Из воспоминаний Николая Алексеевича Титова
В декабре месяце 1820 года, у графа Аракчеева был маскарад и бал, устроенный в честь двоюродной сестры моей, Веры Александровны Клейнмихель, к которой граф был особенно расположен. Как родственники Веры Александровны, сестра моя Анна, брат мой Александр и я принимали участие в этом маскараде.
Хотя я был портупей-юнкером, но был костюмирован тирольцем, и, будучи в маске, обходился весьма фамильярно с графом, так, что он сказал своими гнусливыми голосом: - Видно знакомая маска. Маскарад продолжался недолго, и вслед за ним начался бал; дамы оставались в костюмах, а кавалеры должны были переодеться в мундиры.
Я также должен был явиться на бал, а потому мы отправились с братом на квартиру к П. А. Клейнмихелю (Петр Андреевич, протеже Аракчеева, доверенное лицо Николая I), который жил напротив, где переодевшись явились на бал. Как шалун и проказник, я и здесь не мог удержаться, чтоб не напроказничать. Во-первых, я вошел в первую комнату в кивере (здесь: в головном уборе), что увидел Клейнмихель, он подошел тотчас ко мне:
- Ты, мальчишка, и здесь думаешь шутить, как и везде, - сказал он мне, сними сейчас же кивер и пойдем, я представлю тебя графу.
Я вошел в зал, в коем граф принимал гостей, и Клейнмихель представил меня графу, сказав, что я двоюродный брат жены его. Аракчеев мне поклонился, пожал мне руку, сказав: «Очень рад». Предложив мне снять амуницию, просил быть без церемоний и танцевать. Повесив в передней на вешалку кивер и тесак, я вошел в зал, надев вместо перчаток рукавицы.
Заметив это, Клейнмихель снова подошел во мне: - Ты забыл, мальчишка, у кого ты? - сказал он мне, выйдя из себя: - Пошел же сейчас ко мне и взял мои перчатки. Я отвечал ему, что напротив, я очень хорошо помню, что у графа Аракчеева, а потому и не смел надеть перчаток, не имея на это права, а между тем мои перчатки были у меня за рукавом. Надев их, я встал у дверей. Аракчеев снова подошел ко мне и приглашал танцевать.
Так как солдат кланяться не смеет, то я, вместо поклонов, шаркал и стучал каблуком об каблук, оставаясь все-таки у дверей. Наконец граф подошел во мне и крикнул: - Да что же ты не танцуешь! Я, увидев прямо перед собой сидящую сестру мою, отправился через зал на нее, но отуманенный, остановился перед сидящей рядом с сестрой, матерью Клейнмихеля и кланяясь ей сказал: - Ежели ты не желаешь, чтобы я был в Сибири, провальсируй со мной. Старушка захохотала, сказав мне: - Подле меня сестра твоя, проси ее; ты с ума сошел, я не танцую.
Провальсировав с сестрой, я снова встал у дверей, но как нарочно, граф всегда стоял или подле, или близ меня, так что когда разносили питье, или мороженое, я не брал ни того, ни другого, а между тем пить хотелось ужасно. Наконец забрались мы с графом Н. в голубую гостиную, где стоял стол с фруктами и где никого не было, и тут-то мы дали себе волю.
Во время попурри, который танцевал я с моей сестрой, мне пришлось стоять спиной к знаменам; надо сказать, что танцевали в знамённом зале, а как граф был шефом полка его имени, то и знамена находились в его доме. На мою беду, кто-то, вальсируя, толкнул меня так сильно, что я чуть не уронил знамёна.
Смотрю, граф подходит ко мне и говорит: - Вы знамена чуть не уронили, знаете ли, что это священная вещь. Я не знал, что отвечать, но меня выручил стоявший подле меня приятель графа Г., сказав, что я не виноват, что меня танцующий сшиб с ног (когда во время попурри танцевали мазурку, то г-жа Е. выбрала генерал-адъютанта Д., и он, к удовольствию графа, сделал с нею два тура).
Не дождавшись ужина, мы с братом отправились домой; но когда уселись ужинать, граф заметил наше отсутствие и спросил Клейнмихеля: - Петр Андреевич, а где же братцы твоей супруги? Он отвечал, что одному из них сделалось дурно и поэтому они уехали. - Скажи-ка ты им, чтобы они в понедельник приехали ко мне обедать.
На другой день, когда я пришел в Клейнмихелю, он меня сильно журил за мои проделки, а когда сказал мне, что я приглашен на обед к графу, я ему отвечал, что я приду, но принесу с собой деревянную ложку, так как нижним чинам серебряных ложек не полагается. - От тебя всего можно ожидать, а потому лучше не приходи, а я скажу, что ты дежурный.
