёт. А то жара падёт, далеко не уйдёте.
…
До дальних лугов они с дедом дошли быстро, несмотря на возраст, дед был лёгок на ноги, несся впереди, Катя еле успевала. Дед был похож на какую-то тёмную птицу - лёгкий хлопковый "спинджак", надетый "от комара" развевался за плечами, чёрные, до сих пор не поредевшие кудри встали задорным хохолком, мешок подпрыгивал на спине. Уже у леса он притормозил, оглянулся на Катерину, цыкнул.
-Еле плетешься, телушка. На - ко тебе серп, траву режь. А я до болота, корень валерьяновый накопаю, бабка просила. Не волынь.
Катя проследила, как щуплая фигура деда скрылась за кустами дикой смородины, быстренько нарезала мешок травы, завязала его поплотнее, легла на нежную мураву, опершись спиной о получившуюся подушку и долго смотрела в небо. Там, среди причудливо столпившихся облаков пятнала яркую голубизну большая птица, то ли сокол, то ли ястреб, чертила свой путь пунктиром, то появлялась, то - пропадала… Как во сне…
Что её выдернуло из мечтательной дремы она и сама не поняла - то ли ощущение, то ли предчувствие, то ли что-то ещё. Она вскочила на ноги - там, вдали, где луг растворялся в небесном мареве и сам становился небом, летел всадник. Конь стелился по почти незаметной линии горизонта, терялся в жарком мареве, и к его крупу плотно прижался мужчина. И конь и всадник казались единым целым - сильным, мощным, колдовским…
Оглавление канала со ссылками на начало всех рассказов
