Михримах отошла от двери, уже забыв, что хотела спуститься на этаж наложниц. Султанша невольно услышала слова лекаря, которые тот сказал ее главной калфе:
- Я знаю эту бoлesнь, Акджан-калфа. Мне горько говорить об этом, однако... От этой напасти нет спасения. Нам остаётся только уповать на милость Аллаха...
В растерянности Михримах-султан опустилась на высокую резную кровать, богато убранную вышитыми золотом покрывалами, шелковыми и бархатными подушками с пышными кистями, балдахинами из самых дорогих и редких тканей, которые привозили по заказу госпожи луны и солнца со всего света. Вся эта роскошь, всё это богатство не смогли уберечь ее: перед лицом cмepти султанша оказалась так же беспомощна, как самая бедная рабыня Османской империи, спящая на полу на голых досках, накрывшись старым тряпьем, которое ей бросили жалостливые люди.
Михримах-султан закрыла лицо руками и медленно покачалась взад и вперёд, пытаясь осознать услышанное. Резко отведя ладони от запылавших вдруг щек, она воскликнула:
- Да кем он себя возомнил! Вышвырну Давут-агу из дворца сегодня же, раз он не может найти лекарство от простого кашля! Сколько же мы потеряли времени!
Поднявшись с постели, султанша принялась ходить по комнате.
"Этого не может быть... Всего полгода... Я приглашу других лекарей, должно же быть какое-то средство", - в отчаянии размышляла она.
Но эти мысли вытеснялись известной женщине истиной: у Михримах-султан главным лекарем служил лучший врачеватель Османской империи. В то время, как никто не смог помочь её зятю, с прискорбием заключая, что Семиз-Ахмет смeртeльнo болен, именно Давут-ага нашел спасение для паши.
- Госпожа, - вошедшая калфа поставила на столик у кровати горячее молоко с медом, - что-то ещё нужно?
"Как же изменился ее взгляд... Что это? Жалость? Ко мне, к могущественной госпоже? К любимой дочери великого Султана Сулейман-хана? К единственной дочери непревзойденной Хюррем-султан? - с горечью подумала Михримах, и ничего не ответив, отвернулась, чтобы не дать волю слезам.
- Госпожа? - Акджан-калфа знала, что в это время ее хозяйка готовится ко сну и ждала распоряжений.
- Можешь идти, я позову тебя позже. Узнай, всё ли в порядке на этаже наложниц, - не поворачиваясь, приказала султанша. Ей хотелось скорее остаться одной.
____
Газанфер-ага топтался у дверей падишаха, стараясь расслышать, что сейчас происходит в покоях Мурад-хана. К его разочарованию тяжёлые, крепко сомкнутые деревянные створки не давали расслышать и звука. Но даже если бы вдруг кто-то из выходящих вдруг оставил в дверях щель, как это случилось в покоях старого дворца у Михримах-султан, разговор был бы заглушен журчанием фонтана в султанских комнатах. Двенадцатый Падишах Османской империи сделал всё, чтобы никто не мог подслушать и слова. О том, что происходило сейчас в главных покоях дворца знали только Сафие-султан, Эсмахан-султан и Мурад-хан. Даже главного лекаря Топ-Капы попросили удалиться.
Сафие вцепилась в руку падишаха и снова взмолилась:
- Повелитель, позвольте мне пойти к детям!
- Ты ещё очень слаба, Сафие. Тебе нужно отдохнуть.
- Мурад, - подала голос сестра султана, - вместо того, чтобы бросить эту бесстыжую в темницу за то, что она сделала, ты...
- Эсмахан. Я со всем разберусь, не сомневайся, - мужчина выразительно приподнял бровь.
Эсмахан снова стало не по себе. Почему брат так говорит с ней? И зачем прочел слова из Корана о том, что самый тяжкий грех это лжесвидетельство?
"Неужели ему стало о чем-то известно, - судорожно размышляла госпожа, - но это невозможно. Тот, кто отравил амулеты давно лежит на дне Босфора, и кроме меня и Газанфера никто не знает о случившемся... Но тогда почему Сафие всё ещё здесь?"
В покои постучали. Главный слуга доложил, что к султану пожаловала его фаворитка, Назпервер-хатун, за которой Повелитель посылал. Прежде чем валахская принцесса оказалась в комнате, Эсмахан и Сафие переглянулись. Для обеих женщин этот визит был неожиданностью, и каждая подумала, что наложница здесь в интересах противодействующей стороны.
Читать далее НАЖМИТЕ ➡️ здесь
Вы прочитали 177 главу второй части романа "Валиде Нурбану".