Глядя на то, как суетятся офицеры, Генрих не мог понять, что готовится? Они будут наступать, или отступать?! Господи, как же надоела эта война! Родом из тихой горной деревушки Германии, он сейчас был здесь, в небольшом польском городке, как и вся немецкая армия он отступал, теснили их русские на всех направлениях. Его семья жила по местным меркам хорошо, у отца была сыродельня, там работали местные мужчины и женщины, сыр отличного качества поставлялся на рынок в город, а так же его с удовольствием покупали знатные люди. Уже много раз Генрих проклинал тот день, когда он послушался свою маму, та настаивала, чтобы он записался в солдаты. Именно мама, а не отец, она всегда командовала в их семье, обожала Гитлера, была членом партии. Очень переживала, что когда война закончится и будут делить русское хозяйство, им ничего не достанется, потому что их сын не на фронте. О том, что его могут убить она, наверное, даже не думала. Благодаря связям отца, он единственный из молодёжи деревни окончил университет, даже помощник отца старый рабочий Фриц его сильно уважал, слушался, хотя молодой Генрих мало что понимал в сырах. Кажется, всё-таки они будут наступать, вон, ефрейторов расставляют. Тем, кто был предан Фюреру, из числа солдат, присваивали ефрейторское звание с одной лишь целью, они должны были следить за солдатами. Чтобы те шли в атаку, чтобы в плен не сдавались, да хотя бы просто стреляли в направлении русских. Генриху в атаку не хотелось, не хотелось стрелять, ему хотелось в русский плен! Он много раз ловил себя на этой мысли, но никому об этом не рассказывал. В прошлую атаку они смогли отбить у русских пятерых немецких солдат, пленных из соседней роты. Вполголоса они рассказывали, что русские кормили их кашей с салом, давали хлеб. Хлеб, Генрих сглотнул слюну, от галет и всего того которое называлось эрзацем, у него произошло несварение желудка, он даже раз обделался в штаны, причём никакого желания у него к этому не было, всё произошло само собой. Память воспроизвела вкус пирогов, которые пекла их соседка, мать Курта, какие же они были вкусные! Отогнав от себя видение в виде большой тарелки с парящими пирогами, Генрих посмотрел на Курта, да он был здесь, вместе с ним.
***
Они были соседями, там, в той жизни, Курт всегда над ним посмеивался. От рождения Генрих был полноват, что и служило поводом для насмешек, сейчас же его бы даже мама не узнала, худой, грязный, со рваной раной щеки Генрих представлял жалкое зрелище. Заметил, что Курт к нему приблизился, осматривается.
- Что думаешь, Генрих?
- Я уже ничего не думаю, - Генрих привычно почесал подмышки, Курт повторил его движение, - давно ничего не думаю.
- Может, в плен сдадимся? Генрих насторожено посмотрел на товарища, а потом на унтера, нет, тот далеко, не мог услышать.
- Ты знаешь, что бывает с семьями тех, кто сам в плен сдаётся?
- А мы не сами, мы позволим себя захватить. Я всё придумал. Как пойдём в атаку, держись рядом, я покажу, что делать, ты просто повторяй. Ещё раз оглянувшись, Курт придвинулся ближе, почти в самое ухо прошептал:
- Знаешь, что будут спрашивать русские у немцев, когда пойдут по нашей земле? Генрих отшатнулся, он даже в мыслях не мог себе представить, что русские будут в его родной деревушке, хоть словам их генералов мало кто верил, но все были уверены, что русских в Германию не пустят.
- Что?
- А будут задавать всего один простой вопрос: «Зачем вы пришли на нашу землю?!». Генрих ничего не ответил, голова кружилась толи от голода и усталости, толи от тех слов, что он услышал от своего товарища. До атаки оставалось совсем мало времени, Генрих смотрел на своего командира, но не видел его, он видел себя голым тщательно смывающим ту грязь, которая на нём была, много грязи, и он пользовался мылом. Давно, когда они браво наступали, он отправил домой целую посылку с русским мылом, вот бы сейчас хоть один кусочек, хоть один маленький обмылок!
***
Свисток командира означал начало атаки, младшие офицеры и ефрейтора следили, чтобы все покинули своё укрытие, Генрих бежал рядом с Куртом, стараясь не отставать. Вероятно, его товарищ хотел подальше отбежать от других солдат, потому что несся с большой скоростью, ловко перепрыгивая через битый кирпич и остатки деревянных строений. Русские ждали атаки, открыли страшный огонь из всего, что стреляло, Генриху казалось, что воздух состоит из пуль и осколков. Те два танка, что удалось завести механикам, русские подбили почти сразу, поддержки от них не было. Упав в большую воронку, Генрих повторил действие Курта, что теперь? Где-то справа послышалось русское «Ура», контратакуют, скоро русские будут здесь. Неужели их план удался? На край воронки выбежал русский солдат. Генрих поразился тому, как он был одет! Чистый, тёплый полушубок, меховая шапка, а ещё его лицо, оно было доброе. Видя, что немецкие солдаты не пытаются оказывать сопротивление, русский опустил автомат, чуть помедлив, Курт выстрелил в него, русский упал, Генрих повернулся к товарищу:
- Ты чего сделал, мы же сдаться хотели?! Товарищ показывал глазами себе за спину, Генрих увидел лежащего немецкого офицера, капитан Майер поднял свой автомат, понеслись грязные ругательства, он всё слышал, он молчать не будет. Раздался выстрел, капитан уронил голову на землю, Курт опередил командира. Не успел Генрих прийти в себя, как в их воронку скатились трое солдат в главе с ефрейтором.
- Что тут произошло?
- Русский убил капитана, а я его.
- Отходим, вы, что приказа не слышали?
- Нет. Вот так не удался план сдачи в плен. Генрих наблюдал, как майор Гольц пожимает руку Курту, хвалил его, говорил, что ни один немецкий солдат не должен оставаться не отомщённым.
***
Переживая провал задуманного, и пытаясь втолкнуть в себя месиво из чашки, Генрих не торопился начать разговор с Куртом. Он видел, как немец убил немца, а это не умещалось в его голове!
- Чего молчишь, - Курт начал первый, - а если бы он нас?
- Пусть так, но убить своего командира, немца?!
- Поверь, у капитана рука бы не дрогнула, и в отличие от тебя он бы так не переживал по нашему поводу. Ты всё ещё со мной?
- Да. Бессонной ночью Генрих думал, гадал: «Как скоро он погибнет?». В то, что ему удастся всё-таки попасть в плен, он уже не верил. Желал себе быстрой и безболезненной смерти, но сомневался в этом. Русские старались не использовать свою артиллерию на полную мощь, когда выбивали его армию из городов, они жалели дома местных, а вот в их армии был другой приказ: «Если в доме обороняется, хотя бы один русский, дом должен быть уничтожен!». От взрыва погибнуть вероятность маленькая, а пуля может сильно покалечить, этого Генрих боялся больше всего – остаться калекой было ужасным делом. В конце дня их с Куртом назначили на пункт наблюдения, Генрих не сразу заметил, что его товарищ носит знаки различия ефрейтора, а когда понял это, то даже не удивился. На награды и звание командование не скупилось, хотя кому они сейчас нужны? У всех было одно желание – выжить, Генрих в этом не сомневался.
- Если русские утром начнут атаку, мы бросимся в бой. Со стороны это будет выглядеть геройским поступком и избавит нашу родню от последствий. Ты готов? Теперь уже Генрих не знал что ответить, кивнул, а сам желал смерти. Умереть утром, в тишине – это всё что он сейчас хотел. Чуть стало светать, Генрих разжевал последнюю галету, а Курт отпил из фляжки, кажется там не вода, запах не тот.
- У тебя там что, шнапс?
- Налил майор немного, будешь?
- Нет, хочу умереть трезвым.
- А мне всё равно как. Тихо, стрельба усиливается. Генрих не понимал как в этом шуме, когда стреляют со всех сторон, его товарищ расслышал начало боя, но через минуту и он был уверен, что началась атака противника.
***
Снова слышалось это ненавистное «Ура», вероятно, оно придавало русским силы, с ним они шли в атаку всегда, а ещё кричали не понятные слова, кто-то однажды сказал ему, что это русский мат. Генрих знал несколько ругательств, но очень редко их произносил в отличие от помощника его отца, тот ими разговаривал. Генрих видел, как русские солдаты пересекают небольшую площадь, они не стреляли, молчало и их оружие. Подпустить надо ближе, а потом выходить, главное вовремя поднять руки, а то убьют.
- Пошли вниз, пока спустимся, потеряем время, - Курт встал с широкой доски и отряхнул шинель, зачем, хочет показаться перед русскими красивым? Спустившись со второго этажа, они затаились перед выходом из дома. Нельзя было показываться раньше времени на улице, кроме их с Куртом поста были и другие. Три, а потом ещё четыре солдата в светлых полушубках вошли в дом, оружие они держали наготове, в руке одного солдата была граната. Чуть слышно Курт произнёс по-немецки «не стреляйте», а потом повторил по-русски, где он услышал это слово, кто научил?! Солдаты остановились, двое уже хотели подойти ближе, как из-за стены раздались выстрелы, стрелял немецкий автомат и карабины, Генрих с Куртом были не одни в доме. Курт бросился к русским, оружие не поднимал, просто бежал на них, Генрих хотел последовать за ним, даже автомат опустил, как увидел, что русский солдат бросил в его сторону гранату, прижавшись к стене, он почувствовал горячий воздух, который после взрыва обжёг его лицо, а ещё сильную боль в правой ноге.
***
Лёжа в небольшом подвале и слушая разрывы бомб наверху, Генрих вспоминал последнее, что он увидел. Он отчётливо видел, как миновав вход, Курт бросил карабин и поднял руки, его оттолкнули за дверь. Те, кто открыл огонь по русским, вытащили его из дома через обвалившуюся стену. Сейчас Генрих не знал, говорить ли им спасибо, или ругать. Нога болела, болело то, что от неё осталось. Чуть ниже колена в его разорванной штанине не было ничего. Врачи с ним не церемонились, не стали удалять осколок русской гранаты, а просто отрезали ногу. Он уже не был солдатом, он был инвалидом, кому он нужен?! Вместе с другими эвакуированными солдатами он добрался до Германии. С трудом, но удалось попасть домой, то, как его встретили пугало. Мама, скрестив руки на груди, осмотрела его, а потом демонстративно отвернулась. Лишь отец обнял, и то тайком от жены, помог пройти в дом, где попытался его накормить. Рассказал, что в дом Курта пришло письмо от командования, в нём говорится, что их сын геройски погиб бросившись один на целую свору русских. Они теперь гордятся им! Того же хотела и его мама, выходит, он не оправдал её надежд.
***
Выйдя на следующий день во двор дома, Генрих заметил трёх женщин. В порванной одежде, в старой обуви, а одна так вообще босиком была, они сгребали прошлогодние листья под яблонями. Фриц пояснил, что это русские рабочие, рассказал, как было трудно выпросить их у бургомистра. Улучив момент, Генрих, на коленях, забрался на чердак, там хранилось много старой одежды, выбрав, что потеплее, сбросил через чердачное окно на землю, а потом, воспользовавшись отсутствием матери и Фрица, передал всё это женщинам, потом так же украдкой отдавал им еду. Через три месяца даже в их далёкой деревушке слышалась канонада русских пушек, теперь Генрих точно знал, что русские на немецкой земле, а что самое главное его это не злило, казалось, он ждал их. Рано утром его разбудил шум во дворе, добравшись до окна, он увидел немецких солдат, они просто грабили его дом, выносили из сарая кур, которым тут же сворачивали головы, головки сыра из подвала выкатывали прямо по земле. Он уже видел такое, но это было там, далеко, в России, или даже в Польше, где для него закончилась война. Там тогда остались голодными чужие люди, а здесь немец грабил немца! С другой стороны дома раздались выстрелы, кое-как, надев свою форму и очень надеясь, что она поможет остановить беспорядок, что творился внизу, Генрих вышел. Командир отряда грабителей в звании капитана осмотрел его, вид его костылей ничуть не смутил немецкого офицера. Громогласно заявив, что его семья обязана оказать помощь немецким войскам, которые героически сражаются с захватчиками немецкой земли, выстрелил из пистолета за угол дома. Когда грабители скрылись в лесу, а его мама принялась подсчитывать убытки, Генрих завернул за дом, его тревожные предчувствия оправдались. Возле стены лежали те русские женщины, их расстреляли, безоружных и слабых! Дырявый платок одной из них сполз с головы, это видимо её добил офицер, пыталась ползти, бывший немецкий солдат увидел, что ни женщина это вовсе, а совсем молодая девушка! Утирая слёзы он сел на влажную и холодную землю, он проклинал всех, и мать и Гитлера и того офицера-убийцу.
***
На следующий день Генрих хоронил убитых русских девушек, место выбрал самое хорошее, под большой яблоней. Фриц категорически отказался ему помогать, лишь отец Курта, престарелый мужчина, молчаливо вызвался в помощники. Приехавшая вечером из города мать Генриха объявила всем, что они теперь в фольксштурме, она, как обычно никого не спрашивала, даже отца. Брезгливо посмотрев на Генриха, обещала, что и его вооружат, так как из окна его комнаты хороший вид на улицу, будет сражаться дома, защищая себя. Утром она, отец и Фриц уехали на телеге, Генрих остался один. Ближе к обеду появился бургомистр, положив на стол в гостиной старое охотничье ружьё, добавил к нему десяток патронов. Дождавшись его отъезда, Генрих отодвинул свой стул подальше от оружия. В первый раз за время возвращения с войны он закурил, скрывал, что на фронте пристрастился к табаку, сказывалось воспитание и боязнь матери. Совсем рядом, в стороне их небольшой речки, шёл бой. Как только стрельба стихла, в дверях показалась мать Курта, со слезами на глазах она рассказала, что его родители погибли в бою за деревушку, и что Красная армия с минуты на минуту будет здесь. Равнодушие Генриха испугало женщину, не дождавшись его реакции, она удалилась, а Генрих ждал. Возле его дома остановился русский танк, он хорошо знал этот звук его мотора. Не двигаясь с места, смотрел на входную дверь. Вошёл русский, танкист, видел он трёх пленных танкистов, ещё до Польши. Посмотрев на Генриха, а потом на оружие, спросил что-то. Ни единого слова он не понял, но каждую букву запомнил.
***
Закончилась война, яблоневый сад цветёт, как и несколько лет назад, когда ещё не было того ужаса и смерти, пять лет прошло. Часто навещая могилу русских девушек, Генрих прибирал её, освобождая от сорняков, в конце всегда клал цветы, девушки любят цветы. Утром увидел мать Курта, та чему-то очень радовалась, вечером в его дверь постучали. Открыв ее, увидел Курта, живого и невредимого. Позволив войти, усадил гостя за стол, разговаривать не хотелось, все разговоры сводились к войне, а бывшему немецкому солдату хотелось её поскорее забыть. Курт рассказывал о себе, о русском плене, где и как работал, восстанавливая разрушенное, что за хорошую работу ему и ещё немногим разрешили вернуться домой, и теперь он счастлив. Генрих остановил уже собиравшего уйти Курта, он попросил перевода слов танкиста, что входил в его дом, он помнил те слова. Услышав их от Генриха, Курт улыбнулся:
- Помнишь, там, в Польше, я тебе говорил, что будут спрашивать у немцев русские, я не ошибся.
