Найти тему
Двое на тропинке

Пришёл солдат с войны домой, а там...другой муж.

- Ты кушай внучок, кушай. Для тебя специально пирог то испекла. Знаю любишь брусничный... А где невеста то твоя Натка-то? С которой вроде и свадебку хотели сделать? Прошлом годе то её привозил? Она из Ольховки же?

- Оттуда. Была невеста, бабуль, да вся сплыла. Пока на вахте горбатился, на квартиру в городе, родила она непонятно от кого. Слава богу расписаться с ней не успел.

- Дитё то не твоё?

- Нет. Было бы моё, разве ушёл бы? Посмотри на меня, я русый, глаза голубые. Натка светленькая, глаза зелёные. А ребёнок??? Кучеряшки темные, глаза черные и сама малявка смуглая. Я что идиот, бабуля?

- А сколько девочке то?

- А я почем знаю. Малая ещё совсем. Год может чуть больше.

- А ты сколько на севере был?

- Год. И что?

- Ну так всё сходиться.

- Ничего не сходиться. Ребёнок тёмненький, а мы светлые оба. Так что давай, бабуль, завязывай с агитацией своей. Да и не говорила она мне, что беременная.

- Она же Наташка Ерофеева? Так?

- Так. И что?

- Вот что я тебе расскажу, внучек. Я плохо помню, что до войны было, сама ещё малая была. Но вот Ивана Ерофеева помню. Высокий, красивый, плечистый. Глаза зелёные, сам темно-русый. Про таких говорят - первый парень на деревне. А в Ольховке жила Октябрина Плакунова. Дочка председателя ихнего. Красавица, слов нет. Чёрная как ночь коса ниже пояса, большие черные глаза, что утонуть в них можно было. Не мало парней по ней сохли, да никому она предпочтения не давала. А какая плясунья, певунья, да хохотушка была. Да на язычок острая, как твоя литовка. И вот схлестнулись они, Иван да Октябрина. Так схлестнулись, что от обоих искры полетели.

- Октябрина? Это что за имя такое, бабуль?

- Она 20 года рождения была. А тогда детям имена давали революционные. Господи, каких только имён не выдумывали и Октябрина ещё самое нормальное было. Ну это значит Красный Октябрь. Понимаешь?

- Жесть, бабуль!

- А ты не смейся. Тоже мне весельчак. Так вот, закрутилась у них любовь. Поженились они в итоге. Две деревни гуляло на их свадьбе. Ваня то в своё время в Красной Армии отслужил, на механика-тракториста там выучился. В колхоз пришёл и вскоре знаменитым у нас трактористом-механизатором стал. Немного они прожили, сынок у них народился. В любви жили. А тут война, будь она не ладна. Ивана то в 41 и мобилизовали. В танкисты он попал. Когда уходил на фронт, Октябрина то вторым на сносях была. Родила в конце 41-го. Доченька родилась. А Иван тогда же в 41-м под Ельней пал смертью храбрых. Похоронка на него пришла. Вот так, внучек.

- Бабуль, а ты зачем мне это рассказываешь?

- А затем, слушай дальше. Как бабы то в войну на себе всё тащили, говорить не буду, не поймёшь ты. Вы молодёжь, слава богу, не видели этого. Тяжело Октябрине пришлось. Отец то её хворый был, еле ходил. А потом совсем слёг. Три года почти не вставал, да помер потом. Матушка то у неё ещё до войны померла. Вот она и хлесталась с двумя детьми, да с отцом больным. Да в колхозе работала, до кровавых мозолей. Но при этом оставалась всё такой же красивой. Многие бабы то за войну красоту свою растеряли. А она нет. Порода такая у них была. Мать то её, говорили, до самой смерти, красавицей была, несмотря на тяжёлую жизнь. В 43 в Ольховку вернулся Николай Ершов. Был такой. Тоже хороший мужик. Только холостой он был. На фронт молодым ушёл. А вернулся калекой, без ноги. Он в Октябрину то влюблён был давно. Ещё когда совсем мальчишками бегали. Стал захаживать Николай-то к Октябрине. По хозяйству помогать. Пусть хоть и калека, да руки у него золотые были. Да и без мужика всё одно в доме-то плохо. Узнав, что Иван то погиб в 41, стал Октябрину замуж звать. Она сначала не соглашалась, мужа продолжала любить. Но Николай был терпелив. Бабы то завидовали Октябрине. Мужиков то совсем, почитай, не осталось. А тут сам сватается. В 44 не выдержала она, согласилась. Стал Николай у неё жить. Только Октябрина сразу ему сказала, что до конца жизни любить первого мужа будет. Николай и согласился, надеялся, что со временем сумеет сердце её покорить. Хоть и было в деревне других баб достаточно, да девок незамужних, а он её любил. Но вот война закончилась. Стали возвращаться те мужики, которые в живых остались. В 46 последние вернулись и самым последним пришёл Иван!

- Как это? Он же погиб?

- Не погиб, ошиблись тогда. Такое на фронте случалось. Он раненный в плен попал. Потом концлагерь. Их во Францию или куда-то рядом увезли. Строили они там что-то для немцев. Иван и бежал оттуда потом. Попал к французским партизанам, воевал. Потом как-то сумел через этот, пролив перебраться...

- Ла Манш?

- Не знаю, наверное, это который Францию то с Англией разделяет.

- Ла Манш.

- Вот, вот. Там вступил во Французскую армию под командованием генерала Голя.

- Де Голля, бабуля!

- Да бог с ним, пусть так. Он у них ещё президентом стал. Потом высадка в этой, как её...

- Нормандии.

- В ней. Хорошо он сражался, храбро. Ему сам Голь орден дал.

- Де Голль, бабуля.

- Не умничай мне. Те награды до сих пор у Ерофеевых хранятся.

- Знаю, Натка показывала. Орден Почётного легиона, медаль Сопротивления, Орден освобождения и медаль освобождённой Франции!

- Да и не одну награду он заслужил. Ещё американская была и аглицкая. В Арденах участвовал в боях. Лютые там бои шли. До Берлина дошёл. На Эльбе с нашими солдатами встретился.

- И про американскую награду знаю и про английскую. Английская - Крест Виктории и американская - медаль Серебряная Звезда. Очень серьёзные награды. Их у Натки в семье хранят пуще глаза. Хотя им сколько раз деньги большие предлагали за них. Но они отказывались всегда. Крест Виктории высшая военная награда Британской империи. Я знаю. За время Второй мировой войны им был награждён всего 181 человек. Геройский дед был! Наткин прадед в Арденах воевал в 44-м. Там знатная мясорубка была. Немцы то попёрли сначала так, что от союзничков одни лохмотья летели в разные стороны. Вот дед Иван там и получил свои награды. Перевал там какой-то он оборонял на "Шермане". Я фото видел военное этого "Шермана". Танк такой американский. Бились до упора. Танк подбит был уже, но стрелять мог. Там уже почти весь экипаж погиб. Вдвоём они с ещё одним танкистом остались. Дали время, практически, разбитой части своей отойти. Потом он раненого товарища вытаскивал оттуда. Чудом спаслись. Да не только сам спасся и товарища своего спас, так ещё и какого-то английского полковника у эссэсовцев отбить смог. А полковник этот очень важной шишкой оказался. Настолько важной, что ему за него и дали орден "Крест Виктории". А за сам перевал американцы его Серебряной звездой наградили. Ему даже прозвище дали - "Железный Иван".

-Откуда знаешь? Ната рассказывала?

- Она.

- Вот. Эти то награды и спасли Ивана в 45, когда он демобилизовавшись из французской армии вернулся на Советскую территорию в Германии. Его сразу в НКВД, проверять начали, допросы и прочее. За него сам генерал... Де Голль походатайствовал. Ивана то и отпустили. Не решились его тогда арестовывать. Хоть он и в плену побывал. Мало того, за бои под Ельней в 41, ему оказывается посмертно орден красной звезды дали и медаль "За отвагу". Только не получил он их тогда. Вернулся он только в 46, в июне. Спрыгнул солдат на небольшом полустанке с вагона. Там напрямую до деревни то шесть километров идти было по лесу и по полям. Да ты и сам знаешь. Сколько раз сам ходил. Шёл солдат, воздухом родным дышал, слёзы на глазах, траву руками трогал, надышаться не мог. На груди его награды, каких никто тут не видывал. За плечами рюкзак солдатский, в руке чемодан. Гостинцы своим вёз. Он же так и не знал, кто у него родился, сынок или дочка?! Дошёл до Ольховки, идёт по деревне, народ, здоровается, а бабы рты раскрывают, да охают. Кто из мужиков уже вернулся, здороваются, не верят, что живой. Да награды его иностранные рассматривают. Свои то, советские знают уже, Красная звезда ещё у двоих была, да у многих медаль "За отвагу". А тут иностранные! Спрашивает Иван, как там моя Октябринушка то? Да мужики кряхтят только, да глаза отводят. А один и говорит, что замуж Октябринка вышла. Не поверил Иван, побежал до дома-то. А Октябрине уже и сказать успели. Стоит она по середине избы. На глазах слёзы, а за юбку её малец держится полуторагодовалый. Сын Николая.

- Как же так, Октябрина? - С болью в голосе спросил её Иван.

- Прости, Ванечка, да похоронку я получила в начале 42-го на тебя.

- Не погиб я, Октябрина. Выжил. Любовь к тебе сберегла меня, не дала сгинуть, все эти годы. К тебе я шёл. Всю Европу прошагал. К тебе шёл, к детям нашим.

А тут и Николай пришёл. Сказали ему в сельсовете, что Иван вернулся. Смотрят друг на друга мужики волками.

- Что же ты, Коля, к мужней жене полез? Мало вдов, да девок молодых? - Спросил Иван.

- А кто знал то, что ты жив? Похоронка на тебя пришла. О тебе ни слуху, ни духу. А Октябрине тяжело было. Двое детишек, да отец немощный. И люблю я её не меньше твоего, поэтому другие мне не нужны. Пошли, поговорим, Ваня.

Вышли они, сели на завалинку. Скрутили цигарки. Сидят, дымят.

- Иван, дитё у нас с Октябриной. - Сказал Николай.

- А у меня двое с ней.

- И как тогда делить бабу то будем? А, Ваня? Я то муж ей законный?

- А я кто? Не муж ей? Может выписку тебе показать из сельсовета?

- Та запись уже недействительная.

- С чего бы это? Я живой, с женой не разводился. Это ты прилепился как банный лист! Так что действительна она.

- Нет. Не действительна. На основании похоронки. Тебя нет, Ваня.

Достал Иван из нагрудного кармана документы. Сунул их под нос Николаю. Книжка красноармейца, наградные документы, документ о демобилизации от такого-то числа на имя Ерофеева Ивана Андреевича.

- А это что? На кого выписано всё? На того, кого нет? Значит так, Коля, делить мы её не будем. Ибо не вещь она. Спросим её. Пусть сама решит. Пошли.

Не хотелось Николаю идти. Знал он, что Октябрина мужа первого любит. В церковь в город часто ездила, свечки там за Ивана ставила.

А Октябрина плачет, слово сказать не может. Сынок за юбку держится, тоже ревёт. Дочка Ивана к Николаю подбежала, он на руки её взял. Она его тятей назвала. Сын стоит, смотрит на отца, как на чужого дядьку. Не помнили его дети. Ведь на фронт Иван когда уходил, дочки ещё не было, а сын маленький совсем. Опустил голову солдат. Пододвинул ногой чемодан.

- Гостинцы здесь, для всех. Для вас вёз. - Закинул свой походный рюкзак за спину, развернулся и вышел. Шёл он по деревне, а в груди пустота. Зачем шел сюда долгие пять лет? Для чего? К кому, если даже дети его за отца не признают? Не так он представлял своё возвращение. Не так. Лучше бы тогда погиб под Ельней или в концлагере, или при высадке в Нормандии, а ещё лучше там, со своим экипажем в Арденах, пусть они и не русские были, не советские, но товарищи его боевые. Шёл он вновь по полям, но не чувствовал больше духовитости поля, напоенного разнотравьем. Слёзы бежали у него по щекам, но он не замечал. Шёл солдат к железной дороге. Россия большая, руки его везде нужны. Страна из руин подниматься начала. Работы много, а он её никогда не боялся.

- Ванечкаааа! - Неожиданно услышал он женский крик. Остановился. Обернулся. Бежала она к нему через поле, протянув руки, словно птица летела. Бросил солдат свой вещмешок, кинулся к ней на встречу. Схватились они друг с другом. Сжимают каждый из них в объятиях дорогого и любимого человека. К груди друг друга прижимают. Оба плакали.

- Прости меня, родной мой. Прости, что поверила, что нет тебя больше, хотя сердце болело. Не осуждай меня, любимый мой.

- Я не осуждаю. Война будь она проклята. Сколько народа сгубила, сколько семей разлучила. Вернулся я, Октябринушка. А меня даже дети отцом не признают. И у тебя другой уже.

- Да, жила я с Колей, как жена с мужем. На тебя похоронка пришла. Не верил никто, что ты вернёшься. А мне детей поднимать нужно было. Твоих детей, Ванечка. Ради них пошла я за Николая. Хотя худого про него не скажу. Но любила я тебя только. Он знает об этом. Сразу ему сказала.

- И что делать будем, Октябрина?

- Сынок у нас с Николаем. - Посмотрела она в глаза Ивану. - Не могу его бросить. Дитя он моё.

- Ничего, где двое, там и трое.

- А примешь ли ты его, как своего?

- А куда я денусь? Сейчас сирот-то и так через край. Насмотрелся я на них. Сердце кровью обливается. Не виноват он ни в чём. И ты не виновата. Всё война проклятая.

Николай понял, что не будет ему счастья с Октябриной, тем более раз Иван живой вернулся. Ушёл. А вскоре в город уехал, там женился на вдовушке. Говорили в жилконторе устроился кем-то. В Ольховку больше никогда не приезжал. И с сыном не виделся. Это Октябрина его попросила. Мужиков то мало было. Считай на расхват. Их с Октябриной брак аннулировали. Долго Иван с женой прожили, ещё двух деток народили. Сына Николая, Иван воспитал как своего собственного. Ничем не обделял он его в угоду родным детям. Вот так то, внучек.

- Ничего себе. А я и не знал. Ната мне не говорила об этом... Бабуль, а ты зачем мне всё это рассказала? Хочешь, чтобы и я так же чужого принял? Не, ба, Ивана понять можно, тогда война всё списала. Октябрина не от хорошей жизни за Николая пошла. А здесь что, война что ли? В любви мне клялась, а сама...

- Я не об этом тебе говорю. Детки то все у Ивана с Октябриной светленькими уродились в отца. Кровь его сильнее оказалась.Только Николая сын был тёмненьким. И сама Октябрина смуглой да черноволосой была. И волосы у неё завивались. Пронимаешь, в кого дитё то уродилась у Наты?

- В сына Николая?

-Нет. Ната внучка старшего сына Ивана. А у Наты дочка в прапрабабушку уродилась. И по срокам всё сходиться. А если сомневаешься, так эта сейчас есть, читала я в интернете...

- Ты что, бабуль, в интернете соображаешь?

- Ты поговори мне ещё! Умный больно! Аль считаешь, что бабка у тебя совсем тёмная?

- Не считаю. Извини, бабуль. Ты у меня самая умная и самая лучшая!!!

- То-то. Тоже мне, голова два уха. Так вот, перебил, если сомневаешься, сейчас есть ээээ... ДНК, спертиза.

- Экспертиза.

- Не умничай. Вот и проведи её. Только тихо. А то Нату ты уже обидел, олух. Может не дать тебе такое сделать. Сделай в тайне от неё. А если дочка твоя, а ты её сиротить будешь при живом то отце?!

- Точно. Извини бабуль, мозги совсем на бекрень. Может и правда я ошибся?..

...- Бабуль, а дочка-то у Наты и правда моя. 99,8% родственная связь со мной. Вот ёлки-зелёные. Что же я натворил???

- Зато шибко умный, как я посмотрю. Эх ты. Иди к ней.

- Ходил. Гонит она меня. Видеть не хочет. Сказала в город уедет с дочкой. Там замуж выйдет за мужчину лучше чем я. Чего делать-то? Вижу любит меня ещё, ревела, когда прогнала меня. Мне брат её младший сказал. А как в город уедет, так там найдёт себе кого. Там народ ушлый, а она красивая.

- Снимать штаны и бегать. Эх, молодо-зелено. Вымахал с коломенскую версту, а ума не нажил. Грех такую невесту упускать, как Наталья. Заводи давай свою машину, поехали, буду сама разговаривать. Всё за вас молодых делать нужно...

Спасибо, что дочитали!

Дорогие друзья, мои читатели! Если вам нравится то, что я пишу, вы можете поддержать меня, но только по вашему желанию и ни как иначе. По номеру телефона 89645404033 на карту клиента сбербанка. Последние четыре цифры карты ...3419. Спасибо огромное всем, кто уже откликнулся. Я ничего не забыл. Повторяю, это по желанию. Спасибо!