А не поговорить ли нам теперь о «старушке Лариной»?
Пушкин даже не указывает ни её фамилии в девичестве, ни крестильного имени. Кузина назовёт её «Раchеttе», так что, видимо, она Прасковья. В одной из статей я написала, что Ларины не родовиты и не очень богаты, и меня тут же поправили: небогаты, но родовиты, раз тётушки Татьяны – княжны («княжна Елена», «княжна Алина»). Да, здесь я ошиблась: родовиты несомненно, но, видимо, как, к примеру, Пушкины, уже утратили своё положение в обществе.
Ещё одна деталь указывает на запущенность и старомодность дома княжны Алины:
Им настежь отворяет дверь,
В очках, в изорванном кафтане,
С чулком в руке, седой калмык.
Мода на калмычат была у русских аристократов в середине XVIII века (как раньше на арапчат), девочка-калмычка была у Екатерины II. Можно вспомнить знаменитый «Портрет калмычки Аннушки» И.С.Аргунова из музея «Кусково» (1767 год):
Однако прошло с тех пор уже больше полувека, слуга-калмык состарился, пообносился, выполняет работу швейцара, но, видимо, посетители редки, вот и занимается он вязанием…
Впрочем, отец Татьяны, хоть и бригадир, но явно не из титулованного дворянства, иначе Пушкин указал бы на это.
«Очаковская» медаль»Дмитрия Ларина позволяет сделать кое-какие выводы о возрасте его супруги, обычно вызывающем много вопросов. Ларин, скорее всего, женился, выйдя в отставку (раз «вскоре» уехал в «свою деревню»). Он участвовал в штурме Очакова в декабре 1788 года, наверное, не мог оставить армию до конца войны (мир был заключён в Яссах 29 декабря 1791 года). Так что «девицу повезли к венцу» не раньше середины 1792 года, а возможно, и позже (может быть, отставка Ларина была связана со смертью императрицы?). Набоков, например, утверждает (узнать бы, откуда у него такие сведения!): «Ларин, должно быть, женился в тридцать пять лет, году в 1797-м, а умер между 1817 и 1820 гг.»
С другой стороны, интересен диалог кузин при приезде Лариных в Москву:
«Кузина, помнишь Грандисона?»
— Как, Грандисон?.. а, Грандисон!
Да, помню, помню. Где же он? —
«В Москве, живёт у Симеона;
Меня в сочельник навестил;
Недавно сына он женил».
Грандисон – не названный по имени «славный франт, игрок и гвардии сержант», по которому когда-то вздыхала юная Раchеttе. За прошедшие годы он успел не только жениться сам, но и вырастить сына, уже достигшего брачного возраста. Думается, что между замужеством Раchеttе и её приездом в Москву прошло около четверти века (это вполне укладывается в определённые чуть выше временны́е рамки). Так что, по-видимому, в это время «старушке» примерно сорок пять.
«Гвардии сержант»- тоже своего рода литературная маска, легко узнаваемая читателями того времени, тип светского щёголя (вспомним, что сержантом гвардии едва не стал Петруша Гринёв).
Пушкин рисует нам юную Раchеttе как типичную барышню того времени:
Бывало, писывала кровью
Она в альбомы нежных дев,
Звала Полиною Прасковью
И говорила нараспев,
Корсет носила очень узкий,
И русский Н как N французский [читается «И русский "наш" как эн французский»]
Произносить умела в нос.
Очень интересна характеристика её чтения:
Она любила Ричардсона
Не потому, чтобы прочла,
Не потому, чтоб Грандисона
Она Ловласу предпочла;
Но в старину княжна Алина,
Ее московская кузина,
Твердила часто ей об них.
Кое-кто из моих читателей опасался, не повторит ли Татьяна в замужестве судьбу матери. По-моему, именно эта характеристика чтения позволяет ответить отрицательно. Ларина-старшая, по существу, книг не читала, а лишь судила о них, подобно нашим современным «отроковицам», с чужих слов. Татьяна же очень начитанна (у неё же постоянно «тайный том дремал до утра под подушкой») и, конечно же, духовный мир её не в пример богаче, чем у матери.
А дальше – рассказ о превращении сентиментальной девицы в типичную матушку-помещицу: «рвалась и плакала сначала, с супругом чуть не развелась» (естественно, речь здесь идёт не о реальном разводе, а о «разъезде», то есть попытке уехать от мужа к родителям - такое бывало нередко); а затем «хозяйством занялась, привыкла и довольна стала». И знаменитое:
Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она.
И связано это, разумеется, с тем, что Ларина «меж делом и досугом открыла тайну, как супругом самодержавно управлять». Когда читаешь знаменитое описание семейной жизни Лариных
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню по субботам,
Служанок била осердясь —
Всё это мужа не спросясь…
…Но муж любил её сердечно,
В её затеи не входил,
Во всём ей веровал беспечно,
А сам в халате ел и пил, - вспоминаются вот эти строки: «Это была замечательная пара. Муж нянчился с детьми, варил в шлафроке варенье, а жена гоняла на корде лошадей или читала Римскую историю...» Знакомы ли они вам? Так А.П.Керн описывает семейную идиллию Николая Ивановича Вульфа (своего дяди) и его жены Прасковьи Александровны (урождённой Вындомской).
Наверное, о Прасковье Александровне надо сказать хоть немного. Конечно, Пушкин прекрасно её знал. Как и Ларина, Прасковья (и имя ведь то же!) Александровна в течение многих лет лично управляла своим Тригорским (до 700 душ крепостных), и известно, что Пушкин не раз советовался с ней по управлению собственным имением. С Пушкиным она была в дальнем родстве: её сестра Елизавета была замужем за двоюродным братом матери поэта Яковом Исааковичем Ганнибалом
Описание семейной жизни (примерно такой же, судя по всему, она была у Прасковьи Александровны и со вторым мужем Иваном Сафоновичем Осиповым) заставляет часто встречать мнение, что именно с Осиповой-Вульф списана «старушка Ларина». Кстати, Прасковья Александровна родилась в 1781 году - вполне подходящий для Лариной возраст. Пушкин писал В.Ф.Вяземской в октябре 1824 года: «В качестве единственного развлечения я часто вижусь с одной милой старушкой соседкой — я слушаю ее патриархальные разговоры». Посчитайте, сколько лет «милой старушке»! Однако, судя по всему, это мнение совершенно неверно.
Осипова, постоянно общавшаяся с Пушкиным во время его ссылки, состояла в переписке с поэтом (интересно, что, в конце жизни она уничтожила всю свою переписку с близкими и друзьями, но письма Пушкина оставила, а на бюваре, где эти письма хранились, написала: «Вот всё, что осталось от счастливого времени моей жизни»), в Тригорском сохранила книги, портреты, письма, вещи, связанные с памятью о поэте, ей Пушкин посвящал стихи, начиная вот с этого стихотворения 1817 года:
Прости, Тригорское, где радость
Меня встречала столько раз!
На то ль узнал я вашу сладость,
Чтоб навсегда покинуть вас?
От вас беру воспоминанье,
А сердце оставляю вам.
Интересно, что Пушкин писал ей всегда по-французски, что тоже противоречит «свычаям и обычаям» Лариной, о которой сказано:
Корсет, альбом, княжну Алину,
Стишков чувствительных тетрадь
Она забыла: стала звать
Акулькой прежнюю Селину…
Про Осипову известно также, что она была строгой матерью и сумела дать детям хорошее образование, пригласив гувернантку, которая, по словам A.П.Керн «была привезена из Англии для великой княжны Анны Павловны, но отказалась от этой должности». И сама Прасковья Александровна была дамой начитанной и самостоятельной в суждениях (вспомним - «читала Римскую историю»).
Точно атрибутированноых портретов Осиповой нет, кроме рисунка Н.И.Фризенгоф. А.П.Керн вспоминала: «И так мне рисуется Прасковья Александровна в те времена. Не хорошенькою, – она, кажется, никогда не была хороша, – рост ниже среднего, впрочем, в размерах, и стан выточенный; лицо продолговатое, довольно умное… нос прекрасной формы; волосы каштановые, мягкие, тонкие, шёлковые; глаза добрые, карие, но не блестящие; рот её только не нравился никому: он был не очень велик и не опрятен особенно, но нижняя губа так выдавалась, что это её портило. Я полагаю, что она была бы просто маленькая красавица, если бы не этот рот. Отсюда раздражительность характера». И добавим, отсюда, наверное, отсутствие портретов.
Что можно ещё сказать о Прасковье Александровне? Пушкин преподнёс ей экземпляр первой главы «Онегина» с надписью «Парасковии Александровне Осиповой от Автора в знак глубочайшего почтения и сердечной преданности». Ей, стремясь успокоить, напишет из Пскова по пути в Москву: «Полагаю, сударыня, что мой внезапный отъезд с фельдъегерем удивил вас столько же, сколько и меня. Дело в том, что без фельдъегеря у нас грешных ничего не делается; мне также дали его для большей безопасности. Впрочем, судя по весьма любезному письму барона Дибича, — мне остаётся только гордиться этим. Я еду прямо в Москву, где рассчитываю быть 8-го числа текущего месяца; лишь только буду свободен, тотчас же поспешу вернуться в Тригорское, к которому отныне навсегда привязано моё сердце».
... Осипова поздравляла поэта с новым, 1837 годом: «Если бы было достаточно одних пожеланий, чтобы сделать кого-либо счастливым, то вы, конечно, были бы одним из счастливейших смертных на земле. — А себе на этот год я желаю только одного — повидать вас на протяжении этих 365 дней».
Повидала… Только уже гроб. Рассказывает её младшая дочь Екатерина: «Когда произошла эта несчастная дуэль, я, с матушкой и сестрой Машей, была в Тригорском… О дуэли мы уже слышали, но ничего путём не знали, даже, кажется, и о смерти. В ту зиму морозы стояли страшные. Такой же мороз был и 15 февраля 1837 года. Матушка недомогала, и после обеда, так часу в третьем, прилегла отдохнуть. Вдруг видим в окно: едет к нам возок с какими-то двумя людьми, за ним длинные сани с ящиком. Мы разбудили мать, вышли навстречу гостям: видим, наш старый знакомый, Александр Иванович Тургенев. По-французски рассказал Тургенев матушке, что приехали они с телом Пушкина, но, не зная хорошенько дороги в монастырь и перезябши вместе с везшим гроб ямщиком, приехали сюда. Какой ведь случай! Точно Александр Сергеевич не мог лечь в могилу без того, чтобы не проститься с Тригорским и с нами. Матушка оставила гостей ночевать, а тело распорядилась везти теперь же в Святые Горы… Наутро, чем свет, поехали наши гости хоронить Пушкина, а с ними и мы обе - сестра Маша и я, чтобы, как говорила матушка, присутствовал при погребении хоть кто-нибудь из близких».
Прасковья Александровна умерла в 1859 году. Похоронена недалеко от Тригорского – на кладбище городища Воронич.
Вот такой грустный получился конец статьи… Но что поделаешь! Давайте напоследок вспомним стихи, вписанные Пушкиным в альбом Осиповой:
Цветы последние милей
Роскошных первенцев полей.
Они унылые мечтанья
Живее пробуждают в нас,
Так иногда разлуки час
Живее сладкого свиданья.
******************
В комментариях к предыдущей статье один из читателей, утверждая, что Очаковской медалью может быть названа лишь медаль для нижних чинов, (он даже поправил меня, поместив фотографию такой медали), предположил, что «Дмитрий Ларин при штурме Очакова был сержантом гвардии (чин унтер-офицерский), за храбрость награждён медалью и мог быть произведён в первый офицерский чин. В этом нет ничего удивительного». Нет, как раз удивительно, как «нижний чин» сумел за очень короткий срок (как сообщает Международная военно-историческая ассоциация, «по воинскому уставу 1797 бригадные командиры были положены в чине генерал-майора», «чин бригадир не значится и в штатах Военной коллегии и её экспедиций от 5 января 1798») сделать такую карьеру!
На такое замечание мне ответили: «Хороший вопрос, ответа на который я не знаю. За 8 лет офицерства даже А.В. Суворов дослужился только до полковника, а бригадиром стал на 14 году», - пожалев, что я «не уделила этому вопросу внимания». Вот сейчас уделяю, равно как и другому замечанию того же комментатора, что «в царствование Екатерины Великой некоторые дворяне старались дослужиться в гвардии до капитанского чина, чтобы, по существовавшей в то время традиции, получить при отставке чин бригадира». Хочу напомнить, что военный при отставке получал следующий чин, бригадир же следовал за чином полковника, а никак не капитана (справка об упомянутых «дюжинных» бригадирах: «Полковники при Екатерине II очень часто выходили в отставку с бригадирским чином — “дюжинами”. Отсюда — “дюжинные бригадиры”».
Трудно (для меня, во всяком случае) предположить, чтобы, как видно, ничем не выделяющийся Дмитрий Ларин сумел так подняться по служебной лестнице. Это надо просто военным гением быть (Наполеону 8 лет понадобилось, чтобы подняться от младшего лейтенанта до бригадного генерала, а тут вообще – от «нижнего чина»!), что, разумеется, не имеет никакой связи с персонажем романа.
Конечно, известны случаи быстрой карьеры: братья Зубовы, например, при Екатерине. Но очень сомневаюсь, чтобы г-н Ларин был фаворитом или родственником фаворита. Достаточно быстро поднялись до генеральских чинов в войну 1812 года С.Г.Волконский (за 8 лет) и М.Ф.Орлов (за 9 лет), но ведь и отличий и орденов у них было куда больше, чем у Ларина…
Так что, простите, остаюсь при своём утверждении. Кстати, заглянула и в другие комментарии к «Онегину» (помимо Лотмана, которому как историку и литературоведу доверяю полностью) – ни у кого слово «медаль» недоумения не вызывает (кроме пошловатого комментатора в Livejurnal, пишущего под «ником» id77).
И ещё о медали. Сканы взяты мной из журнала для коллекционеров (или им, равно как и сотрудникам Эрмитажа) тоже нельзя доверять?
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
"Оглавление" всех статей, посвящённых "Евгению Онегину", - здесь
Навигатор по всему каналу здесь
