Николай Ежов, уже одна фамилия до сих пор внушает некоторым страх и ненависть, а уж сколько о нём сказано и написано, не счесть. Поэтому не буду вдаваться в биографические и прочие подробности этого деятеля. Остановлюсь на его семье, вернее - приёмной дочери, о которой мало что известно. Вот уж кому досталось по полной программе. Тень приёмного отца висела над ней до самой смерти.
Тема для этой статьи была навеяна моим коллегой по этому каналу Владимиром К. "Черный нарком". Решил посмотреть, что у меня есть на эту тему на книжных полках.
Как-то в руки попала тонкая книжечка с интригующим названием: «Одна против всех». Но если внимательно прочитать, то уже многих толстых фолиантов по теме Сталина и последующих руководителей уже читать не надо. Даже то, что воспоминает автор, причём весьма кратко, хватило бы на длинный сериал.
Эти мемуары написала приёмная дочь Николая Ежова, всесильного наркома Народного комиссариата внутренних дел. Руководил недолго, за перегибы и прочие антигосударственные и уголовные преступления был снят с должности и расстрелян.
Книга основана на письмах его приёмной дочери к Ивану Паникарову, председателю общества «Поиск незаконно репрессированных», которое работает в п. Ягодный, на Колыме.
Её звали Наталья Николаевна Хаютина. Как она попала в семью Ежовых, она так и не узнала. Единственное что удалось ей установить – было 11 месяцев, когда её приняли в новую семью. По некоторым сведениям, её настоящий отец «в 30-е годы был посланным НКВД в Лондон». Впрочем, семья Ежовых, так и не удосужилась полностью оформить документы на Наталью, хотя это не помешало ей быть постоянно в центре внимания спецслужб СССР до самой кончины.
Воспоминания о приёмной семье у неё остались светлыми:
«Как я уже писала, отец занимал ответственный пост, его я почти не видела. Зато, когда он вырывался домой, что мы творили. Он подбрасывал мен к потолку, катал на спине, заваливая кучей игрушек. За день-два он узнавал обо мне всё, сколько зубов, что я люблю, а что нет, как дела по музыке, ведь в четыре года меня усадили за фортепиано… Мама работал в редакции журнала «СССР – на стройке», тоже очень редко бывала дома, моим воспитанием полностью занималась няня».
После ареста и расстрела Ежова, девочку определили в детдом, хотя няня хотела её даже удочерить. С этих пор у неё началась весьма сложная, а где-то страшная жизнь, которая закалила характер Наташи. В одном из детдомов по традиции новичков сильно избили, так проверяли «кто хлюпик, а кто и постоять за себя может, с кем можно дружить, а от кого надо держаться подальше». Естественно, воспитателей рядом не оказалось.
В одном из писем она вспоминала:
«Я рада, что нас приучали к труду, это ой как полезно для дальнейшей жизни. Даже когда была нехватка рук нас посылали на сплав леса. Мы вылавливали толстенные брёвнышки и оттаскивали их от воды, а уж там мужчины складывали их штабели. Тяжело, очень тяжело, не скрою. Ведь мы были ещё очень маленькие и худенькие. Но зато потом так приятно поесть у костра. Уху ели. Нам в детском доме не часто вдоволь есть приходилось… Шла война. И мёрзлую картошку за счастье считали поесть. Хлеб ели наполовину с лебедой, когда с кукурузой, но только это редко было. Жмых грызли, травку всякую в лесу собирали для еды. Летом-то привольно, сытнее жилось… Клевер считай, весь поели…. Тяжёлое время было, вспоминать страшно… Училась я хорошо, но была страстной непоседой. Вертелась на уроках, баловалась, за что меня часто выставляли за дверь. А в детском доме за это наказывали. Или мы чистили картошку (это ещё хорошо, хотя котёл был здоровущий), или оставляли без обеда. У нас и так живот к спине прирастал, а тут приходилось глотать слюни и ждать ужина».
Настоящим спасением для Наташи стала художественная самодеятельность. Их коллектив ездил по области, где их не только очень тепло принимали, но и вкусно кормили! Для детдомовцев это было настоящим счастьем. Когда она решила поступать в ремесленное училище, оказалось, что недреманное око продолжало за ней следить.
«Всех-то приняли сразу, а со мной опять заминка вышла. Дней восемь или десять нас с воспитательницей вызывали в Управление МВД. Сидел там один тип по фамилии Коган и всё орал изо дня в день одно и то же: Как вы не понимаете! Ведь по окончании училища она пойдёт на завод!»
Что там такого опасного, ей было невдомёк. Наталья долго не могла понять, почему за ней такое пристальное внимание. О своём приёмном отце она уже давно старалась не говорить при людях, но кто-то продолжал следить за её жизнью.
Учась в ремесленном училище, она пыталась повеситься, не выдержав обвинений в принадлежности к семье опального наркома. По её просьбе перевели в Магаданское музыкальное училище, где она выучилась на аккордеониста. Но даже здесь «компетентные органы» не оставляли её в покое. Пытаясь устроить свою тихую жизнь, Хаютина заехала на очень Дальний Восток: Певек, Валькумей, Сусман и далее по Чукотке и Колыме. Но не успевала она переехать в очередную глушь, как тут же вызывали в кабинет и там долго беседовали, что-то доказывали на повышенных тонах, угрожали.
«Не в лагере была и не в тюрьме,
Я сама себя арестовала.
И теперь живу на Колыме,
Куда себя сама я и сослала…»
Какая-то оторопь берёт от этих строк Натальи, ведь это воспоминания и итог всей пройденной жизни. Кажется, она должна была после всего проклясть своего отца, хоть и приёмного:
«Знаю, миллионы людей проклинают его (Николая Ежова – прим. моё). Знаю, его никогда не реабилитируют – ведь не будет виноватых. Но мне он не сделал ничего плохого, он любил меня, и любовь была обоюдной. Я буду до конца дней своих помнить его доброту. Верю, в душе он был добрым человеком, каким и останется в моей памяти. И пусть меня за это осудят, но только с ним. Да-а, не очень-то красиво получается, я, кажется, иду одна против всех…Но ведь это мой отец!... Кто же его защитит, кроме меня? Приходится одной бороться, хотя знаю, что это ни к чему не приведёт…»
Она так и осталась – одна против всех. Впрочем, я не знаком с этой женщиной, а только по небольшой книжице её воспоминаний. Но в душу мне запало ещё одной стихотворение Натальи Николаевны:
«Однажды Щука помогла Емеле,
А золотая рыбка – старику.
Вот если бы во всё это поверить,
То сказки или бы с нами наяву.
Но чудеса лишь в сказках жили,
На помощь щуку ты уже не позовёшь,
А рыбку лишь в аквариуме увидишь –
По барабану ей, как ты живёшь!»
Умерла Наталья Хаютина в январе 2016 года.
Читая её воспоминания понимаю, что она не отреклась от отца, в детдоме даже выставила его портрет, который подарила няня, за что поплатилась, а портрет сожгли. До конца жизни она пыталась его реабилитировать. Кстати, её официально признали пострадавшей от политических репрессий и реабилитировали. Но меня не оставляет мысль, что кто-то продолжал мстить её отцу таким изощрённым способом.
Не забудьте подписаться на канал "ТыжИсторик", оставить комментарии и поставить лайк!
Можете заглянуть на мой канал «Калейдоскоп событий».
