Пигмент, наполнитель и связующее. Сбалансировать, сформировать и высушить. Взмахнуть получившейся «волшебной палочкой» — и на холсте, картоне, бумаге или даже на замше останется линия высокой цветовой плотности с характерными «бархатистыми» краями.
Это — пастельная краска. Уникальный инструмент в руках умелого художника, позволяющий балансировать на тоненькой грани между живописью и рисунком. Разрешающий работать с нетронутой монохромной линией или превращать композицию в симфонию многоцветных мелких штрихов. Создавать как очень насыщенные, так и слабовыраженные тона.
Дега говорил, что пастель дарит ему возможность быть «колористом с линией». Ценное наблюдение, но совсем не новость. Ведь за добрую сотню лет до его рождения мастер пастельных этюдов Бенедетто Лути достиг совершенства в изображении нежной кожи итальянских красавиц. Сам же маэстро Лути «стоял на плечах» великих живописцев эпохи Возрождения, открывших способность такой краски щедро рассеивать отражённый от частиц пигмента солнечный свет. Придавать красочному слою особую «пастельную» ауру. Мягкую, нежную, изящную...
Согласитесь, дорогой читатель: подобная сумма «характеристик» весьма гармонично сочетается со стереотипичным представлением об идеальном женском характере. Так стоит ли удивляться, что в те отдалённые время, когда возможности для самореализации женщин-художников были сильно ограничены, пастель полагалась идеально подходящей для творчества живописцев прекрасного пола? Помимо упомянутой выше специфики, имелись и иные предпосылки для становления пастели преимущественно женским видом живописи. И графики. Работа с сухим и заранее отформованным материалом была, как выразился один писатель, живший в восемнадцатом веке, «...гораздо предпочтительнее той, что заставляет пачкать прекрасные руки масляной краской». А «пастельная» студия, где рождались картины портретного жанра, была «в среднем» куда проще (и безопаснее) в обслуживании, чем мастерская художника, творящего масштабные полотна на библейские или мифологические темы. Никакого стресса в связи с наёмными рабочими, обнажёнными моделями, громоздкими приспособлениями и прочими затруднениями для прекрасных дам из высшего общества...
Ярчайшим подтверждением наших слов служит профессиональная карьера госпожи Розальбы Каррьеры. Восторженные отзывы о её картинах распространились далеко за пределы родной Венеции, способствовав росту популярности пастельного портрета по всей Европе. В 1720 году сеньора Каррьера отправилась в Париж, где её изящные, аллегоричные и остроумные полотна получили широкое признание публики и массу положительных экспертных отзывов. Включая рецензии тех маститых критиков, к которым прислушивался королевский двор. И уже совсем скоро среди почитателей и покровителей её таланта числились члены монарших семей со всех концов Старого Света. Венецианская студия нашей героини превратилась в туристическую достопримечательность, к которой, что называется, «не зарастала народная тропа».
Особенно сильно пастели Каррьеры пришлись по вкусу британским аристократам. Путешествуя по Италии, они прямо-таки считали своим долгом посетить её мастерскую. Дабы заказать свой портрет или попросту полюбоваться образчиками творчества художницы.
Впрочем, Каррьера была далеко не единственной успешной пастелисткой поза-позапрошлого века. К примеру, парижанка Аделаида Лабиль-Гиар, числившаяся придворным живописцем дочерей Людовика XV, совершенно не отставала от своей коллеги ни в плане профессионального признания, ни в смысле объективного вклада в развитие жанра пастельного портрета. А рассказ об интереснейшем процессе её творческого становления и развития определённо заслуживает отдельной статьи.
Шли годы, близился канун нового века, и ассоциация пастели с женским началом всё активнее выходили за рамки творчества тех художниц, которым посчастливилось родиться в благородных семействах.
Активнее всего мода на пастельную живопись распространялась среди представительниц среднего класса Британии. Очаровательные своей непосредственностью изображения членов семьи всё чаще украшали интерьеры женских опочивален, ванных комнат, пляжных кабин... Репутация пастели как сравнительно лёгкого в освоении способа самовыражения привлекала все большее число художников-любителей, многие из которых были женщинами. Анонимный французский трактат, датированный 1788 годом, напрямую рекомендовал пастель как «способ спасения молодых девушек от скуки одиночества» и «средство борьбы с бездельем, источником стольких неосторожностей». Такие вот дела... Само собою, европейские бизнесмены не стали упускать свой шанс. И принялись наперебой торговать пастельными красками, рекламируя их как —цитата— «ассортимент тонов, идеально подходящих для цветов, фигур и пейзажей».
А затем мир и общество изменились навсегда. Хотя карьера некоторых пастелистов (в том числе Лабиль-Гиар) пережила Французскую революцию, роскошные аристократические портреты образца восемнадцатого века совершенно вышли из моды. На долгие десятилетия красавица-пастель оказалась в немилости у большинства «серьезных» художников и критиков. А её возрождение, случившееся в девятнадцатом веке, представляло собою радикальное переосмысление как сюжетов картин, так и самой техники применения красок. К примеру: в руках французских мастеров пастель стала имитировать внешний вид любой текстуры. Теперь она «умела» блестеть холодным металлом и тихо сиять переливами атласа. Работы большинства европейских живописцев, избравших эту уникальную технику, стали прямым развитием творчества Мориса-Квентина де Ла Тура. Как писал в те годы один видный парижский критик: «Мы видим, мы чувствуем запах, мы думаем, что можем прикоснуться ко всему, что он рисует. Это действительно бархат, мех, марля: не может быть, чтобы это был просто обман красок».
Одним из главных адептов нового видения был непревзойдённый Жан- Франсуа Милле. Мастер, чьи картины не снискали большого успеха при жизни автора, но вызвали фурор во время первой же публичной экспозиции в 1875 году. Вряд ли можно было вообразить себе более инновационный подход, нежели тот, что исповедовал наш герой. В противоположность тщательным поискам цветового и композиционного равновесия, за которое так держались предшественники, его энергичная штриховка, тяжёлые контуры и ограниченный тональный диапазон как нельзя лучше соответствовали тематике нового времени. Сюжетам из жизни крестьян и городской бедноты.
Была ли это революция в рамках одного отдельно взятого стиля? О да, безусловно. Но не следует полагать, что опыт минувших веков был забыт. Напротив: новая волна интереса к искусству восемнадцатого столетия «подпитывала» вкус аудитории к пастели. Придавала картинам, выполненным в данной технике, некий шарм концептуальности.
Вот небольшой отрывок из статьи критика Пола Дежардена, прославлявшего наследие маэстро де ла Тура: «Пастель следует использовать для передачи того, что наиболее эфемерно в природе: выражение, проходящее по человеческому лицу, быстрое взаимодействие солнечного света и тени — и ничего больше... она должна запечатлеть то, что наиболее неуловимо».
Немалое число профессиональных художников, работавших на пленэрах, полностью разделяло подход Дежардена. Более того: большинство отцов- основателей импрессионизма в то или иное время обращались к пастели. Начиная с 1860-х годов, Клод Моне время от времени прибегал к помощи этой замечательной техники. Эдуард Мане использовал его в основном в конце своей карьеры. Его работы пастелью почти полностью состоят из свежих и спонтанных портретов, в основном — женских. Ну а маэстро Келли использовал при написании своих излюбленных морских закатов и лондонских туманов, исследуя скоротечные эффекты света и цвета...
С самого Ренессанса и по сей день. Всё такая же обособленная, уникальная, бросающая вызов и дарящая море возможностей. Пастельная краска ждёт своих новых героев, готовых видеть этот мир переменчивым, но гармоничным. Сложным и хрупким, но бесконечным и прекрасным. Ждёт, чтобы продолжить свой великий путь преображений, переосмыслений и открытий. Чтобы к пигменту, наполнителю, связующему добавилась капля нового вдохновения.
Автор: Лёля Городная. Вы прочли статью — спасибо. Подписаться
