1 сентября 1976 года бывшие восьмиклассники, поступившие в ХМУ РП по специальности «Морское судовождение», прибыли в училище. Занятия должны были начаться только в октябре. А до этого времени, по старой училищной традиции, их отправляли в колхоз «Городний Велетень» на уборку помидоров. Их распределили по группам, назначили старшину роты из бывших армейцев и старшин групп. По той же старой традиции их заставили постричься наголо. Форму они должны были получить только после возвращения из колхоза. Потом весь октябрь должен был пройти под знаком карантина, в течение которого им запрещалось носить гюйсы и ходить в увольнения. И только после карантина, на День Комсомола, они приносили Клятву курсанта и получали курсантский билет, а с ним и право носить гюйс. А пока им выдали старые списанные шинели и 7 рота, стриженная под ноль, в старых своих гражданских одежках, больше напоминавшая беспризорников или малолетних пленных румын, отбыла на уборку урожая.
Поселили их в каком-то школьном помещении с удобствами во дворе. Утро начиналось с подъема в 06.00 и пробежки с обнаженным торсом. Потом завтрак в колхозной столовке и вывоз машинами в поля. Там им выделяли по паре рядков помидоров, скрывавшихся за горизонтом, и они начинали сбор помидоров. Норма была 40 ящиков по 15 кг или 600 кг. Эти 600 кг нужно было не только собрать, но и вынести с поля, взвесить и погрузить на машину. За каждый ящик им начислялось 10 копеек. То есть за день работы под палящим сентябрьским солнцем Южной Украины они зарабатывали 4 рубля. Качество уборки контролировалось командиром роты лично. Находя в уже убранном рядке несколько мелких помидоров величиной со сливу, он заставлял вернуться. На каждой вечерней поверке перед строем он произносил пламенную патриотическую речь. И с каждым днем эта речь становилась все длинней и все более дебильной.
«Курсанты, вы находитесь на передовом фронте сбора урожая. От вашего труда зависит благосостояние нашего народа! Ваши матери, сестры и жены с надеждой смотрят на вас. Страна нуждается в томатах! Вы должны приложить все усилия для перевыполнения своей нормы!» И такая ахинея продолжалась минут 15. Особенно умиляло упоминание жен у пятнадцатилетних пацанов. На одной из таких вечерних поверок Кот неожиданно потерял сознание и выпал из строя. После этого инцидента тон речей изменился: « Вы выполняйте норму, но аккуратно. Без надрыва. Чувствуешь, что устал – сядь, перекури. Все одно половина урожая каждый год сгнивает в поле. То у них ящиков нет, то бензина. То заморозки ударят…»
Работа была, конечно, тяжелая, но молодые организмы быстро приспособились к нагрузке. Особенно запомнился всем первый день уборки. Отработав его, они вымотались так, что многие уснули еще до вечерней поверки. Утром у всех страшно болели ноги и спина. Но самое смешное случилось утром при посещении туалета типа "сортир". Оказалось, что те кто присел по большой нужде в "позу орла", после не могут подняться. И под общий хохот им пришлось оказывать помощь. Весь день проработать в позе прачки было невозможно, и они наловчились передвигаться вдоль рядков, стоя на одном колене и волоча за собой ящик. Но сильней всего раздражала непонятная система уборки. Поле было разбито на квадраты и им порой приходилось собирать помидоры мелкие, хотя рядом был квадрат, на котором созрели крупные помидоры. Но их рвать не разрешали. Они так и погибли при первых ночных заморозках. Форма им полагалась по нормам и ассортименту ВМФ. И им привезли теплое белье с начесом коричневого цвета. Они были счастливы, потому-что их помещения не отапливались и они очень мерзли. Больше за все время учебы им теплое белье ни разу не выдали. В одной из кладовок они нашли кучу трехлитровых бутылей. Вставать среди ночи и идти во двор в туалет никто не хотел, а потому те, кому приспичило, мочились в трехлитровый бутыль. Утром открывали окна для проветривания и выбрасывали его на улицу, в кусты под окном. Не очень этичный эпизод, но может такие эпизоды, как и эпизоды совместного поедания родительских посылок и сроднили их? Сроднили так, что и через 40 с лишним лет они помнят о той подростковой дружбе….
Коллектив неспешно притирался, произошло несколько драк, каждый занимал свое место. Больше всех досталось Жвании. Первый конфликт у него возник с Ялтой в поле во время сбора помидоров. Он что-то доказывал ему достаточно дерзким тоном. Ялта встал с рядка и не спеша выбрал самый крупный помидор. Потом подошел к Жвании, не говоря ни слова, снял с него кепку и раздавил этот помидор о его стриженную наголо голову. Второй конфликт у него произошел с Котом. Во время спора с ним о тонкостях употребления русского мата, Кот использовал табуретку, как аргумент, подтверждающий его правоту. Голова выдержала, табуретка-нет. После этого инцидента стрелка борзометра у него всегда показывала ноль. Но, как и все остальные грузины 7 роты, он не дотянул до второго курса. Парни они были не плохие, но с учебой у них не ладилось.
В первых числах октября 7 рота вернулась в училище. Им выдали форму. И рабочую, и парадку. И всем не их размеры. Они пытались что-то сами перешивать, укорачивать, засовывать свернутую газету под околышек фуражки. Но, несмотря на все их усилия, выглядели они на фоне курсантов старших курсов, как бойцы Армии Трясогузки.
В начале октября комсорг училища собрал не комсомольцев нового набора. Таких с Балаклавой набралось человек 6-8, и спросил, почему они не в комсомоле? Они начали блеять, что не считают еще себя достойными быть в первых рядах советской молодежи. Он им объяснил коротко и ясно: « Кто не комсомолец-визу в загранку не откроют. Пишите заявления.» Все написали. Через месяц на День комсомола им вручили в правую руку курсантский билет, а в левую - комсомольский билет.
Балаклава не любил СССР за то, что он врал и его заставлял врать. Все же было вранье. На словах дружба народов и интернационализм. А на деле - обычный расизм. В училище учились иностранцы с 36-и государств. Занимались они отдельно, но жили в кубриках вместе с ними. Они перед учебой первый год изучали русский язык, потому проблем в общении не было. Но общались, в основном, с белыми, к неграм было какое-то пренебрежение. Особенно к сомалийцам, они были самые отмороженные. Потому-что общались то, в основном, о чем – об их жизни в их стране. И наша жизнь в нашей стране при сравнении проигрывала. По правам и свободам, а порой и по экономике.
Когда пришли с первой практики, узнав, как устроена система оплаты советских моряков, Балаклава решил поговорить с арабом, проживавшим с четырьмя неграми в их кубрике.
- Саид, ты же до поступления в мореходку работал матросом в своей стране?
- Да. Только я работал на сухогрузах.
- Слушай, а сколько вам капитан выдавал валюты в порту?
- Какой валюты?
- Ну, вы же заходили в иностранные порты. Сколько вам капитан давал валюты, ну денег той страны, в порт которой вы зашли?
- Понял. Сколько попрошу.
- Как это сколько попросишь? Вот у нас так: заработал за рейс сумму и от этой суммы тебе начисляют 7% валюты. Всю ее тебе капитан не выдаст. Выдаст только 3-4%, а остальное дома тебе выплатят бонами Торгмортранса. Если капитан авторитетный и пробивной, то может и 5% выбить для экипажа. А твой капитан, сколько тебе мог дать?
- Да сколько попрошу.
- Что все, что заработал, можешь валютой забрать?
- Конечно. Я же заработал. Только мы брали не много. Ну, что бы в баре посидеть, по городу погулять. Зачем мне все брать?
- Ну, как зачем? Что бы скупится. Накупить всякого дефицита.
- Какого дефицита?
- Ну, того, что у тебя дома нет или есть, но стоит дорого.
- Так у меня все дома есть. Зачем я буду везти откуда-то, если могу все дома купить?
- Что, все есть?
- Конечно. Хотя мы тоже иногда делали большие покупки. Когда мы заходили в ЮАР, мы покупали мебельные гарнитуры из черного дерева. Ручная работа, у нас очень престижно было иметь такую мебель дома. Но она штучного исполнения и не экспортируется. Тогда брали столько, сколько нужно для покупки.
Потом, через год, их всех собрали в отдельную 9 роту и отселили. Потому-что общение с ними разлагало неокрепшие комсомольские умы.
Учились вместе, в одном училище, но дипломы получали разные. Они международного образца на английском языке, который признавался в мире, а мы - наш, на хрен никому в мире не нужный. Это - чтобы ты сдрыснуть за кордон не мог. Были неписаные правила. Возле училища был пивной ларёк. Так, неграм запрещалось пить пиво. Блин, в столовой же вроде все вместе ели, посуда общая. А если видели негра с белой девушкой - били, иногда обоих. На этой почве один раз была массовая драка. Завязала ее 12 группа, после посиделок у Манжела. На выручку прибежала их 9 рота. Пришлось уже в училище загасить всю их роту. Был большой скандал. Пришлось начальству заминать этот скандал не только в училище, но и в горкоме. Сделали совместный Вечер дружбы, закончившийся небольшой дракой. Почему так происходило, откуда этот расизм? Может потому, что они интуитивно чувствовали, что иностранцы их в душе презирают?
В детстве Балаклава любил свою Родину. Он даже запомнил мысль однажды пришедшую в его детскую голову - как мне повезло, что я родился в СССР, а не в какой-нибудь Америке или Германии!!! Но в 12 лет произошло интересное для него открытие, он понял, что окружающий мир не совсем такой, как учат в школе. Он с отцом смотрел фильм «С тобой и без тебя» с Мариной Нееловой в главной роли. Фильм про любовь и коллективизацию. Там был интересный момент - единоличник не хотел вступать в колхоз и его жена сама отвезла их имущество в колхоз. Ему пришла в голову простая мысль - ведь все знали, что первым Декретом был Закон о земле. Партия забрала землю у капиталистов и раздала крестьянам, а потом все крестьяне дружно, с песнями и плясками вступили в колхозы. А в фильме показывали, что не все хотели вступать в колхозы. И он задумался - ведь у нас такая огромная страна, а значит, таких людей было сотни, а может и тысячи. Куда же они делись? Почему сейчас нет ни одного частника-единоличника? И он спросил у отца. И тот ответил ему, как взрослому: « Всех, кто не хотел в колхоз, раскулачили. Все забрали, а кто не угомонился - сослали в Сибирь. Многие там и умерли.» И Балаклава понял, что нельзя верить учителям…
Папа и мама у него были из села в Сумской области на границе с Курской. Те же рубленые избы, те же русские печи, колодцы-«журавли», точно так же вечеряли всей семьей из одной большой миски, подставляя под ложку кусок хлеба, чтобы не капнуло. Хлеб пекла бабушка, а резал только дед... Все, как в этом фильме, только они разговаривали на украинском. Когда родители привозили его туда на лето, местная пацанва смеялась над ним и дразнила «городский». Но это быстро закончилось. Отец подарил ему свой армейский ремень. Сказал бабушке: « Мамо, а де мій ремінь, що я з Армії прийшов?». Бабушка пошла в чулан в сенях и принесла отцовский солдатский ремень, который в чулане провисел лет 15. В его дворе старшие пацаны научили его захлестывать ремень на кисть правой руки одним движением. И в этот же день, когда местная босота начала его дразнить, он снял ремень и захлестнул его на руке. Они ломанулись врассыпную, а он погнался за старшим. Догнал, подсекнул и уже лежачего на животе, со всей силы лупанул бляхой по заднице. Ну, потом пришли его родители жаловаться. Даже его задницу со звездой продемонстрировали. Но батя разрулил. Посмеялся. Концовка была интересная. Его младший двоюродный брат по отцовской сестре подошел к деду и начал ныть: «Я теж хочу ремінь!». Дед сказал бабе: « Де мій ремінь, що я з війни прийшов?» и бабушка принесла из того же чулана офицерскую портупею и отдала Мишке. Второй его дед, мамин папа, погиб под Калининым. И он его не видел даже на фотографии, все сгорело в 1941. Кстати, каждый раз, когда он уезжал в конце лета домой, то свободно разговаривал на украинском. Уже потом он понял, почему они его дразнили - «городский». Из-за того, что он разговаривал на русском и не знал украинского. Он был для них каким-то ходячим недоразумением, которое вроде было своим, но не знало родного языка. И они были уверены, что это результат того, что он жил в городе. Население его родного города на 26% состояло из украинцев, но ни в одной школе не преподавался ни украинский язык, ни украинская литература. И никто такую ситуацию не считал притеснением. Так он и получил «Свидетельство об окончании 8 классов» с украинским гербом на обложке и вычеркнутыми предметами - украинский язык и украинская литература. Когда он приехал в мореходку для сдачи экзаменов, то был поражен тем, что в городе все вывески были на украинском языке. Тогда ему такая ситуация казалась идиотизмом. Приехав домой, он об этом рассказывал своим друзьям во дворе. И они ржали… Ведь это было так смешно - НА Украине вывески на украинском языке. «Чебиток», «Перукарня», «Тютюн», «Хвилынка»- захочешь, смешней не придумаешь.
В роте основная масса была украинцами, были и русские, и несколько белорусов с грузинами. Но разговаривали на украинском всего 2 человека. Воспринималось это отрицательно, как какая-то отсталость и ущербность. У всех были клички, дали и им – Бандера и Хохол. Через пару месяцев они перешли на русский язык. Преподавание велось на русском, и украинскую речь можно было в основном услышать на рынке. То есть город говорил на русском, а окрестные села на украинском. Потому видимо в молодежной среде к украинскому языку было отношение, как к языку селян. Как из них сделали малороссов – манкуртов, не знающих родного языка и истории, он понял позже, когда прочитал высказывание царского Генерал-губернатора Западной Белоруссии Муравьева.
« ЧТО НЕ ДОДЕЛАЛ РУССКИЙ ШТЫК, ДОДЕЛАЕТ РУССКАЯ ШКОЛА, РУССКИЙ ПОП И РУССКИЙ ЧИНОВНИК!» Ассимиляция… культурная и языковая.
Этот фильм круто изменил его мировоззрение. И когда в четырнадцать, в 8 классе, они начали изучать «Государство и право», он уже видел и понимал, что это все брехня. Что не может быть, чтобы избирательная система, в которой народ не выбирает главу своего государства, а выбирают какие-то депутаты Верховного Совета, была лучше и демократичней системы прямого голосования. При этом все знали, что настоящий глава государства - Генеральный секретарь ЦК КПСС и он вообще никем не избирается, а депутаты ВС всегда голосуют ЗА. Всегда!!! В свой советский период жизни он участвовал в выборах всего один раз. Ему было 18 лет, и когда проводились какие - то выборы очередных марионеток, он был на последней четвертой, штурманской практике на барке «Крузенштерн». Он тогда был приписан к Риге и поэтому они голосовали за какой-то рижский избирательный округ. Выборы состояли из без выборного варианта. То есть на 3 места претендовали 3 кандидата. Даже самый тупой мог понять, что как бы избиратели не голосовали, их все одно выберут. Он вычеркнул всех троих, сделав тем самым свой бюллетень недействительным. С ними на той практике были курсанты из других мореходок. Были и из Латвии, и Литвы. Они их, как истинные интернационалисты, называли «лабусы» и почему-то считали фашистами… Они тогда еще не знали, что пройдет 30 лет и они – украинцы, тоже станут «фашистами», еще и жидо-бандеровскими.
Он ненавидел все эти ленинские зачеты, комсомольские собрания, политинформации, социалистические обязательства, демонстрации и митинги в поддержку очередного коммунистического деятеля. Но ходил, сидел, слушал … И точно знал, что никогда не будет капитаном в этой стране. А будет вечным старпомом. Потому-что капитана утверждает обком партии. А потому нужно вступать в партию еще будучи вторым помощником, что он делать в свое время откажется…
Через неделю после приезда из колхоза им выдали их заработок. В среднем вышло 120-150 рублей. Такого беспредела, как на подкурсах, уже не было. Деньги никто не забирал, но была проведена обширная «ярмарка». Вечером в роту пришла большая группа курсантов старших курсов и начала предлагать различные товары для покупки. Это была в основном форма и ее элементы. Крабы, лаковые козырьки, мицы, шитые на заказ, клины, кожанные ремни, гюйсы с белой подкладкой. Все конечно б/ушное. Смысл покупки для молодых состоял в том, что им, как молодым, никто не позволит явиться на развод в увольнение в клинах или в мице с крабом, пошитой на заказ. Потому требовалось иметь уставную парадку, в которой проходил развод в увольнение и второй комплект, ушитой и расклешенной формы для самого увольнения. Прикол состоял в том, что продавали им все это по цене в несколько раз превышавшую их реальную стоимость. Старшие курсы предлагали фирменные сигареты и конечно ЖЕВАЧКУ!!! Поначалу никто ничего не хотел покупать. Но постепенно народ входил во вкус. Сработал стадный инстинкт и уже все брали все. Балаклава тоже не удержался и купил лаковый козырек за 3 рубля. Так как он никогда не держал в руках иголку, то пришил его к фуражке по-нахимовски. Потом уже, на втором курсе, они сами устроят такую же «ярмарку» своим молодым. Предварительно собравшись на самоподготовке, они обсудят цены по всем предлагаемым предметам и договорятся цены не опускать.
Балаклава за первый курс вырос на 10 см, а потому продал свои старые клины, которые ему были уже коротки. Продал по сантиметрам. Линейкой замерили низ штанины и сделка состоялась по цене 1 см- 1 рубль. В целях рекламы он заявил, что эти клины были в Атлантике, хотя на самом деле под Атлантикой подразумевалось Севастопольское рыбопромышленное объединение «Атлантика», где они проходили свою первую практику на Черном море.
На свои заработанные 150 рублей Балаклава пошил себе в ателье флотские клеша, ушил фланку и заказал в фуражечной мастерской на Суворова мицу с крабом. Купил матери часы «Луч» с браслетом, а младшему брату фотоаппарат «Смена-8» и разборной змей с парашютистами. Была еще попытка сходить в ресторан «Херсон». Но они с Машкой пришли неудачно. Когда они вошли в ресторан, там шла драка. Увидев их, к ним подошел швейцар и сказал: «Сейчас приедет милиция, потому в ваших же интересах свалить отсюда по- быстрому». Так что свой первый поход в ресторан он совершит только в конце 1 курса. Он с друзьями отпразднует свое 16-летие в ресторане «Молодежный». Они возьмут 4 бутылки крепленого вина, 4 порции цыплёнка-табака, 4 салата и кувшин напитка. Плюс хлеб. Нагуляют они вчетвером на 16 рублей. По 4 рубля на брата, что было почти половина их месячной стипендии. Тогда такие были цены и такими были стипендии.
Командир роты и старшина в добровольно-принудительном порядке собрали с них по 20 рублей на оформление роты.
Это в районе 1500 рублей, по тем временам сумма весьма солидная. Было заказано в мастерской изготовление рамок для наглядной агитации и весь коридор роты, а это метров 35-40, и Ленкомната были в три ряда увешан портретами каких-то героев-комсомольцев, героев Гражданской и Отечественной войн, какими-то членами Политбюро и ЦК КПСС, передовиками-стаханавцами. А главное- всевозможными графиками по надоям, выплавке чугуна и сборе урожая, которые в ближайшее время вот-вот решат, как продовольственную, так и жилищную проблему страны. Так как они на практику ушли не после окончания первого курса, а в его середине, то окончание первого курса у них пришлось на середину лета. Они уже разъезжались по домам, когда в училище приехал поступать его друг детства Кана, с которым они выросли в одном дворе. К сожалению, он завалил алгебру. В этот день они поехали в Гидропарк, там они выпили по бутылке вина и пошли купаться. Пока они купались, аборигены украли оставшиеся две бутылки вина и часы у Балаклавы. Пришли в роту в расстроенных чувствах. Кана - потому-что не поступил, а Балаклава- из-за украденных часов. Это был подарок отца на 16-летие и потому нужно было срочно найти точно такие же, купить и сделать такую же гравировку до отъезда домой. В расстройстве они устроили футбольную дуэль. Стали в разных концах коридора и перепасовывали друг другу мяч с таким расчетом, что бы сбить со стен коридора как можно больше агитационных рамок. На следующий год Кана поступит в Ломаносовскую мореходку вспомогательного флота ВМФ. Когда Балаклава вернется с зоны и будет находиться под надзором, именно он устроит его к себе на работу и поможет адаптироваться к новой жизни. К жизни, в которой бывшие коммунисты и комсомольцы строили уже не комунизьму, а капитализьму. Позже он оформит ему характеристику для получения Паспорта Моряка и открытия визы. В тот тяжелый и сложный период многие его однокашники помогали ему. Кузя, Пахом, Ромка Денькович, Береза, Сикока... Кто советом, информацией, кто финансово, кто связями. Он помнит об этом с признательностью и уважением.
В ноябре вернулся с практики на «Крузенштерне» их второй курс. Они буквально еще три месяца назад были молодыми и их гонял второй курс, а теперь они сами были вторым курсом и у них были свои молодые. И была возможность отыграться на них по полной программе за те унижения, которые им причинил их второй курс. Гоняли они их нещадно. Все работы, все уборки, дежурства по роте лежали на молодых. Ни в одной роте не было такой годковщины, как у восьмиклассников. Их набирали только две группы (пол роты), а потому их роты приходилось формировать из 1 и 2 курса, а после из 3 и 4. Третий и четвертый курс уже были равны и не конфликтовали, а первый и второй - это было нечто… Доставалось им и от старшины роты. В один из субботних авралов он принес кальцинированную соду и щетки и дал указание драить этими щетками с содой пол в кубрике. Драть так, что бы в местах стыка досок не было ни одного черного пятнышка. После чего вынесли койки на коридор и он налил ведер 20-30 воды в кубрик. Драили часа 4, пока вода не превратилась в кашу. Когда эту кашу вычерпали и полы промыли, оказалось, что они щетками сняли всю краску с досок пола, до чистого дерева. Пришедший утром командир роты был в шоке. Зима, а нужно полы по новой красить. Выписывать краску, но самое главное, где будут спать курсанты, пока все не высохнет? Так и жили неделю на коридоре, в ленкомнате, баталерке и гладилке. По какой-то причине старшина роты закусился с Мулей и дал ему 30 нарядов вне очереди, хотя такого законно не мог себе позволить и начальник училища. Каждый вечер, после отбоя в течение месяца он выливал на коридор 60 ведер воды (засекал по часам за сколько набирается ведро воды, а потом шланг выбрасывал с умывальника на коридор и отмерял по часам нужное количество) и Муля должен был их вычерпывать. Заканчивал он вместе с подъемом, но потом наловчился делать это до 3-4 часов ночи. Утром же со всеми он шел на занятия.
Попал под раздачу и Балаклава.
Он, Спод и Тригуб попали в наряд на камбуз, а с ними и Кирпич со второго курса. Балаклава и Спод - на зал, Трегуб в хлеборезку, а Кирпича дежурный поставил на мойку посуды. Работа была тяжелая, попробуй нарежь хлеба на 1500 человек на завтрак, обед и ужин, потом помой за ними посуду и убери столы в зале и помой полы. Уже в конце рабочего дня, после ужина, учудил Тригуб. Когда он резал хлеб крошки падали на специальный лоток. К концу дня их собралась целая куча. Вместо того, что бы выкинуть их, он размял их в мякиш и занялся лепкой. Он ничего не смог умнее придумать, как вылепить, достаточно талантливо, мужской член лошадиного размера. На камбузе работали одни женщины, разных возрастов. Заведующая была так же женщиной, у нее был свой кабинет, а остальные переодевались в специально отведенной комнате. Нужно сказать, что кормежка в училище была отвратительная. Отчасти это было результатом того, что все работницы камбуза тащили домой продукты сумками. Их неоднократно задерживали, увольняли, но приходили новые и все повторялось. Когда Балаклава был уже перед выпуском, были привлечены к уголовной ответственности и осуждены за хищения заведующая столовой и начальник АХЧ. Сложно сказать, что двигало Тригубом, но он отнес этот член в комнату, где переодевались работницы и прикрепил его к стене над умывальником. Возможно, он так выразил свой протест качеством пищи. Разразился скандал. Вызвали заведующую. Она провела дознание и установила, что это работа Трегуба. Она потребовала, что бы он убрал это непотребство. Но Трегуб решительно отказался. Тогда она достала платок и, обмотав им руку, самостоятельно удалила в мусорку трегубовское рукоделие. Наржались мы до колик. Но концовка дня оказалась не такая веселая. Уже перед самым отбоем Балаклава, Спод и Трегуб закончили уборку и сели отдохнуть. Приходит Кирпич и гонит их мыть посуду за него. Трегуб и Спод поднялись и пошли, а Балаклава нет. Кирпич сказал ему: «Встань». Тот встал и сразу получил удар в «солнышко». После чего, в ответку, на автомате Кирпич получил прямой в челюсть. И хорошо так получил, что отлетел и поплыл. Добивать его Балаклава не стал, хотя и понимал, что уже без разницы. Он попал… Пришел он в роту через час после отбоя, а его все одно ждут. Завели в кубрик второго курса и устроили цирк. Выбрали судью, заседателей. Дали ему адвоката. Скучно просто бить, приколоться захотелось. Короче, приговорили они его к месячной уборке их кубрика и к принесению извинений перед строем. Извиняться Балаклава отказался. Ну и взял Кирпича на слабо. Сказал: «Я, думал, будет все по-пацански. Один на один. А ты, я вижу, зассал». Тот повелся и они пошли в баталерку махаться. Там Кирпич предложил ему без свидетелей извиниться и на этом расход. Балаклава опять отказался. Махались они не более 30 секунд. Забить его Балаклаве не дали. Оттащили и начали вшестером гасить его. Балаклава ломанулся и встал в угол. Там уже трое друг другу мешали. Двоих приложил хорошо. Но дураков же нет, за одежду вырвали с угла и понеслось. Два раза подымался. Пару раз даже смог ударить, но третий раз подняться не смог. Хорошенько попинали ногами и дневальные отволокли тело в кубрик. Урок молодым был преподнесён. Три дня его не трогали, отлеживался. Губу сильно рассекли и бровь. Он получил освобождение от работ и занятий в санчасти училища, рассказав, что был избит на Забалке местной гопотой. На четвертый день пришел дежурный со второго курса: «Вставай. Иди наш кубрик убирай». Балаклава встал, посмотрел на него и сказал: «Может сразу в баталерку? Один на один». Тот потоптался и ушел. Понты. Куда там махаться? Рентген потом показал частичный разрыв связок на правом плече. Месяц руку поднять не мог. Вообще, когда малолетки толпой бьют, это серьезно. Они не понимают возможных последствий, жалости не знают и, самое главное, они так друг перед другом демонстрируют свою крутизну.
Больше на Балаклаву никто со второго курса не наезжал. Ездят на тех, кто позволяет. Хотя, если честно, когда Балаклава сам перешел на второй курс, молодых гонял. Кто-то из них до сих пор держит на него обиду, а кто-то и забыл давно. В рыбаках работал вместе со Славкой Федоровым, отношения были взаимно уважительными. Когда переходил из рыбаков в торговый флот, то помог ему Серега Березин. Он в то время работал в Ялтинском Морпорту капитаном-наставником. Он и помог ему устроиться 2 помощником на ялтинский сухогруз. Когда он поднялся уже до капитана и работал на юаровцев, в Кейптауне судьба его свела с еще одним молодым из его роты, с Игорем Тимофеевым. Он капитанил на алмазодобывающем судне. В тот период он стоял в отстое. А Балаклава каждый месяц заходил на своем рифире в Кейптаун на погрузку.
Они никогда не вспоминали этот училищный период, может потому Балаклава более остро чувствовал, что он тогда был не прав…
Но, что было то было.
