Говорят про век дворцовых переворотов, которые делали какие-то тётки. Ещё говорят про «бабий век»: интриги, сплетни, будуары. А что это был за век на самом деле, без любимых историками глупых анекдотов?
Да век мировых династических войн.
Вот, например, зачем брали Берлин в первый раз?
Могли – и взяли. Европа была пустая. Армии компактные. Резервы косметические. Всей гопотой носились с места на место, пара удачных манёвров решала дело. Фридриху сделали «вилку», он метнулся в зазор слопать фигуру, позицию оставил голой. В Берлин зашли, выпили. Что с ним делать дальше – было непонятно: он ведь чужой. Сняв пенку, ушли. И дверь за собой тихо закрыли. То же с Восточной Пруссией: побаловались-отдали. А то советские историки устроили ор: предали интересы России. А тогда эти слова только изобретались, и понимали их единицы.
В Семилетнюю войну Россия вступила без определённых стратегических целей, болталась по Центральной Европе, и даже генералы не знали, что делать после побед. Вместо преследования врага отходили назад. Да и был ли враг? И какой смысл в преследованиях? Похоже на договорной матч.
А кто всем заправлял? Некая Елизавета Петровна, дочь Петра и Екатерины Первых.
А на самом деле? Ведь понятно, что миленькая Елизавета самодержавно управлять могла только шкафом с платьями, что не скрывалось даже тогда. Откуда она взялась?
Елизаветинский переворот 1741 называют дворцовым, потому что его делали гвардейцы, точнее, высшее руководство гвардии и армии. Этот факт порождает грубую ошибку. Все перевороты только так и делаются, поэтому определение «дворцовый» тут порождает искажение смыслов. Советские историки рассуждали ещё проще: раз в жизни простого народа ничего не изменилась – значит, «дворцовый». Но простота хуже воровства.
Определение «дворцовый» сильно упрощает историкам жизнь: не надо разбираться, чем была Россия в то время. Национальной историей тогдашняя Россия определяется как сильное независимое государство с императорами, но сама история (ещё не сдобренная национальной идеологией) как раз тогда только и начинала сочиняться, с огрехами, которые впоследствии не все удалось заретушировать.
За Россию началась довольно серьёзная толкотня на легитимном династическом поле. (Впрочем, такая же шла и по всей Европе, то есть, Россия становилась европейской державой.) Император Пётр II был сыном принцессы Брауншвейг-Вольфенбюттельской. Анна Леопольдовна, по рождению Мекленбургская, была замужем (с 1739) за Антоном-Ульрихом, родившемся в Брауншвейг-Вольфенбюттеле и бывшем принцем Брауншвейг-Люнебургским, а английский король Георг II был с 1727 того же Брауншвейга герцогом. Но одновременно Антон-Ульрих был племянником императора Священной Римской Империи Карла VI. Мекленбург же, коротко оккупированный Россией при Петре, оказался вскоре под ганноверскими, то есть, в руках всё того же Георга. Это описание упрощённо. На самом деле всё сложнее. Например, титул мог не означать фактического владения и пр.
Запутаться в этом немудрено, советский Мюнхгаузен, например, объявил войну своему собственному королю. Немецкий Мюнхгаузен, натурально, сопровождал в Россию того самого злосчастного Антона-Ульриха. Можно догадаться, что так начавшись, история эта нормально кончиться не могла.
При этом такая запутанность возникла уже на втором шаге. Вот до чего доводит неразборчивость в интимных связях. Десять лет назад ещё всё просто – и Россия здоровая страна в изоляторе, – а вот уже вся в династийных сифилитических бурбонах бубонах.
В принципе, истории и смысл русских переворотов отсюда. Как ни странно, от слова «русский».
Ось тогдашней русской внешней политики – Священная Римская империя. Венский договор был заключён в 1726, и имел стратегическое значение более ста лет, что большая редкость, так как обычно союзы имеют чисто тактическое применение: сварганить дельце и по кустам.
Договор готовил и подписывал некий Остерман, человек и псевдоним, сам с корнями из «Рима» (как и «Романовы», если не терять чувства ю). Договор России был выгоден с точки зрения нейтрализации треугольника Франция – Швеция – Турция. Обе державы не имели заморских колониальных возможностей, обеим до поры было сподручно подрезать Османскую Империю двуручной пилой.
Ну, зачем СРИ России ясно: держава авторитетная, могли замолвить словечко. Тем более, Вена не могла соскочить с антитурецкого острия при всём желании. А зачем Россия СРИ? С региональной-то армией и, прости за выражение, шхерным флотом? А для проникновения на Восток, прежде всего, в Персию и Китай. Договор с Персией заключил всё тот же Остерман, с Китаем – ещё более международный дипломат с говорящей как «Остерман» фамилией Рагузинский-Владиславич (о Рагузской республике писать не буду, чтобы не захламляться). Забавно, что ставил серба на московские рельсы ещё один «говорящий» персонаж с фамилией Украинцев, проживавший в Хохловском переулке (реально, поляк или австриец).
То есть, СРИ заключила договор с Россией в 1726, а с Китаем годом позже. Это был для Австрии альтернативный маршрут: в 1722 году была основана Остендская компания для торговли морской, что предсказуемо вызвало рычание колониальных конкурентов. В обмен на признание Прагматической санкции, компанию де-юре прикрыли как раз в 1727 (де факто фактории в Индии нелегально работали и в 1740-х).
Итак, Венский договор 1726 для СРИ был сложной частью того самого метасоглашения, называющегося Прагматической санкцией, то есть, решения проблемы наследования в Империи, которая ожидалась как результат династического кризиса, и люди проектировали события задолго до. Поначалу державы согласились, но когда дошло до дела, Австрию кинули и начали войну за её наследство.
В условиях готовящейся войны союз с Россией мог быть не лишним. На военную помощь особенно рассчитывать не приходилось, но тыл был прикрыт.
Переворот 1741 произошёл как раз перед войной, и странно предполагать, что это был какой-то переворот дворцовый.
Историки в событиях путаются до стадии потери логики. Дело между Бироном, Минихом, Остерманом, Антоном и Анной описывается как вереница взаимных обид и подстав. Этому, конечно, способствовали записки, доносы и мемуары участников, валивших друг на друга. Что там происходило в чёрном ящике 1740 – 41 не столь уж важно на фоне того, что австрийцы расценили события перед 1741 как прямую угрозу, и Россию в лоно СРИ вернули.
В принципе, предшествовавшее правление Бирона проавстрийским назвать нельзя, скорее, он вёл дела в духе российской независимости, что Австрию напрягало, но допускалось, как паллиатив. Прекрасно плававшие в европейских династических болотах, угрозу от перекрёстного скрещивания император СРИ понимал. Для закрепления условной независимости России (то есть, зависимости от международной СРИ, но независимости от всех прочих) нужно было держать её под управлением своих, то есть, русских, хотя бы частично, хотя бы только по именам-отчествам.
То есть уже Анна Иоанновна избиралась из кучи-малы именно по такому принципу: подальше от Великобритании, с королём которого «новые русские» вдруг стали в чересчур близкое родство. Союз с Россией был ценным активом на вырост, и пускать в Петербург кого-то с заходцами "здрасьсе, я ваша тётя" (это буквально) было глупо.
Анна же Иоанновна была тётей русской, и это главное. Помним, что вдове не дали выйти за саксонского залётного фраера именно австрийцы. То есть, имели, на всякий случай, виды. (Виды скоро случились, помним, люди планировали всё задолго до.) Курляндский же Бирон никаких проблем курляндской герцогине не создавал, – но, заметьте, на всякий случай (ну, мало ли что!) мужем ему стать не дали. Баловаться, ребята, можно, а так не надо. (А то могут быть и дети...)
С кончиной юного бездетного русского, но уже и брауншвейгского Петра II в Австрии вздохнули облегчённо. На Тайном Совете явный сторонник Австрии Дмитрий Голицын кандидатуру Анны-без-евро-примесей и предложил. Канцлер Головкин (он был графом Священной Римской Империи) дело натурально поддержал, рассказывают, как дежуривший под дверями Остерман ворвался в камору с дежурным ором «Виват!» и т. п.
Интересно, что по завещанию Екатерины I следующим в очереди наследником после Петра II должен был стать сын Анны Петровны Карл Пётр Ульрих, будущий Пётр III, но австрийская партия «природных русских» с негодованием отвергла такой вариант именно потому что крысюк «нерусский».
Заигрывание австрийцев с природной темой привело к путанице. Многие «природно русские аристократы», не разобравшись в сути дела, требовали дальнейшей русификации, но слишком русских тоже было не надо. Не потому что немцы свои, а потому что местные бояре делать ничего не умели. А делать было надо. После двухлетней бузы слишком русских от правительства удалили. В 1733 началась война за польское наследство, в которой Россия играла за чёрных вместе с Империей. Суть итогов вроде бы неудачной войны – признание Францией долгоиграющей Прагматической санкции.
Проблемы у невезучей Анны Леопольдовны начались сразу после решения Анны Иоанновны назначить потомка по линии сестры Екатерины. Надо же такому случиться, что именно в том году у осаждаемой женихами Пенелопы всплыл хитроумный Одиссей Алексей, – ещё один персонаж с говорящей фамилией Разумовский, польский или, попросту, австрийский дворянин, замаскированный под «природно малороссийского» простеца. Довольно быстро его возвели в достоинство мужа Елизаветы Петровны. В 1741 он сыграл главную роль в свержении «нерусской» династии снова в пользу «русской». То есть, австрийской.
А вот жениться официально опять запретили. А то сразу бы всплыли дяди-тёти. Но царство дело серьёзное.
Историки на голубом глазу пишут, что модница и хлопчик между танцульками и вистом организовали культурный прорыв гигантской страны темпами год за три. В Петербург впрыгнул сразу готовый Президент Академии Наук и т. п. Объясняют так: то ж парубки дюже Розумные: это прямо в фамилии написано.
Ну, куда «природным русским дуракам» против мирового Розума. Местных князей опять умно подвинули, а потом сами графами-князьями стали. Например, Священной Римской Империи. Одному такому умнику Александр потом дом спалил – так ведь достал.
Такая политика австрийского двора не должна удивлять. Священная Римская Империя представляла собой в высшей степени сложный конгломерат народов и культур, это не говоря о клубке завещаний и наследств, и в деле управления таким сбродом Вене не было равных. На местах она использовала лояльные «национальные» кадры, тщательно их выращивая и подробно вникая в местную специфику. Именно эту модель переняла Россия в своей экспансионистской политике, и она была максимально успешной в сравнении со всеми прочими колониальными державами, – и в какой-то момент ученик превзошёл учителя.
То есть, в переворотах 20-х – 40-х годов ясно просматриваются не придворные шуты и ряженые гренадеры, а последовательная деятельность старого и опытного государственного аппарата. Аппарата чужого, но не зверского. Ну, подросток разгулялся – заботливый отчим влепил затрещину. Несколько навязчивый союз с Империей для России того времени – джек-пот, позволивший стране в конечном счёте состояться в качестве великой державы. В отсутствии возможности подпитаться напрямую Парижем, Вена была, конечно, наилучшей альтернативой.
То есть, обе русские бабы на царстве нужны были для изоляции России от международного влияния по династическим линиям. В век (а это уже без всяких натяжек) мировых войн за выморочные наследства, Россия получила 30 лет автохтонного развития под присмотром единственного заботливого опекуна (которого самого рвали на части). С тех пор в России никакими династическими бумагами трясти было невозможно – засмеют такие же самозванцы. Развивалось государство, а не династии, что спустя полвека, когда нужно было ставить дело на рельсы национализма дало неслыханный бонус. А немцы об своих курфюрстов спотыкались на каждом шагу.
Да, а что с третьей бабой, нерусской?
Да то же самое.
Продолжу
По теме – Австро-Венгрия: империя, которую жаль