Александр Володин
Иной раз для того, чтобы понять писателя, достаточно побывать у него дома. Посмотреть, как расставлена мебель, где он работает, где отдыхает, ходят ли домочадцы на цыпочках в то время, когда он пишет, или же вокруг кружит скандал, в воздухе летают разной тяжести предметы, а он, не обращая внимания ни на что, творит «нетленку».
Однажды Владимир Меклер пришел домой к Александру Володину поснимать его в неофициальной обстановке.
— Где вы обычно пишете? — спросил фотограф, машинально просчитывая, хватит ли света для полноценной съемки. Хотелось сделать портрет писателя за работой, так, как это происходит на самом деле, а не как придумает чудак-фотограф.
— Да вот тут, на диванчике и...
— А как?
— На левом боку, лежа, — пояснил Александр Моисеевич и с готовностью улегся.
— А почему именно так?
Оказалось, что Володин воевал и с войны у него в теле остался осколок, который не позволял хотя бы не много сменить позу. Из-за неподвижного положения тело постоянно ныло, но это было еще не страшно. Хуже, если о себе напоминал опасный трофей. Боль от неправильного движения, боль от лежания без движения…
— Володин вообще был невероятно чувствительным и восприимчивым человеком, — рассказывает Владимир Меклер, — что бы ни случилось, он все проводил через себя, невероятно переживал неуспех, непонимание, переживал за друзей и за совершенно незнакомых людей. Все — через боль. Должно быть, потому он и пил, чтобы хоть ненадолго притупить эту боль.
Одной крови
— Как вы находили общий язык с хищниками? Всегда почему-то думалось, что утверждение «Мы с тобой одной крови» звери предпочитают проверять на вкус, — пристаю я с расспросами к Борису Федоровичу*.
— Очень просто. Для того чтобы поладить с хищником, неважно лев это, тигр или собака, с ним нужно поваляться по полу. Очень просто!
— Действительно просто, — картинно представила себе, как буду валяться рядом, скажем, с волчицей… м-да.
Мир со стертыми гранями
Должно быть, от сидения за компьютером начало портиться зрение. Кто-то говорил, что с годами появится дальнозоркость. Но дальнозоркость пока еще не дает о себе знать, зато близорукость…
Мой мир — мир с нечеткими контурами и полустертыми границами – постепенно исчезает, погружаясь в туман.
Решила поправить положение, купила линзы. И тут же разочарование. Лица близких мне людей все прочерчены, прорезаны морщинками, на любимых шторах пятна, на улицах мусор, на стенах подонковатые надписи.
Вынула линзы — чудо. Вновь нежные краски. Вместо метро — подземный дворец, взамен неухоженного парка — королевский лес. А люди, вы бы видели людей! Их лица! Какие это красивые вдохновленные лица. Какие благородные и прекрасные!
Никогда больше не воспользуюсь линзами. К чему мне этот чужой, злой, некрасивый мир со всеми его омерзительными подробностями?
Улица имени меня
В советское время полярные летчики были фигурами культовыми, их именами прижизненно называли улицы. В честь полярного летчика Валентина Ивановича Аккуратова в Питере тоже есть улица, недалеко от станции метро «Удельная». То есть сейчас там построили метро. А тогда это была жуткая окраина города, добираться туда было очень далеко и неудобно.
Когда Аккуратов приезжал в город, он традиционно звонил Балабухе, и тогда же звучала историческая фраза: «Поехали на улицу имени меня».
«Мы отправлялись туда, отмечали встречу в одной и той же пивнушке и возвращались обратно, — рассказывает Андрей Дмитриевич. — Неважно, что приходилось тащиться через весь город. Главное, ритуал был соблюден».
«Поехали на улицу имени меня» — это было красиво!!!
*Сергеев Борис Федорович. Родился в 1934 г. Окончил 1-й Ленинградский медицинский институт им. академика И.П. Павлова. Доктор биологических наук. Писатель.
Это был фрагмент из книги "Ближнее море". Полностью книгу можно скачать на сайте АвторТудей: https://author.today/work/169183
