Пермь обладает способностью наводить тоску. Приедешь, поживешь недельку-другую, и начинает тебя тянуть вон из города, куда-нибудь подальше, на лоно природы, где нет ни правильно распланированных улиц, ни велодрома, ни сада Общественного собрания, по единственно освещенной аллее которого тянется бесконечная вереница скучающих обывателей. Подальше от этих казенных зданий, чиновников с кокардами, женщин, одетых в темные цвета и падких до всевозможных слухов и сплетен...
Но куда?
- Съездите вверх по Каме, пока еще она не обмелела, - посоветовал мне знакомый, убежденный «чердынец», влюбленный в свою отчизну и занятый специально исследованием этого полудикого края.
В Петров день, в противоположность Чацкому, попал я с бала на корабль, или, вернее, с великосветской лотереи-аллегри на пароход.
- Кажись, барин, местов больше нет, - сказал мне матрос, несший мой небольшой багаж.
Действительно, народу стало видимо-невидимо. Однако я благополучно устроился, и наконец пароход, к моему величайшему удовольствию, дал третий свисток.
Большинство пассажиров уезжало под впечатлением петровской ярмарки. По палубе ходили купчихи средней руки и вели оживленные беседы о ярмарочных событиях, о том, кто удачнее купил и продал, кого ловко обманули, каковы были лошади. Толковали о пермской торговой бирже, которую в нынешнюю ярмарку посетили гости из Астрахани и с верховьев Волги, о будущности биржи, о прежних парадах. Перебрали все, что только может быть общего в почтенном сословии русских толстосумов.
В рубке шли те же разговоры. Один брался делать что-то по 45 коп., другой уверял, что и 42 коп. не в убыток, а третий мирился на 38 коп. Для меня эти речи, пересыпанные при этом целой массой выражений местного специального жаргона, были темною водою во облацех.
В общей каюте шел охотничий разговор. Старый генерал с сыном ехал стрелять уток и интересовался местонахождением озер блиц пристани Слудка.
- На левом берегу есть хорошие места, - рассказывал ему какой-то местный абориген. - В прошлое воскресенье товарищ мой принес этак пар пятнадцать.
- Как в прошлое воскресенье? Да ведь тогда еще нельзя было охотиться.
- Мало ли что нельзя! - хихикает слудский господин.
На пристани Хохловка пароход подвергся нападению ягодниц с полными «наберушками» земляники и малины.
- Это - самая ягодная местность, - объяснил мне словоохотливый старичок-крестьянин. - Сюда, изволите ли видеть, приезжают барыни из Перми и на пристани ягоды покупают.
- А разве бабы сами в Пермь не возят?
- Как же не возить! Изволили видеть, прошли бабы с пустыми наберухами? Вон та не то в третий, не то в четвертый раз на пароходе ворочается, все за наберухами. Она их, может, штук полсотни или больше привезла. А с обратным пароходом, закупивши ягоду, она назад полные везет, да в городе продаст вдвое супротив цены здешней.
Купил и я за пятиалтынный большую «наберушку» крупной, чистой и ароматной земляники.
Маленькое отступление. Когда я попросил тарелку, мне принес её официант... бывший лакей общественного собрания. Оказалось, что и буфет содержит знаменитый клубный Макар, ныне - Макар Чаевич. Очевидно, меня всюду преследовали силуэты пермской жизни, от которой я так позорно бежал.
Вверх по Каме я ехал в первый раз в жизни и любовался видами... Потянулся ряд пристаней, заводов. Везде пароход стоял по часу и по два. Носильщики выгружали и загружали его вяло, еле передвигая ногами, с большими передышками и перебранками. Мне было решительно все равно, но купцы сердились и негодовали. В Пожву приехал с четырехчасовым опозданием, и, очевидно, решено было нагнать время. Для интересующихся могу пояснить, как это делается. Узкое место. Между бакенами расстояние на взгляд сажень 40 - 50. Сверху идет пароход, буксирующий длинный плот, и дает нам тревожные свистки. «Лунегов», ни мало не сумняшеся, идет полным ходом навстречу и в узком проходе делает крутой поворот под самым носом буксирного «Студента». Мы проскальзываем в каких-нибудь трех саженях. Капитан встречного парохода возмущен до глубины души и ругается в рупор, хотя прекрасно было бы слышно и без этого несложного инструмента.
- Негодяй! Что вы делаете! Разве так можно! - кричит он и, конечно, прибавляет
...Ещё кой-что,
Ещё кой-что,
Чего нельзя сказать...
Выхожу близ Усолья в заводе Б., имени которого полностью называть не буду, потому что некоторые его злобы дня послужат мне материалом для дальнейших повествований.
Так чтоб гусей не раздразнить...
Опубликовано: Пермские губернские ведомости. 8 июля 1901 г.
