ГЛАВА 7.КОРСУНЬ ШЕВЧЕНКОВСКИЙ КОТЁЛ. БОЙНЯ НА ГНИЛОМ ТИКИЧЕ.
Первая попытка прорвать кольцо окружения
Манштейн, который имел в своем распоряжении значительные бронетанковые соединения (до 20 танковых дивизий), первоначально не только собирался пробить коридор и освободить Корсунь-Шевченковскую группировку, но окружить и уничтожить основные силы советских 5-й гвардейской и 6-й танковой армий. Удар 3-го и 47-го танковых корпусов Манштейна должен был деблокировать группировку Штеммермана и привести к окружению 5-й гвардейской танковой и 6-й танковой армий. Это был амбициозный план, но группа армий «Юг» была обеспечена танковыми дивизиями гораздо лучше, чем любое другое крупное немецкое объединение. Из 26 боеготовых на тот момент танковых дивизий немцев не менее 20 находились в подчинении группы армий «Юг». Главным фактором неопределенности оставалась погода. Командующий окруженной Корсунь-Шевченковской группировки генерал Штеммерман получил приказ держаться до последнего патрона. Он не сидел на месте, ожидая помощи, концентрировал имеющиеся силы, организовывал ударные группы, пытаясь пробить кольцо окружения со своей стороны.
Немцы стали сужать фронт, что бы укрепить оборону и высвободить силы для ударных группировок. Командир 42-го армейского корпуса Лиеб приказал корпусной группе «Б» отступить за реку Росава. 88-я пехотная дивизия отступила за реку Рось, к Богуславу. Первую попытку советских войск взять Богуслав немцы отразили
Немецкое наступление началось 1 февраля. С 1 по 3 февраля 1944 года на внешнем фронте разгорелись жаркие бои. Сосредоточив под Лисянкой четыре танковые дивизии 8-й полевой армии и 1-ю танковую армию генерала Хубе гитлеровцы с утра 1-го февраля перешли в наступление против 18 и 20 танковых корпусов 5-й Гвардейской танковой армии. В этот же день из кольца силами двух пехотных дивизий и танкового полка фашисты нанесли удар навстречу танковой группировке. 4 февраля 16-я и 17-я танковые, 198-я пехотная фашистские дивизии перешли в наступление. Немцы несли большие потери, но мощный бронированный кулак позволил продавить оборону 47-го стрелкового корпуса Красной Армии. Возникла угроза порыва немецких войск. В результате чего танковая группировка потеснила наши части на 5км. Немецкий удар из кольца успеха не имел. 6 февраля, после яростных боев, немцев оттеснили на новую внутреннюю оборонительную линию в 10 км севернее села. Её защищали части танковой дивизии СС «Викинг», 57-й и 389-й пехотных дивизий фашистов. 9 февраля немцев выбили из села Квитки.
Немцы перегруппировали силы и стали готовить новый удар из Вербовца на Звенигородку. Для удара по войскам 1-го Украинского фронта с внешней стороны окружения командующий 1-й танковой армией Ганс Валентин Хубе сконцентрировал в районе Ризино мощную группировку: управление 3-м танковым корпусом, 1-ю, 16-ю, 17-ю танковые дивизии, 1-ю танковую дивизию «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», 503-й и 506-й отдельные тяжёлые танковые батальоны, четыре дивизиона штурмовых орудий и другие подразделения. Немцы планировали пробиться через Лисянку к окруженным войскам. Именно на этом направлении ближе всего к внешнему фронту располагался Стеблевский выступ.
Комфронта Ватутин был вынужден бросить в бой прибывшую из Резерва Ставки 2-ю танковую армию Семёна Богданова. Утром 6 февраля армия Богданова вместе с частями 40-й армии контратаковала противника. Однако решительного результата достичь не удалось. Немцы не сумели развить успех, на некоторых участках были отброшены назад, но вклинение в расположение советских войск сохранилось. Немецкое командование начало вводить в сражение части 1-й танковой дивизии. Немецкие части смогли частично занять Виноград. Первый немецкий удар отразили.
Советское командование приказывает Ротмистрову 8-9 февраля район Лисянки усилить танками. Ротмистров у которого в бригадах как у Полозкова 18тк, так и у Лазарева 20тк , осталось по 5 – 15 танков дает команду оставить все неисправные машины в Шополах объединиться и выдвинуться в Лисянку. Одновременно армия Ротмистрова стала прикрывать дороги в районе Тарасовка, Топильно и Сердеговка. На дорогах были организованы танковые и артиллерийские засады, а на базе частей истребительно-противотанковой артиллерии подготовили противотанковые опорные пункты. Эти мероприятия были предприняты вовремя, новое немецкое наступление не заставило себя ждать.
К 8 февраля территория, которую занимала немецкая группировка, полностью простреливалась советской артиллерией. Немцы испытывали нехватку боеприпасов и горючего. Группировка понесла большие потери, чтобы избежать лишнего кровопролития, советское командование предложило немцам капитулировать.
1-я ВЕРСИЯ:
Во второй половине дня 8-го февраля 1944 года советский легковой автомобиль с большим белым флагом приблизился к линии обороны 258-го пехотного полка немцев. Это были советские парламентёры во главе с генералом Савельевым М.И., которых немцы
с завязанными глазами доставили в штаб 42-й армии.
Окруженным было предложено сдаться и после окончания войны всем офицерам выехать в любую страну. Командующие окруженными корпусами генералы Лейб и Штемерман через встречавшего парламентёров начальника штаба 42-й армии Сапаушке ответили отказом. Предмет переговоров был исчерпан и Сапаушке предложил выпить коньяку. Генерал Савельев согласился без колебаний. Выпив по два стаканчика коньяка генералы пожали друг другу руки и советская делегация отбыла тем же путём. Корсунь – Шевченковской бойне суждено было быть.
2-я ВЕРСИЯ.
ПАРЛАМЕНТЁРЫ НЕ ОБЕДАЮТ
Из воспоминаний полковника А.П. Савельева:
Советское командование сделало попытку бескровным путем принудить противника сложить оружие. Для передачи ультиматума через линию фронта были направлены парламентеры: подполковник А. П. Савельев, военный переводчик — лейтенант А. В. Смирнов и трубач — рядовой А. Р. Кузнецов.
Руководитель группы парламентеров полковник в отставке Аркадий Прохорович Савельев вспоминает:
— Итак, все уточнено: ультиматум, подписанный командующими 1-м и 2-м Украинскими фронтами генералами армии Ватутиным, Коневым и уполномоченным Ставки маршалом Жуковым, у меня в планшете, парламентеры в начищенных сапогах собраны, место и час перехода линии фронта известны противнику (накануне, 7 февраля, подробная информация передавалась с помощью листовок и рупоров).
Остальное вроде бы пустяк: добраться от штаба нашей 27 й армии до места перехода у с. Хировка. Километров примерно двадцать пять. На машине даже по разбитым фронтовым дорогам час-полтора, да и пешим ходом не больше пяти часов: времени у нас, что называется, навалом. Только вдруг неожиданно к вечеру потеплело, дороги превратились в сплошное желе. Помните, как поется в песне: «И на Южном фронте оттепель опять». Так что ни на колесах, ни на своих двоих добраться было практически невозможно. Выручил старый безотказный друг — коняга.......
..... В дна часа дня мы с развернутым белым флагом и под сигналы трубы: внимание, внимание!—двинулись через вспаханное поле к расположению противника. Шли под музыку чуть ли не как на параде. Если, правда, не считать свиста пуль: трижды по нам стреляли так, что раз даже пришлось лечь.
— Видно, серчают немцы, что мы в гости к ним запаздываем,— пригибаясь, усмехался высоченный Кузнецов.
Когда до окопов оставалось метров пятьдесят, выскочили солдаты-эсэсовцы и завязали нам глаза... И вот мы уже в штабе стеблевского боевого участка, у полковника Фукке. Только здесь нам разрешили оглядеться. Вначале герр оберст пытался держаться высокомерно. На мое замечание, что другого разумного выхода из окружения, кроме как плен, нет, он ответил:
— Окружение — понятие тактическое, сегодня вы окружаете нас, а завтра мы вас.
— Нечто похожее,— отвечаю,— мы слышали от ваших генералов под Сталинградом.
Услышав слово «Сталинград», оберст как-то сжался и продолжил разговор уже не в мажорном, а в минорном ключе. Фукке сказал, что ответ будет дан завтра после консультации с командующим группировкой генералом Штеммерманом, а сейчас он предлагает господам русским офицерам с ним отобедать. В соседней комнате денщик уже накрывал на стол, и, судя по запахам, яства были вполне аппетитными.
Но сесть за один стол с фашистским офицером?! Первым импульсом было ответить резким: «Нет, никогда!» — повернуться и уйти. Но я сдержался: мы же тут не на ноле боя, а вроде как на дипломатической службе. Негоже, приглашая людей в плен, смотреть на них волком. Тогда я изобразил на лице достаточно правдоподобную улыбку и сказал через переводчика: мол, мерси, господин полковник, мы бы рады, но, во-первых, сыты по горло, только что отобедали, а во-вторых, нам приказано как можно скорей вернуться и доложить о результатах переговоров...
Понял или нет Фукке мой дипломатический маневр, не знаю, только он пожелал нам счастливого пути. Нам вновь завязали глаза — до нейтральной полосы. О радости встречи со своими говорить не буду: наши чувства поймет каждый. Уж тут-то мы пообедали всласть!
Хотя на следующий день, 9 февраля, Штеммерман отклонил наше предложение (как потом выяснилось, отказ вырвал у него командир танковой дивизии СС «Викинг» угрозой физической расправы. К тому же были получены приказ Гитлера держаться до последнего и его личное обещание вызволить из «котла»), текст ультиматума стал известен солдатам окруженной группировки благодаря нашим радиопередачам и десяткам тысяч листовок.
Сейчас на месте нашего перехода линии фронта установлен памятный знак...
Литературная запись И. Левина (Перепечатана с сокращениями)
Маршал Советского Союза И.С. Конев в своих мемуарах «Записки командующего фронтом 1943-1944 пишет лишь о том, что ультиматум подписанный Ватутиным Н.Ф. и Жуковым Г.К. и Коневым И.С. был предъявлен 8 февраля, а каким образом и кем не упоминается.
К исходу 11 февраля начало создаваться тревожное положение. Немцы изо всех сил, не считаясь с потерями рвались к окруженным, стараясь пробить оборону на стыке фронтов. Расстояние на стыке фронтов между окруженной группировкой и танковыми силами внешнего немецкого фронта сократилось до 12 км. 5-я ГТА (18 и 29 танковые корпуса) совместно с 5-м гвардейским кавалерийским корпусом недавно совершившим семисоткилометровый марш, для усиления наших частей вели тяжелые бои нанося удары по вклинившейся группировке врага в районе Лисянки. Полжение создавалось тревожное, фашисты изо всех сил рвались к окруженным, но и ситуация у окруженных гитлеровцев ухудшалась час от часу. Командующий 2-м Украинским фронтом Конев И.С. 12 февраля вывел с внешнего фронта 5-ю гвардейскую танковую армию в район Княжье-Лозоватовка 29-й тк, Михайловка 18 тк, Звенигородка 20-й тк, не смотря на то , что массированные танковые атаки немцев на внешнем фронте не ослабевали. Войска 2-го Украинского фронта продолжали сжимать кольцо, к 12 февраля периметр окруженной немецкой группировки оставлял всего 35 км. 14 февраля советские войска освободили город Корсунь-Шевченковский. Были захвачены немецкие склады с боеприпасами и продовольствием, 15 транспортных самолетов, много техники и вооружений. После этого советские войска взяли ещё несколько последних немецких опорных пунктов. Немецкий 3-й танковый корпус, несмотря на отчаянные усилия, не смог решить задачу по прорыву кольца окружения. Все немецкие резервы были исчерпаны. До группы Штеммермана оставалось всего 8 км, но 15 февраля наступление деблокирующей группировки 1-й танковой армии фашистов окончательно захлебнулось. Окружённым был отдан приказ об уничтожении штабных документов, личных вещей офицеров, автомашин и повозок не загруженных боеприпасами. Немцы оказались загнаны в ограниченный район в окрестностях села Шендеровка. Осталось только или сдаться или прорываться.
ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА ВЫРВАТЬСЯ ИЗ КОЛЬЦА.
Для окруженной группировки наступил критический момент. Утром 15 февраля генералы Штеммерман и Лиеб провели совещание и решили все оставшиеся боеспособными силы, бросить на прорыв. Руководить прорывом из Корсуньского котла назначили генерала Вильгельма Штемермана, который приказал уничтожить всю технику, за исключением танков, бронемашин и повозок предназначенных для транспортировки раненых.
От эвакуации на самолете Штемерман отказался, заявив, что из этого мешка будет выходить в последней группе вместе со своими солдатами. Штемерман назначил начало операции на 16 февраля 1944 года, на 23-00. Приказав солдатам группы прорыва идти с незаряженными карабинами. Приказ на атаку гласил: «Стрельба – это преступление, ставящее под угрозу прорыв в целом. Каждого солдата, который увидит перед собой противника немедленно не атакует, и не убьёт его, следует самого бесшумно убить. Это должно быть доведено до каждого. На кон поставлены более серьёзные вещи, чем жизнь одного человека.»
Решение было верным. Ждать больше было нельзя. У группировки остался последний шанс на спасение. Оставшееся горючее слили в баки последних танков. Подняли всех, кого было можно. Блиндажи, деревни, брошенное имущество поджигали, чтобы не было обратной дороги. Раненых оставили в Шандеровке под присмотром медиков-добровольцев. Все немцы построились треугольником в две маршевые колонны, примерно по 14 000 человек каждая.
Странное зрелище представляли собой эти две германские колонны, пытавшиеся вырваться из окружения. Каждая из них походила на огромное стадо. Внутри треугольника брела толпа простых немецких пехотинцев, у многих из которых был прямо-таки жалкий вид. В середине толпы шло ядро колонны — горстка офицеров. Они выглядели сравнительно неплохо. В голову колонны поставили сохранившие боеспособность части дивизии СС «Викинг» и мотобригаду «Валлония». Шли несколькими колоннами на фронте в 4,5 км. В путь они тронулись рано, когда было еще совершенно темно. Так они и двигались на запад, вдоль двух параллельных оврагов. Один из полков вышел к северной окраине Лысянки, к 5-00, два других тоже достигли указанных рубежей и пошли на прорыв. Натиск врага приняли на себя части 27-й и 4-й гвардейской армий.
На подмогу им немедленно двинулись 18-й и 29-й танковые корпуса и 5-й кавкорпус. Началось кровавое побоище. Устилая свой путь тысячами трупов, немцы прорывались вперёд. Примерно через два часа им удалось вырваться через наши боевые порядки на поле перед рекой Гнилой Тикич. Но это уже была не армия, а огромное стадо потерявших от ужаса человеческий облик существ. Никто никем не командовал. Никто не никого не слушал. Все были сами за себя. Упавших затаптывали.
В хаосе чудовищной бойни окружённые потеряли направление и вместо немецкого плацдарма, удерживавшего для их спасения мост через реку оказались в 5-6 км.от него. По обезумевшей толпе била артиллерия. Через полчаса коридор захлопнулся, немцев стали давить танки и принялась рубить кавалерия. Танк майора Смирнова первым врезался в стремительно несущуюся «колону»
-Дави, крикнул он Федьке.
Федька понесся по колоне догоняя маячившие впереди бронемашины и танки разметая по ходу движения повозки, давя лошадей и людей. Кто то тарабанил железом по броне. Кровь забрызгала стекло, он остановился и открыл люк. Многотысячная толпа неслась в сторону реки и достигнув берега прыгала в реку. Гнилой Тикич в тот момент представлял стремительный, полноводный ледяной поток. Федька всё еще расталкивал стоящие, брошенные разбежавшимися фрицами повозки, давя трупы лошадей и людей. Кровь забрызгала всё лицо. Многие тысячи немцев, не уничтоженных артиллерией, танками и кавалерией утонули в нём. Но тех, кто выбрался на противоположный берег, никто не ждал.
По дороге к ближайшей деревне на протяжении нескольких километров замёрзли ещё тысячи немцев.
Из котла смогли вырваться и выжить. выжившие принадлежали к другим частям уничтоженной группировки. Командир 5-й дивизии СС генерал-майор Гилле спасся, сидя в бронетранспортёре спаслось ещё около 9.000 человек. Из них 4.500 человек были из дивизии «Викинг». Командир 112-й пехотной дивизии генерал-майор Либ бежал из котла на самолёте. Так же поступила часть офицеров Валония». Только командующий окружённой группировки генерал-лейтенант Штеммерман разделил судьбу со своими солдатами. Его труп был обнаружен в овраге у села Джурженицы. Командующий 2-м Украинским фронтом приказал немецким пленным похоронить его с соответствующими почестями.
Отведя батальон после боя в лощинку у леса, Смирнов откинул люк вылез из танка и увидав сидящего на броне десантника спросил его, он ли и какого чёрта он стучал по броне?
-От ярости товарищ майор.
Спрыгнув с танка и увидав намотанные на гусеницы останки людей и животных, Смирнов распорядился осмотреть, очистить технику и привести матчасть в порядок, а сам же почти бегом отправился в штаб бригады расположенный в трехстах метрах. Из боя батальон вышел без потерь, да и бой ли был это? Впервые за всю войну ему пришлось учавствовать в таком побоище. Шел он в штаб без нужды, лишь бы ничего не видеть. Его тошнило от произошедшего и увиденного. Вернувшись из штаба он увидал розовые от крови следы от танков на снегу, молча прошел к своему танку и застал лежащего в снежной грязи Федьку, потрогал за плечо
-Федя, ты что?
-Я устал, домой хочу, резко ответил Федька и завыл.
-Налейте ему спирта, распрядился комбат обращаясь к экипажу стоящему в глубоком молчании у танка. Соракалетний наводчик Тимофеевич подошел к Федьке, поднял его, обнял за плечи и подвел к танку, где уже по кружкам разливался спирт. Федька до этих пор менявший спирт и табак на сахар впервые в жизни выпил и попросил чтобы ему завернули самокрутку.
Итоговые потери врага в Корсунь-Шевченковской операции составили: уничтоженными 430 самолётов, 827 танков и самоходных орудий, 50 бронетранспортёров, 446 орудий, 269 миномётов, 900 пулемётов, 1.860 автомобилей. Захвачен 41 самолёт, 116 танков, 51 самоходное орудие, 85 бронетранспортёров, 32 бронеавтомобилей, 618 орудий, 267 миномётов, 789 пулемётов, 10.000 автомобилей, 127 тягачей и тракторов, 4.050 повозок, 6.418 лошадей, 7 паровозов, 415 вагонов
Уцелевший в кровавой мясорубке и избежавший суда,матёрый фашист Леон Дегрель* позднее вспоминал драматические подробности прорыва окруженных из Корсунь Шевченковского котла:
* « В январе-феврале 1944 года бригада «Валлония» вместе с рядом других частей Вермахта и СС попала в Черкасский котёл в ходе наступательной Корсунь-Шевченковской операции советских войск. В ходе жестоких боёв в окружении погибли многие бойцы бригады, в том числе и её командующий Липпер. Его обязанности естественным образом 14 февраля взял на себя Дегрель. Именно Дегрель руководил «Валлонией» при прорыве немецкими войсками окружения. Валлонам была доверена ключевая роль при этой операции. В итоге, после выхода из котла, в рядах бригады осталось лишь 632 военнослужащих. Дегрель был тяжело ранен, но продолжал руководить своей частью.
«. Волна танков неудержимо, хотя и медленно, приближалась к нам, прокладывая себе путь прямо через конно-гужевую колонну, круша машины и телеги, как спичечные коробки, давя гусеницами раненых и издыхающих лошадей, впряженных в повозки... Наша казавшаяся неминуемой гибель была, однако, на короткое время отсрочена из-за образовавшейся «пробки» — танки красных буквально увязли в колонне, не в силах разметать останки сотен машин и телег, сокрушенных их мощными траками».
На второй день отступления в направлении Польши мучительная метель прекратилась. На какое-то время «викингам» удалось оторваться от преследователей. На небе снова засияло солнце, окрасившее снег в нежный розовый свет. Однако вскоре уцелевших ожидал неприятный сюрприз. Они надеялись на заслуженный отдых, но им было заявлено, что эта привилегия будет предоставлена только раненым и «германским» (норвежским, датским, голландским и фламандским) добровольцам. Все остальные, даже получившие отпуск у своих офицеров, были, по распоряжению Гитлера, направлены на переформирование в район Люблина, а оттуда — снова на фронт. Единственное исключение было, впрочем, сделано для валлонов (хотя все еще не считавшихся «германцами» из-за того, что говорили по-французски). По личной просьбе Леона Дегреля Гитлер дал им отпуск сроком в 21 день. В Штаб-квартире фюрера, Адольф Гитлер лично наградил обергруппенфюрера Герберта Гилле Мечами к Дубовым листьям Рыцарского Креста Железного Креста, а гауптштурмфюрера СС Леона Дегреля — Рыцарским Крестом Железного Креста. По приказу, поступившему из штабквартиры фюрера, остатки дивизии Викинг были направлены на переформирование под Люблин, где умерли от ран, обморожения и истощения многие «счастливчики», уцелевшие под Корсунь-Шевченковским, которым удалось вырваться живыми.
Ну а мы, мы пошли дальше.
На Кишинёв.
А этих
Этих построили
И повели восстанавливать разрушенные ими города и заводы. Хотя это другая история, но немного остановлюсь на ней в следующей 8 главе.