У меня был дед. Который воевал в блокадном Ленинграде.
К нему на дни рождения собирались друзья. Рассказы о войне его друзей оказали существенное влияние на мое мировоззрение, а из-за важного решения деда в начале войны выжила моя мать (об этом ниже).
Дед воевал в блокаде, и еще вел дневник. Это мало кто делал, ведь при обнаружении дневника следовали трибунал и расстрел. Но он вел, и вот теперь эта мелко исписанная тетрадка у меня.
Что я могу с ней сделать? Решил напечатать дневник в интернете. Надеюсь, что это увеличит количество людей, поминающих моего деда добрым словом.
Записи в дневнике дед делал не каждый день, иногда с большими перерывами. Первая запись датируется 13 ноября 1941 года (начало дневника утеряно, как и когда - не знаю). Тем не менее, то, что творилось в январе - феврале 42-го года, понять можно. Это описание, сделанное не по памяти, а вживую, меня очень впечатлило.
Этот дневник – не литературный труд, в более поздний период войны он не всегда писал о событиях, много рассуждал, что может быть не всегда и не всем интересно. Но я буду печатать все, без купюр и без исправления ошибок, а сокращения буду по возможности комментировать.
Я буду публиковать страницы дневника в день, когда они были написаны, ровно через 80 лет. Буду публиковать и оригинал, и удобный для чтения набранный текст. Плюс анонс, когда будет следующая страница.
Теперь несколько слов об авторе дневника.
Мой дед, Прядилов Алексей Михайлович, отец моей мамы, на начало войны был кадровым военным. 26 лет, строительные войска, офицер, служба под Ленинградом.
В июне 41-го дед был в командировке где-то между Ладожским и Онежским озерами, а поскольку дочке было уже полтора года, он взял с собой жену Нину - мою бабушку, и маленькую дочку Аню - мою маму.
Когда началась война, дед, естественно, должен был срочно вернуться в расположение своей части. И тут мои бабушка и дедушка приняли важное решение - пусть дед едет один, а бабушка с моей мамой не будут спешить с возвращением в Ленинград, не приближаться к линии фронта. Хотя в тот момент все были уверены, что война закончится около границы.
Это решение скорее всего и спасло мою маму от голодной смерти в Ленинграде. Похоже, своим существованием я обязан, с одной стороны, случаю (командировка), а с другой стороны мудрости (или предусмотрительности, что, на мой взгляд, почти то же самое) деда.
Итак, мои мама и бабушка остались в деревне за Ладогой (к сожалению, не знаю, в какой), а дед вернулся в Ленинград. В результате всю блокаду он провел внутри кольца. Их часть стояла севернее «дороги жизни», на линии фронта с финнами, и обслуживала дорогу жизни. Собственно, как я понял из рассказов, строительством укреплений огневых точек с северной стороны «дороги жизни» руководил именно он. Огневые точки из льда - дело его рук в том числе.
Смертность в строительных войсках была гораздо ниже, чем в боевых, но все равно, смерть ходила рядом и выхватывала людей случайным образом. Я знаю два случая, когда моему деду просто повезло не умереть.
Первый эпизод.
Поездка на машине вдоль линии фронта. Фронт с финнами был стабилен (как я понял, финны вышли на довоенную границу своей страны и остановились), руководство понимало, что атаки от них маловероятны, и тяжелое вооружение против танков отсутствовало. В результате с финской стороны периодически приезжал танк, противостоять ему никто не мог, все разбегались и прятались, а он ездил и стрелял куда хотел. Без поддержки пехоты это действие не имело военного смысла, так что, покатавшись и постреляв, танк уходил обратно.
Так вот, едет дед на машине, и вдруг навстречу выезжает вражеский танк. Все выпрыгивают из машины и прячутся кто куда. Мой дед спрятался за сугроб. Танк пострелял и уехал, а дед, встав, обнаружил, что пули прошли сквозь его сугроб в аккурат слева и справа от его плеч. Повезло.
Второй эпизод.
В самое голодное и холодное время начала 42 года, он возил часть своего офицерского пайка в город, домой (там жила его сестра с детьми). Жили они в самом центре, на пересечении Невского и Литейного проспектов. Дед на поезде с продовольствием добирался до места разгрузки (не знаю где, может, кто подскажет, где-то за Московским вокзалом), и шел по Невскому проспекту домой. А перед самым домом, где-то на уровне улицы Марата, отдыхал несколько минут, чтобы выглядеть дома бодрым и полным сил, типа еда из пайка ему совершенно ни к чему.
И вот один раз сел он отдохнуть. Не успел ничего сообразить, вдруг чувствует, кто-то его тронул за плечо. Подымает голову - два человека стоят и смотрят на него. Потом один другому говорит: «А, этот еще живой», поворачиваются и уходят. Оказывается, дед заснул, а это была похоронная команда, собиравшая трупы замерзших. Прошли бы они на несколько минут позже - дед бы успел замерзнуть.
Опишу еще два рассказа деда, не имеющие к нему прямого отношения, на тему, как люди выживали зимой 42-го. Вообще-то таких историй я слышал много (от деда, от его друзей, и в школу, когда я учился, каждый год приходили блокадники и рассказывали), и у меня сложилось стойкое впечатление, что пережить январь 42-го было невозможно без какого-нибудь дополнительного питания. Косвенно записи дневника зимы 42-го подтверждают эту мысль, похоже, официальные источники сообщают не всю правду.
Рассказ 1, про то, как выжила его сестра с детьми.
Когда стало совсем нечего есть, она вспомнила, что старший сын до войны за обедом хитрил - съедал мякоть хлеба, а корку не ел. А поскольку недоедать хлеб было запрещено, то корку он незаметно кидал вверх, на печку, которая была в комнате. Потолки там были высоченные, печка под потолок, и никто туда не лазил.
И вот залезла она туда в надежде найти несколько корочек хлеба, а обнаружила огромный склад корок, чуть ли не мешок! Все в моей семье были уверены, что это их спасло.
P.S. Прочитала этот рассказ сестра моей мамы, позвонила и сообщила, что это – блокадный фольклор, его многие рассказывают. Вот так, а я верил… Оставляю рассказ просто как сведения о блокаде, хотя теперь понял, что к моей семье он отношения не имеет. Это сказка голодного города.
Рассказ 2, про то, как выживал сам дед и его солдаты.
Им помогло то, что солдат их части регулярно посылали на железнодорожную станцию, на перевалку мешков с мукой с машин, приходящих по «дороге жизни», в железнодорожные вагоны для отправки в Ленинград. Конечно, брать и есть эту муку было запрещено под угрозой расстрела, но солдатскую смекалку никто не отменял. Между машиной и вагоном всегда была щель, в которую сыпалась труха, неизбежно появляющаяся при переноске мешков с мукой. Так вот - на землю клали тряпку, с которой после погрузки все стряхивали в котелок с водой. Вечером его кипятили и пили. По вкусу это была вода с песком, но к концу недели все крепчали - не то чтобы толстели, но уже могли нормально передвигаться. Или «могли поднять винтовку», как говорил дед. Как они в таком состоянии таскали мешки с мукой - не понимаю. Наверно, по четыре человека на мешок.
Теперь просьба от меня к читателям. Я очень хочу найти место, где стояла в блокаду часть деда. Знаю, что это был фронт с финнами, у Ладожского озера, в районе Борисовой Гривы. Там, где они стояли, линией фронта была железнодорожная насыпь - дед рассказывал, что финны раз в день всаживали в нее артиллерийский снаряд, после чего до вечера можно было спокойно жить и передвигаться, поскольку регламент обстрела был один снаряд в день, и они его никогда не превышали.
Может, кто догадается по этим скудным сведениям, где это было, или хотя бы предположит... Информация из Интернета не помогла - наградные документы оттуда все более поздние, о блокадной войсковой части информации я в них не нашел.
Итак, начинаю, без исправлений ошибок, без сокращений и купюр. Каждая запись будет иметь ссылку на следующую, предыдущую записи и на предисловие, а в конце предисловия будут ссылки на все страницы, типа оглавления.
Первая запись дневника будет от 13 ноября 1941 года.
Конечная цель — через несколько лет оформить все это книжкой — ввести все, найти деньги и организовать печать.. Так что о синтаксических ошибках — сообщайте, и по остальным пунктам кто что предложит — воспользуюсь.
Если захотите переслать ссылку еще кому-то — не обижусь.
Оглавление
Часть 1. Голод.
