Если спросить ребятишек, с чем у них ассоциируется День учителя, то это, скорее всего, будет день рождения Фредди Крюгера - большого любителя мелко нашинкованных детей.
Взрослые устроены иначе. У них ещё в школьные годы развился стокгольмский синдром. Взрослые тепло и нежно вспоминают своих мучителей.
В младших классах мне представлялось, что учителя вовсе не существуют вне школы. Они населяют её как призраки английское поместья. Выйдя на школьное крыльцо, педагоги просто растворяются в воздухе.
Скажите ещё, что они так же ездят в трамвае, стоят в очередях, ходят в поликлинику, стряпают на кухне? Не может быть.
У них есть семьи и даже дети? Нет, нет и ещё раз - нет. Какой извращенец может жениться, например, на нашей ботаничке - этом костлявом монстре с мочалкой на голове и холодным взглядом убийцы?
Говорят у нашего завуча есть дочь. Враки! У гильотины не может быть функции деторождения.
А учительница пения, с этими вызывающими рвотный рефлекс "картинками с выставки" и "во поле берёзками'! Что за несчастные создания могут жить с ней в одном доме? Нет таких в природе. Это фантастика.
Я то знал, как оно происходит на самом деле. Растворившись в воздухе, утром эти потусторонние существа материализовались прямо в учительской. В пыльном углу за шкафом, где стоят свёрнутые в рулоны географические карты. Раздавался хлопок, пробегал ветер, сметая со столов бумажки. Из дымного сияния появлялась фигура. Да что там рассказывать, вы все смотрели фильм "Терминатор".
Ну дальше понятно: ил би бэк, многозарядная указка и всё такое. Кто у нас сегодня Сара Коннор?
Только став несколькими годами старше и чуточку поумнев, я понял, что наши учителя вовсе не злобные андроиды, а тоже люди. Зачастую не очень счастливые. Они тоже болели, стреляли друг у друга трёшку до получки и иногда приходили на урок с красными от слёз глазами.
Наша англичанка, удивительно похожая на кошку Матильду из мультика про Карлсона, тяжело ходила на толстых слоновьих ногах, опираясь на палочку. Она никогда не повышала голоса. Просто смотрела на очередного неуча с грустным недоумением, как на насекомое в человеческом обличье. А поставив двойку, брезгливо морщилась.
У нас появился новый физрук, потому что предыдущий сошёл с ума. Его забрали, когда он маршировал строевым шагом по разделительной полосе, между машин на дороге. А такой бодрый дядька был. Энтузиаст и пропагандист утренней зарядки. А что там стояло за этим бодрячеством? Какой надлом расколол его спортивный разум?
А наш учитель труда. Вот цельная натура! Фронтовик. Орденоносец. Он всё понимал про нас засранцев. Лёгкий шлепок под дых, с присказкой 'ты слушай, слушай", заставлял нерадивого ученика полностью сосредоточиться на предмете... когда восстанавливалось дыхание и глаза возвращались в орбиты. Но мы не обижались на его педагогические приёмы. Наоборот! С дрожью в голосе обсуждали: каково же приходилось гадам фашистам, когда наш Василий Антонович засаживал своим кулачищем им в торец на полном серьёзе? А ещё он, болея после вчерашнего, легко поддавался на уговоры отстать от нас со своими табуретками и жестяными коробочками, а лучше рассказать про войну. И рассказывал. Деликатно, без лишних подробностей. Но так, что мы всё равно очень хорошо понимали: война это плохо. И страшно.
Однажды, уже классе в восьмом, мы с другом забежали на перемене в пивную напротив школы. (Ну да, было такое) И наткнулись там на нашего химика Леонида Борисовича Райхлина. Он одиноко стоял за столиком, маленький и грустный, как ослик Иа. Мы смутились. А он, рассеянно мазнув по нам взглядом, лишь сказал: - А, ребята. Что, уже перемена? А у меня "окно". И снова окунул свой семитский рубильник в кружку.
И всё. Мы были для него невесёлой данностью - его учениками, которым абсолютно плевать на гидриды - ангидриды, на его предмет в целом. Он это прекрасно понимал. А ему, видимо, взаимно было плевать на нас.
Если химию преподавал Леонид Борисович, то физику - Наум Борисович Кофман. Невысокий, крепко сбитый. Лысый и клювастый, как птица гриф. Хороший преподаватель. Его багровая физиономия оживлялась, когда урок шёл как надо. Вот он не был равнодушным человеком. Искренне радовался и огорчался нашим успехам и неудачам.
У него был роман с Лидией Андреевной, математичкой и нашим классным руководителем.
Наша классная имела характер. Была, как теперь сказали бы, в авторитете. От её грубоватых шуток и нелицеприятных эпитетов краснели даже самые отъявленные двоечники и хулиганы. Плотная, коренастая, мохноногая, всегда в одном и том же сером костюме - юбка и жакет, больше похожий на мужской пиджак. Круглое, простоватое лицо оживляли игривые усики.
Физик и классная. Хорошее название для романа. И роман был. Сам тому свидетель.
Однажды, на большой перемене перед уроком физики, я был дежурным по классу. Ну кто постарше помнит: протереть доску, проветрить класс и т.п. В физическом кабинете, рядом с доской, была дверь в лаборантскую. Туда-то и шмыгнули в начале перемены эти два одиночества.
Я уныло тёр доску, а сам прислушивался к звукам музыки за таинственной дверью. Меня просто раздирало любопытство. Наконец, не выдержал. Дробно постучав, приоткрыл дверь и сунулся физиономией в запретное царство.
Конурка без окон. Ничего лабораторного. Солдатская железная койка под серым одеялом. Табуретка, сервированная бутылочкой коньяка и парой конфет. На тумбочке проигрыватель деловито пилит самопальную пластинку "на рёбрах" (Делались такие пластинки из старых рентгеновских снимков. Отсюда и название). Песня "Бублики" про "несчастную торговку частную" и тусклая лампочка под потолком.
Эти голубки сидели на койке приобнявшись и дымили сигаретами.
- Что надо? - Сказал Наум Борисович. - Иди отсюда.
- До конца перемены в класс никого не пускать. - Добавила Лидия Андреевна.
Я так и сделал. Пусть поворкуют.
В восьмом классе я уже твёрдо для себя решил, что любовь, это нечто большее, чем просто "задрать платье на Светке Кобылкиной'- как считал
мой товарищ и одноклассник Лёха, руководствуясь собственным опытом.
Никогда не испытывал особой ностальгии по школьным годам. Любая жёстко структурированная система вызывает у меня отторжение.
Как-то заглянув на сайт "Одноклассники" и разыскав там своих, решил больше этого не делать. Уж пусть лучше навсегда остаются теми мальчиками и девочками, какими я их помню.
А наши учителя?… Сейчас я понимаю, как непросто жилось им. И тем не менее, они честно делали свою работу. И всегда, всегда оставались для нас на пьедестале. Будучи не самым прилежным учеником, в нынешних реалиях, иногда, чувствую себя профессором, светилом науки мирового уровня. Современные недоросли просто потрясают своим невежеством. Кипит возмущённый разум советского троечника. Значит все-таки, не зря вы возились со мной, дорогие мои учителя. Сумели-таки что-то вколотить в те ленивые голубцы, что заменяют мне мозг. Спасибо Вам!
А теперь, дети мои, большие и маленькие, открою вам главный секрет. Я женат на учительнице. Да-да! Я теперь по другую сторону баррикад. Моя жена замечательный педагог. Вам это авторитетно подтвердят родители нынешних учеников, и те её ученики, что уже сами стали мамами и папами. Я искренне горжусь дорогой моей, самой любимой на свете учительницей.
Я её почти не боюсь. В угол меня ставят редко, только за дело. Я старый шалун, но когда моя дражайшая супруга включает в голосе учительские интонации, я ощущаю знакомую дрожь и обещаю быть послушным.
Дорогая, любимая моя, с Днём учителя тебя!
