Завязалась драка — и, возможно, даже против четверых грабителей у боевого офицера был скромный, но шанс. Если бы не мелькнувшие в их руках ножи.
У клуба имени Ворошилова , на месте бывших Ворошиловских конюшен, тускло горел одинокий фонарь, освещавший крошечный кусочек Красного проспекта. Всё остальное пространство скрывала летняя полночь, укрывшая город пасмурным пологом сонного неба. Даже окна в домах уже не горели, отчего улица казалась вымершей — хотя кто мог знать это точно? Во мгле плохо освещённого района то и дело мелькали неясные тени — то ли холодный ветерок раскачивал ветви подросших тополей, то ли ночные хозяева городских окраин прятались от яркого света.
Инженер Брыкин тридцати трёх лет возвращался из заводской лаборатории в свою новую квартиру напротив электровакуумного завода. Задержаться пришлось из-за строителей — на улице Дмитрия Донского возводили корпуса нового завода, и он — как автор технической части проекта — постоянно утрясал с ними то одно, то другое. Квартира была щедрым вознаграждением предприятия ценным сотрудникам, и как же радостно было семье Брыкиных выбраться из тесноты и вечной распутицы оврага 1-й Ельцовки.
Александр Иванович шёл не спеша — жена с сыном гостили у родителей, и дома его никто не ждал. Настроение у припозднившегося прохожего было отличное: молодого начальника технического отдела лаборатории направляли на учёбу в Московскую энергетическую академию. «Отучишься два года, — пообещало ему начальство, — и новый завод как раз построят. Назначим главным инженером!» Замечтавшись, будущий главный инженер не заметил, как из ночного сумрака выскользнули, преграждая дорогу, четыре тени.
— Огонька не найдётся? — простуженным голосом прохрипела одна из теней.
Брыкин досадливо поморщился — до дома оставалось совсем немного. Потащил из кармана спичечный коробок, молча протянул спросившему. Кисть руки выскользнула из рукава добротного нового пиджака, открывая подаренные женой часы «Кировские». Урка — в том, что перед ним уголовник, сомнений у Александра Ивановича не осталось — коробок не взял, ухватил за пальцы:
— Сымай котлы!
— Не ты мне их надевал, — резко выдернул руку Брыкин, — не тебе и снимать!
В следующее мгновение удар кастета по лбу высек из его глаз искры, но инженер оказался не робкого десятка — он прошёл войну, имел и награды, и ранения, демобилизовался в звании капитана и не собирался унижаться перед грабителями в собственном городе. Завязалась драка — и, возможно, даже против четверых грабителей у боевого офицера был скромный, но шанс. Если бы не мелькнувшие в их руках ножи. Первый удар финкой пришёлся в грудь, второй — в спину и третий — под лопатку. Инженер осел на мостовую, теряя сознание. Ненадолго оно вернулось, когда бандиты сноровисто стягивали с него костюм – перепачканный кровью, но совсем новый.
— Партбилет оставьте, — простонал Александр Иванович и снова отключился.
В 1953-м потеря партбилета была иногда страшнее смерти. Стащив со своей жертвы костюм и ботинки, грабители неожиданно выполнили просьбу. Достали партбилет и сунули в руку истекающего кровью мужчины. Когда сознание снова вернулось к нему, их уже и след простыл.
Брыкин кое-как поднялся на ноги и, раскачиваясь, словно пьяный, зашагал к дому. Доковылял, зажимая рану в груди, позвонил в первый попавшийся звонок — открывшая дверь женщина от вида окровавленного человека в майке и трусах тут же упала в обморок. Выскочил хозяин квартиры, узнал соседа, засуетился, вызвал дежурную машину с завода — благо тот располагался напротив — и увёз умирающего инженера в городскую больницу.
В больнице возник нешуточный переполох. Вызвали опытных хирургов, живших поблизости. Пока ожидали врачей, дежурная оказывала раненому первую помощь.
— Кто его так? — спросила она.
— Сказал: «Чёрная кошка», — ответил сосед.
Услышав это, молодая выпускница мединститута — атеистка и комсомолка — размашисто перекрестилась.
— Неужели вернулись? — едва слышно прошептала она.
«Чёрную кошку», наводившую ужас на советские города несколько лет назад, люди помнили хорошо. Дежурная тоже помнила тот липкий страх, что рождался внутри при одном упоминании о банде и выплёскивался наружу через дрожь пальцев, капельки пота на лбу и испуг в глазах. Сразу после войны множество мелких шаек в разных частях страны использовали один и тот же фирменный знак — рисунок кошки, оставленный на месте преступления. Но некоторые шли дальше: одна из новосибирских банд резала жертвам лица зажатыми меж пальцев бритвенными лезвиями, подражая удару когтистой кошачьей лапы.
Город жил страхом — не только понятным женским, на женщин нападали чаще, но и мужским, почти позабытым со времён Гражданской войны. В 1947-м ситуация и вовсе вышла из-под контроля: люди боялись вечером идти с работы, они перестали ходить по вечерам в театры и кино, они сидели по домам, боясь высунуть нос наружу! Первый секретарь обкома Михаил Кулагин собрал срочное совещание, на котором присутствовали и прокурор области, и начальник управления НКВД. Ветеран МВД Георгий Пашков вспоминал: «Состоялся крутой разговор. По слухам, тогда же ночью секретарю обкома Кулагину позвонил лично И. В. Сталин. Кулагин заверил Сталина, что новосибирцы в состоянии нормализовать обстановку самостоятельно. Перед работниками милиции была поставлена задача — собрать сведения на всех проституток, притоносодержателей, скупщиков краденого, на всех лиц, которые ведут антиобщественный, паразитический образ жизни, и произвести массовые обыски и задержание подозреваемых в преступлениях. Операция проводилась в строгой секретности, в ночное время. В процессе реализации этих жёстких, но необходимых мер погибло от рук бандитов немало сотрудников НКВД, но и банда «Чёрная кошка», как и многие другие, прекратила существование. Преступность стала резко сокращаться, а авторитет милиции значительно возрос».
Среди прочих бандитов из «Чёрной кошки» милиция задержала двух юных братьев Сизиковых — они промышляли грабежами в Заельцовском и Центральном районах, оставляя кошачьи силуэты как личную подпись. Братьев привели в отделение, но одному из них удалось выскользнуть на волю. Сметливый парень заприметил стоявшее в коридоре автомобильное колесо и, освободившись от охраны, покатил его к выходу. Дежурный даже внимания на преступника не обратил: мол, кто же может выкатывать из милиции колесо, как не милиционер? Бандит из «Чёрной кошки» вышел во двор и как в воду канул. Тогда и сотрудники УгРо проявили изобретательность: они вручили матери сбежавшего Сизикова фальшивую повестку от военкомата. Та, недолго думая, отнесла её в один из заельцовских бараков, где скрывался сын. Там его и повязали.
В том же 1947 году взяли и бердскую «Чёрную кошку», промышлявшую большей частью по деревням. Один из её «подвигов» описал житель старого Бердска Владимир Мелехин: «Помню случай, жила в Шарино семья. К ним пришли бандиты из «Чёрной кошки». Посадили мужа с женой в подпол и сверху поставили сундук, чтобы они оттуда не выбрались. Соседи забеспокоились — долго никого не видать. Зашли в дом, а там никого нет, и сундук посреди дома, на твориле, стоит. Открыли подпол, тогда те выбрались». Каково же было удивление милиционеров, когда выяснилось, что банду возглавляла женщина, в свободное от разбоя время работавшая инженером на Бердском радиозаводе!
С тех пор прошло шесть лет. Неужели «Чёрная кошка» опять вернулась? Стылой июльской ночью 1953 года в операционной городской больницы по вызову дежурного врача собрались два профессора и один доцент. Опытные хирурги пытались спасти жизнь тяжело раненному инженеру Брыкину. Он лежал на операционном столе и, возможно, в последних своих бессознательных видениях перебирал случаи, когда должен был умереть.
Девятилетним пацаном Сашка провалился в занесённую снегом прорубь забайкальской реки Хилок. Его потянуло под лёд, но мальчишка успел выбросить руки в стороны и кончиками пальцев ухватился за кромку льда. Никто не верил, что он сумел выбраться из проруби сам, но он смог — вылез, выкарабкался, прибежал в уже задубевшей от холода мокрой одежде в избу, и перепуганная мать, раздев мальчишку, оттёрла его полотенцем и прогрела на растопленной русской печи.
Когда ему было 12, река пришла за ним снова. Озеро в горах Яблоневого хребта, где она брала начало, переполнилось от обильных дождей, перемычку берега размыло, и огромный вал высотой в несколько метров устремился в долину. Жители, не мешкая, бежали в горы. Четверо детей Брыкиных остались дома: их мать к тому времени умерла, а отец был в отъезде. Вода стремительно прибывала: она затопила двор, затем ступени крыльца, затем вошла в избу. Перепуганные ребятишки забрались на крышу. Дамбу, защищавшую посёлок от прямой воды, прорвало, взбесившаяся река с рёвом прокладывала себе новое русло. На глазах у Саши Брыкина течение с лёгкостью сорвало и унесло четырёхметровый сруб колодца. А затем мимо ребятишек, жмущихся друг к другу на мокрой и скользкой от брызг крыше, река потащила соседские дома.
«Некоторые дома плыли совершенно целыми, — вспоминал Брыкин. — В окнах были видны стол, а на нём самовар, посуда или кошка, вздыбленная дугой. Старшая сестра решила сходить бродом по воде к соседке, которая осталась дома стеречь вещи. Вступив с последней ступеньки в воду, провалилась в промоину под домом. Её течением выбросило во двор, но она каким-то образом успела ухватиться за столб, ещё не смытый водой, и дико заорать. А тут по новому руслу плыли на лодке спасатели, которые её сняли с остатков забора и высадили к нам».
Дети просидели на крыше до утра. Река почти добралась до них, вымыв под домом большой котлован, — ещё полметра, и дом бы опрокинулся, и его бы тоже унесло… Но к утру поток постепенно ослабел, и вода пошла на убыль.
В 23 года Александр Брыкин получил тяжёлое ранение в боях на Курской дуге — от осколка снаряда вся его левая нога выше колена превратилась в кровавое месиво. Несколько месяцев он провалялся в госпиталях, но выкарабкался и вернулся в действующую армию.
И вот теперь он снова был рядом со смертью. Врачи успели откачать кровь из лёгких прежде, чем сердце Александра Ивановича не выдержало и остановилось. Пару минут хирурги пытались вернуть его к жизни, но всё было бесполезно. «Мёртв», — устало констатировал один из профессоров. Другой предложил: «Нужно его вскрыть, посмотреть повреждения». Милиция наверняка потребовала бы полный отчёт о ранениях и их последствиях, и врач, поднятый посреди ночи, теперь хотел доделать эту неприятную работу.
— Не сейчас! — неожиданно воспротивился доцент, бывший фронтовой врач всё ещё пытался спасти пациента. Он прошёл всю войну, выпил горечь сотен смертей, но и видел настоящие чудеса исцеления. Он не хотел верить в гибель человека, которого спасал несколько часов. В очередной раз не хотел…
Прошла ещё пара томительных минут — в тишине и полном молчании. И вдруг на их глазах действительно случилось чудо — сердце умершего снова начало биться.
В один из следующих дней доцент — фамилия его была Логинов — зашёл в палату к выздоравливающему Александру Ивановичу.
— Со вторым рождением! — поздравил он и признался: — А мы ведь тебя чуть на тот свет не отправили.
— Спасибо, доктор! — слабым голосом поблагодарил Брыкин.
Он лежал и думал, что судьба в очередной раз провела его по грани между жизнью и смертью.
К началу учёбы в академии Александр Иванович опоздал. Появился там с забинтованной грудью, слабый, но готовый грызть гранит наук зубами с утра до поздней ночи. Работе он всегда отдавал всего себя. И судьба — после стольких испытаний — отсыпала ему полной мерой. Окончив академию, Брыкин вернулся в Новосибирск и стал главным инженером завода полупроводниковых приборов — того самого, на улице Дмитрия Донского. Через десять лет, в 1965-м, его назначили директором, и вскоре к боевым наградам Брыкина добавились трудовые — звезда Героя Социалистического труда, ордена Трудового Красного Знамени и Октябрьской революции. Его жизнь могла оборваться в 33 года после трёх ударов финкой, а он прожил сто лет и скончался в апреле 2021 года, несколько месяцев не дожив до своей сто первой годовщины.
Но что же «Чёрная кошка»? Откуда она взялась на Красном проспекте в 1953 году? В своей книге Брыкин объясняет это так: «В конечном итоге банду поймали. Это были члены «Чёрной кошки». После смерти И. В. Сталина были выпущены все заключённые из тюрем и лагерей. Они начали терроризировать население». Да, это действительно была «Чёрная кошка» — отсидевшая в тюрьмах и лагерях и вернувшаяся в город за новыми жертвами.
Ирония судьбы: приказ о весенней амнистии 1953 года инициировал Берия, а подписал Ворошилов, на тот момент Председатель Президиума Верховного Совета СССР. И вышедшие по амнистии бандиты у клуба имени Ворошилова чуть не отправили на тот свет будущего Героя Социалистического труда.
Но судьба была против. Иногда она бывает щедрой.
Игорь Маранин
