Продолжаю знакомить вас с историей попаданца Роберта Шеннона. Он попал в мир, который технически обогнал наш мир, а вот в социальном плане далеко отстал от нашего. В мире, названном свободном, есть рабы, которых скромно называют питомцами. Есть Арена, где ведут бои.
В свободном мире питомцам с легкостью меняют клички и имена, так что и Роберт Шеннон уже несколько раз менял наименование. На Арене его назвали Зверем. Здесь такая традиция — Шмель, Акула, Сокол, Тигр, Волк, Бык, Павиан — кого тут только нет!
Казалось бы, что может сделать человек, угодив на Арену — только сложить там голову?
Нет, у него еще много возможностей. Он может перевернуть прекрасный свободный мир вверх дном!
------------------------------------
Если бы кто-нибудь спросил Томаса Лонгвуда, что он думает о докторе Звере, он сказал бы, что тот ему смертельно надоел. Подобный ответ следовало счесть вопиюще непрофессиональным, но директор Службы адаптации ничего не мог с собой поделать. Попаданец, субъект, сопитомник — бывший доктор Томпсон не сделал ничего такого, за что Лонгвуд мог бы его осуждать, напротив — его поведение в отношении внучки Данкана было безупречно, и все же Лонгвуд жалел, что когда-то давно не отправил безвестного попаданца в Строительный департамент и не забыл о нем.
Лишь перечисление законов, принятых благодаря субъекту, примиряло Лонгвуда с положением дел, да и то ненадолго, потому что каждый шаг, слово и даже взгляд Зверя возбуждали бурю восторгов у его поклонников и побуждали их на весьма странные поступки. Все, что он делал, обсуждалось в обществе не менее недели, а то, что носил — становилось безумно модным.
С последним Лонгвуд столкнулся лично. Сумка-спорран, с которой обычно ходил Зверь, скоро стала настолько популярной, что на свой день рождения директор с потрясением получил сразу три таких, причем среди дарителей были один сенатор и один государственный секретарь, прежде ни разу не замеченные в пристрастии к Арене и боям. Да и на улицах столицы и даже в пригородах шеф Службы адаптации то и дело видел мужчин и женщин со спорранами на поясе. И если бы дело ограничивалось только этим…
А мода на заколки с идиотскими перьями и бисером?
А попытки мужчин отпустить волосы?
А стиль «милитари», захвативший молодежь?
А длинные очереди жаждущих, чтобы Зверь расписал их автомобили, тарелки и даже экранолеты?
Когда его старшенький критически оглядел отцовский автомобиль и с детской важностью сообщил, что у того «задумчивый вид и доктоль Звель налисует ему глазки» — Лонгвуд понял, что дело плохо. А когда увидел первых свободных, разгуливавших по улицам без брюк, впервые в жизни пожалел, что время невозможно повернуть вспять. Роберт Томпсон был ужасным человеком, и теперь с потрясающей эффективностью выявлял признаки нездоровья в самом обществе свободных.
Лонгвуд постарался сосредоточиться на документах, но данные по проверке эксперимента от его начала тоже не радовали. Одного субъекта они утилизировали еще тогда. Второй был куплен старым сенатором Дженкинсом и теперь работал на Элис Дженкинс. А вот единственная в первой партии женщина утонула!
Директор бросил мимолетный взгляд на место инцидента и возмущенно покачал головой — опять Маунтин-Лорен. Да что они там — сговорились, что ли? Сначала один из ведущих физиков ухитряется попасться в лапы зверя, а потом глава местного отделения Службы психологической поддержки не находит ничего лучшего, как купаться в реке. Как будто в городе нет бассейнов. Когда же люди поймут, что континент не прощает легкомыслия?!
Томас Лонгвуд недовольно отодвинул отчеты и сделал пометку о теле погибшей. Порылся в документах и нашел отчет о контактах двух оставшихся субъектов. Доктор Зверь и Джейсон Стрейнджер де Дженкинс виделись регулярно, и Лонгвуд задумался, насколько хватит здравого смысла у алиена. Опыт подсказывал, что ненадолго.
Уж если сотрудники Службы адаптации один за другим попадали под влияние субъекта, что было говорить о недавнем питомце. Вернувшийся после отдыха и реабилитации Паркер, исправно трудился, готовил отчеты, в том числе и по методике подготовки будущих агентов, разрабатывал для них тесты, но при этом нес нечто невообразимое о вреде кресел для транспортировки питомцев!
Лонгвуд готов был заложить собственную голову, что и тут не обошлось без субъекта. Попытки объяснить Лоренсу необходимость тщательной заботы о безопасности подопечных ни к чему не привели. Во всем остальном разумный человек, когда дело касалось кресел, Паркер нес совершеннейшую околесицу и даже договорился до того, что назвал это кресло «элементом расчеловечивания питомцев». Нашел же термин! К удивлению Лонгвуда, Дэн Милфорд, изучив несколько отчетов Паркера, написал собственный рапорт, а потом, будучи приглашен в директорский кабинет, совершенно неожиданно заявил, будто в утверждениях Паркера «что-то есть».
Директор утомленно откинулся на спинку кресла. Уже месяц он перестал записывать в ежедневнике новинки, привнесенные в жизнь общества субъектом. Одних только спорранов, причесок, парных фотографий доктора Зверя и сенатора Дженкинс, которые словно вирусы разлетались по сети, диких нарядов поклонников субъекта, точнее, отсутствия у них отдельных элементов одежды, фантастических росписей машин и моды на ошейники среди свободных было достаточно, чтобы вывести здравомыслящего человека из равновесия. Но ведь Зверь на этом не остановился!
Директор не знал, кому первому пришла в голову безумная идея… Расследование Службы адаптации показало, что впервые требование выставить Зверя и Сокола друг против друга, да еще и в красных рубашках, было высказано в закрытой группе поклонников бойца Грифа, затем завладело еще парой групп любителей боев, вызвало бурную дискуссию в сети, рассорило кучу народа, хотя, по сути, являлось попыткой взять куш в денежном пари.
Даже по прошествии недели после знаменитого боя Лонгвуд не мог сдержать гнева, размышляя о свободных, которые посмели так низко пасть. Распускать слухи, будто администрация Арены не дает бойцам в полной мере проявить свои способности, подбирая им недостаточно сильных противников… Бомбардировать жалобами Службу досуга… Чуть не угробить двух немногих нормальных обитателей Арены… И ради чего? Ради лишних пяти тысяч долларов.
Крупные штрафы, поголовное снижение уровня ответственности, общественные работы крикунам и экзамены после прохождения ими реабилитационных курсов — Лонгвуд был беспощаден. А еще поручение юридическому отделу Службы разработать действенные меры против денежных пари, поручение психологам и педагогам показать гражданам всю безнравственность заключения пари, задания рекламному отделу разработать небольшие агитационные фильмы против пари и настоятельная просьба к знаменитостям свободного мира публично высказать неодобрение подобным забавам — он предусмотрел все, но не мог не признать, что зло свершилось.
Проблема заключалась в том, что даже опытные психологи не могли сказать, что было опаснее для общества — новоявленная зараза денежных пари или последствия поведения бойца Зверя. Как и в случае с внучкой Данкана действия субъекта были безупречны, но при этом нарушали все нормы поведения, принятые для питомцев и бойцов, да и любых граждан свободного мира. Как Зверь ухитрялся совмещать несовместимое, Лонгвуд не знал, но его не оставляло ощущение, будто подобное противоречие способно подорвать саму основу общества.
Оставалось радоваться хотя бы тому, что он не видел знаменитый бой вживую. Лонгвуд опасался, что там, на Арене, мог бы поддаться общему настроению и совершить какое-нибудь безрассудство. Спокойная уверенность доктора Зверя, словно он вышел не на смертельный поединок, а на обычную тренировку, растерянность Сокола и в записи производили сильное впечатление, и шеф Службы адаптации не хотел даже думать, как это выглядело там.
Зато оценить боевую подготовку субъекта он сумел — впервые в жизни.
Прежде Лонгвуд не слишком приглядывался к боям, как правило, испытывая скуку и досаду, что на День отцов-основателей надо так бездарно тратить время. Сидя на праздничной сенаторской трибуне, двумя рядами ниже консулов, чаще всего он пытался украдкой просматривать документы, не слишком обращая внимание на то, что творится внизу.
Зато бои субъекта приходилось изучать как составную часть вышедшего из-под контроля эксперимента.
Сначала субъекту просто везло, а Акулу он порвал на чистом адреналине. Потом в судьбу бойца вмешалось обычное нежелание аренного начальства терять немалый куш на рекламе, открытках, календарях и пожертвованиях. И только теперь Лонгвуд осознал, как основательно натаскивали субъекта тренеры Арены, и как умело он распоряжался полученными навыками.
А еще у него были стальные нервы, и, значит, их эксперимент потерпел полный крах.
Лонгвуд с отвращением взглянул на присланный ему самодельный студенческий плакат в честь любимого профессора и с досадой отвернулся.
Возможно, Сокол и успел научиться большему, чем Зверь, зато подобной же выдержкой похвастать не мог. Он то бросался в бой очертя голову, то испуганно отшатывался, вспоминая, что сражается против друга. Каким образом при подобных метаниях субъект ухитрился ни разу не поранить Сокола и сам не получить ни одной царапины, Лонгвуд не знал и потому счел это свидетельством немалого мастерства Зверя. А уж то, как тот умудрился превратить хаотичные движения противника в нечто заслуживающее внимание, чуть ли не сыграть достойный внимания поединок, и вовсе показалось директору чем-то запредельным. Впервые за время своей работы он признал, что схватка на Арене может доставлять почти физическое наслаждение.
Когда меч Сокола вылетел из его руки, боец проводил его обреченным взглядом. Субъект жестом предложил приятелю меч поднять, но парень лишь жалко улыбнулся, как-то виновато развел руками, а потом опустился на колени, признавая поражение.
Сигнал к началу голосования ударил по нервам. Зверь недоуменно уставился на Сокола, на трибуны, бросил недовольный взгляд на табло голосования, где красный цвет стремительно заливал экран, а потом решительно вогнал меч в песок. Протянул руку Соколу и рывком поднял его с колен.
— Пошли…
На трибунах рос недовольный гул, обычно до смерти пугавший бойцов, но Зверь даже не повернул головы. Только молча отвел правую руку за спину и показал трибунам средний палец.
Директор охнул.
На мгновение зрители смолкли. Возможно, граждане свободного мира и не знали этот жест, но догадаться, что Зверь каким-то образом их оскорбил, смогли. Рев возмущения взметнулся к небесам и тогда Зверь обернулся.
Он не испугался, не растерялся, даже не смутился от этого явного проявления неудовольствия. Только обвел трибуны тяжелым взглядом, и они смолкли.
— Я не имею привычки убивать наставников, — четко произнес он в наступившей тишине, затем отвернулся и увлек Сокола прочь.
Лонгвуд успел досчитать до пяти, когда зрители взорвались аплодисментами. Пластиковые карты летели на песок, зеленый цвет заливал табло голосования, а из доклада дисциплинарного отдела директор узнал, что восемьдесят девять человек проголосовали еще и за свободу субъекта.
«Безупречен, как всегда, — прошептал Лонгвуд. — И так же, как всегда, возмутителен».
Директор еще раз взглянул на присланный плакат и с досадой отодвинул его прочь. Средний палец стал символом почтения учеников и, видя его, Лонгвуд уже не знал, смеяться ему или плакать. Новые смайлы в соцсетях, призванные приветствовать заслуженных наставников, новые открытки и плакаты… И новый обычай приветствовать любимых профессоров не только вставанием, но и вытянутыми вверх руками со средними пальцами...
© Юлия Р. Белова
Путеводитель по каналу. Часть 1: Исторические заметки, Музыка и танцы, Читая Дюма, Повесть А. Говорова "Последние Каролинги"
Путеводитель по каналу. Часть 2: Книги, писатели, поэты и драматурги, О чтении, Читая Стругацких, Мифология... фэнтези... научная фантастика, США и Кеннеди, Мои художественные произведения, Отзывы на мои художественные произведения, Истории из жизни, Рукоделие, конструкторы и прочие развлечения, Фоторепортажи
Путеводитель по каналу. Часть 3: Видео, О кино, телевидении, сериалах и радио, Галереи
Я на Автор.Тудей Регистрируйтесь, читайте, не забывайте ставить лайки