Евдокия и Виктор сидели дома, смотрели телевизор. Новогодний «Огонек» был, как всегда, веселым, шумным. С удовольствием они слушали шутки Михаила Задорнова, Клары Новиковой, Александра Ширвиндта и Михаила Державина, Ефима Шифрина, песни Иосифа Кобзона, Валерия Леонтьева, Эдиты Пьехи и других. Особенно Евдокии нравилась София Ротару.
В двенадцать часов им позвонили дети, поздравили с Новым годом. Виктор и Евдокия были рады услышать их, вместе с ними подняли бокалы с шампанским. И хотя им было слегка грустно, но то, что дети все вместе, их радовало.
- Хорошо это, Витя, - говорила Евдокия. – Мы ведь не вечные, а девочки наши будут вместе, со своими семьями дружить будут.
- Конечно, Дуся, пусть дружат! Представляешь, какая у нас большая семья – за этим столом еле уместятся!
- И слава богу, Витя! Мы уйдем – наши девочки не будут одинокими.
Около двух часов Евдокия заметила, что Виктор задремал. Да и сама она уже не против была лечь в постель. Она разбудила мужа, и они улеглись спать в новом году. Что он готовит им? Конечно, новую подготовку к севу, новые хлопоты об урожае, новая страда... Будут новые ожидания: когда приедут дети, когда вырастут внуки, когда снова разольется река, напоит луга, продолжая свой путь в своем русле – та самая и каждый день новая. И это все – жизнь, то, без чего нет смысла в ней.
Новогодние праздники в селе продолжаются недолго. Для живности в хозяйстве эмоциональный переход людьми из одного дня в другой непонятны – режим дня коровы или курицы не меняется: их следует кормить, поить, доить каждый день, будь он праздничный или нет.
Евдокия поднялась позже обычного, вышла во двор. Понималось солнце – ясное, чистое, на небе не было ни облачка. И если бы не мороз, который крепчал вместе с подъемом солнца, день можно было бы назвать прекрасным. Деревья были покрыты инеем, от этого на улице казалось светлее. Провода, бельевая веревка превратились в белоснежные гирлянды, которые осыпались, когда на них садились раньше всех проснувшиеся воробьи. Над крышами поднимались клубы дыма – село просыпалось после новогодней ночи. Запоздало кричали петухи, скрипели и хлопали двери.
Евдокия открыла дверь в сарай. Шумно вздохнула корова, клубы теплого воздуха вырвались на улицу. Евдокия положила ей сена, похлопала по спине. Корова должна была отелиться весной.
- Подожди, принесу тебе тепленького попить, - сказала ей Евдокия. И пошла открывать курятник.
Загалдели утки, подошли к двери, однако выходить не торопились. Они сразу плотно окружили Евдокию, она насыпала им зерно в кормушку. Куры осторожно выходили на снег, высоко поднимая ноги, оглядывая белоснежный покров, на котором не было ничего, что можно было бы поклевать.
Евдокия вошла в дом, где было тепло и уютно, где в постели еще лежал человек, который стал для нее очень дорогим. Она в который раз подумала, что судьба оказалась доброй к ней: она узнала и счастье материнства, и женское счастье. Конечно, она бы родила еще, но поздно встретила свою любовь.
Виктор потянулся, услышав ее шаги.
- Ты уже встала? – проговорил он, потягиваясь.
- Ты уже встала? – проговорил он, потягиваясь.
- Да, Витя, я уже управилась, сейчас завтракать будем, вставай.
- Я что подумал, Дуся, - приподнявшись на локте, сказал Мельников, - может, мне и правда на пенсию выйти?
Евдокия насторожилась. Это было очень непохоже на него.
- Ты себя плохо чувствуешь? – спросила она, подойдя к кровати и трогая его лоб, будто у ребенка.
- Да нет, Дуся, все в порядке. Просто подумал сейчас, что времени осталось немного, кто ж знает, сколько нам отпущено, а я все по полям бегаю, с тобой, с внуками только урывками вижусь. Во дворе сколько работы нужно переделать! А? как думаешь?
Евдокия не знала, что сказать. Он произнес сейчас то, о чем она думала почти каждый день. Но Евдокия не могла представить, что он будет сидеть дома, не беспокоиться о том, как посеяли, как собрали урожай...
- Витя, ты ж знаешь, что я всегда про это думала! Только сможешь ты во так сразу – взял и ушел! Не трудно тебе будет? Вон я и то сразу не могла привыкнуть на пенсии, что не нужно утром идти на работу. А как тебе будет?
- Ничего, - сказал Мельников, вставая с кровати, - ничего, человек привыкает ко всему. Привыкну и я.
Он прошел в ванную, выходя с полотенцем в руках, продолжил:
- А сколько радости будет у Скорева! Он ведь спит и видит, как меня сковырнуть. А я сам возьму и уйду – не доставлю ему удовольствия!
- Даже не верится, Витя! Ты не шутишь? Надо девчонкам нашим позвонить – вот обрадуются!
- Подожди звонить! Послезавтра поеду в райком, в управление зайду. Кого там они наметили на мое место? Ну ладно, мать! Давай-ка позавтракаем. Что там у нас осталось от праздника?
Мельников, говоря о пенсии, не очень представлял, как это будет, но пришедшая мысль уже начинала утверждаться в его сознании. Он перебирал всех, с кем работал в селе, кто, по его мнению, мог бы его сменить. Мельников понимал, что его предложение - кого бы он ни предложил - Скорев не примет, но можно будет выступить на бюро райкома.
А в селе хорошая молодежь подросла, если подучить немного, все может получиться. Вот, например, главный инженер – недавно назначили его сюда – грамотный, образованный, а главное – интересуется, спрашивает про все. Да и с людьми тоже умеет, а это самое трудное! Из таких хорошие руководители выходят.
- Ты о чем задумался, Витя? – Евдокия тронула его за плечо. Уже примеряешь пенсию на себя?
- Да нет, Дуня, примеряю, кого можно на мое место поставить.
