— Сколько их сегодня? — голос, который слышал Иван, был очень тихим, напевным.
— Шестьдесят пять, тридцать четыре из них безымянные, — второй голос был громче, и слова слышались отчётливее.
— Готовь… Потом посплю, — ответил тот, что с напевным голосом.
Через некоторое время опять послышалось церковное пение. От него вдруг мурашки побежали по телу. Но по-прежнему Иван смотрел на себя сверху. А вокруг застывшие тела, снег и волки. И чужие голоса: то женские, то мужские, а то и вовсе детские.
— Ишь ты, живучий какой… Сколько в тебе силы парень? — лепетал, кажется, ребёнок, явно повторяя заученные слова, услышанные от кого-то из взрослых.
Иван чувствовал на себе эти крошечные пальчики. Больше всего ребёнка интересовали, по-видимому, глаза. Он так усердно пытался их открыть. Иван почувствовал резкую боль в правом глазу. Дёрнул головой.
— Мааааатушка Мааарияяя, маааатушка Маааариияяя, шевелится он.
— Господи, чудо-то какое! Слёзы у него капают. Жив, жив солдат…
***
Евгения сидела в кабинете отца, смотрела в одну точку.
В голове звучал голос отца: «Так сожги их к чертям! И чего добьёшься? Сама пойдёшь заготавливать дрова?»
Печка дрова ела жадно. Глотала их с таким аппетитом, как будто изголодалась. По теплу изголодалась и Евгенька. Несмотря на то, что на улице было уже довольно тепло, она ходила в зимнем тулупе. Дрожала от холода, которого уже и не было вовсе.
Мария злилась на падчерицу. Заливала огонь в печи водой, стонала от жары. В доме находиться было невозможно. Когда в один из дней Мария упала в обморок, Евгенька словно очнулась от какого-то беспробудного сна. И поняла, что отца-то рядом больше нет. Несколько дней лила слёзы. Оплакивала Петра Николаевича. Ходила к нему на могилу, просила прощения.
Мария была слаба. Её воротило от всего. Не успел Пётр Николаевич доброй вести дождаться. Носила Мария под сердцем их ребёнка.
Евгенька была рада этой новости. Как ни странно, после смерти отца, ей стало очень жаль Марию. Сколько та вытерпела в своей жизни, а не сломалась. Так и осталась покорной и спокойной. Была с отцом до последних его дней, простила ему и побои, и годы безмолвия и разлуки с сыном, когда няньку нанял Пётр Николаевич.
— Вот он точно будет на отца похож, — мечтательно говорила Евгенька.
Маленького Петра Евгения обожала. Он её тоже. Называл мальчик свою сестру по-отцовски лисонька. Евгении иногда казалось, что Петя копирует голос отца. И вздрагивала, когда у мальчика получалось.
Пётр Николаевич брал Петеньку на руки, подходил к комнате дочери, стучался и напевал:
— Лисооонька, Петушок и папенька зовут тебя к ужину!
Когда прошло много лет с той поры, эти слова продолжали звучать в голове у Евгении.
После смерти Полянского в дом к нему потянулись скупщики его товара. Предлагали свои цены. Евгенька не вникала в подробности. Когда однажды приехал очередной перекупщик и сказал, что предложит цену выше, чем остальные, задумалась.
Он, посмотрев подписанные бумаги, вздохнул глубоко.
— Кто же такой понятливый торговые сделки совершал? За бесценок отдали всё! Пётр Николаевич в гробу, видать, перевернулся. Вы, Евгения Петровна, глупо поступили. Оставили себя в такое время без всего. Я готов купить у вас всё, что осталось втридорога, ради памяти вашего отца. И чтобы вам было, что покушать завтра.
Евгенька покраснела. Она виновато смотрела в бумаги и жалела, что не слушала отца, когда тот хотел ей помочь.
— Я помощь окажу нужную, вы не беспокойтесь, Евгения Петровна! Я даже брать с вас ничего не буду. Я просто продам всё, что вы разрешите, а всю выручку отдам вам. Мне Пётр Николаевич ох как помог при жизни. Пора и мне заплатить.
Евгения с благодарностью посмотрела на гостя. Он суетливо собирал бумаги со стола.
— А вот такую книгу со списком складов вы не встречали? — гость ткнул пальцем в стопку книг на столе Полянского.
— В столе, — ответила Евгенька.
— Вы меня тут оставьте, Евгения Петровна, а сами занимайтесь делами. Я как закончу, позову вас.
Гость сидел в кабинете отца долго. Несколько раз Евгенька приносила ему туда чай.
Только ближе к ночи гость ушёл, забрав из кабинета отца все документы, книги, расписки, письма. Ничего не осталось. Даже перо отцовское прихватил.
— Всё верну, — бормотал он, загружая в свою повозку мешки с документами.
Наутро обещал привезти деньги и гуманитарную помощь «бедствующей дочери купца Полянского».
Но не приехал. Прошла неделя, когда Евгения поняла, что её обманули. Если прошлым перекупщикам она отдавала всё за бесценок, то хотя бы деньги видела, а тут… Как ветром всё сдуло.
***
— Сколько в жизни своей я видел людей на грани, но такой живучий ты один.
Иван с трудом открывал глаза. Он совершенно никого перед собой не видел, только слышал.
— И тело твоё говорит о том, что не первый раз ты и на небе, и на земле… Чудо! Это настоящее чудо и добрый знак. Тебе бы не воевать больше, а тут остаться. Молиться я тебя научу. Да ты и сам сможешь. Молитва всегда идёт от души… А твоя душа поёт. Только ты пока не можешь сказать, о чём она поёт. Но я услышу её скоро.
Этот голос Иван уже узнавал среди всех, что слышал вокруг себя.
По-видимому, это был священник. В том же месте, где находился Иван, священник вёл всегда свои переговоры. Постоянно спрашивал у кого-то о количестве солдат, их имена.
А потом Иван, открывая глаза, смог разглядеть этого человека. Перед ним стоял высокого роста худощавый священник с длинной густой бородой и морщинистым лицом. Борода была чёрная, без единого седого волоса.
В тот день у Ивана получилось облизнуть сухие губы языком. Казалось, что губы сначала скрипели, а потом стали мягкими. Смотреть на себя со стороны уже не получалось. Но и ощущать себя полностью тоже. Как будто только голова работала немного, а тело отсутствовало. Ни ног, ни рук Иван не чувствовал. И от этого непонятного состояния было не по себе.
Сколько дней длилось это всё, Иван не знал. Иногда он приходил в себя ночью, прислушивался. Улавливал чьё-то дыхание и редкий храп, иногда кто-то всхлипывал в ночи.
Как хотелось подняться! Расправить плечи, крикнуть во всё горло: «Я жииив!»
«А жив ли?» — вопрос возникал неожиданно, и ответа на него не было.
— А если он вот так и будет лежать всю жизнь? Все дни, что ему отмерил Господь? — женский голос был тревожным.
— Радуйся, Мария! Может быть, это и есть Господь! Ты посмотри на него! Просто так не выживают такие люди. Жди, и он расскажет, как пришёл к этому. Он как будто бессмертный.
Продолжение тут
Все мои рассказы тут
