Домой, из далекого Сургута, Слава ехал обуреваемый сомнениями и даже злостью. В прошлую пятницу, которую он теперь смело мог назвать черной, позвонил ему свояк. Немного поговорив о делах и рассказав последние новости из родного города, Лёня стал кряхтеть в трубку, издавая какие – то неопределенные междометия...
— Вера, ну ты долго там? — нетерпеливо протянул Славик, заглядывая в комнату. Жена, открывая балконную дверь, озорно улыбнулась:
— Твои любимые!
Она вытянула стройную ногу, давая полюбоваться красными туфельками, которые так нравились мужу.
— Далеко запрятала. И одевать – не одевала, пока ты не приедешь, — похвасталась Вера, давая понять супругу, что вся ее красота принадлежит только ему – единственному и навечно любимому.
Мужчина внимательно посмотрел на жену, вспомнив тот тревожный звонок.
— Да говори ты толком, — разозлился наконец Слава, после очередного «вот, э-ээ…» донесшегося с того конца провода.
— Да я вот и говорю, — что она… как бы это сказать… — Леонид немного помолчал, а потом выдал, как будто прыгая в холодную воду: — слишком уж часто в дом к нему стала ходить. И возвращается оттуда поздно.
Путаясь и запинаясь, свояк рассказал о том, что славикова супруга очень уж полюбила наведываться к некоему Тихону. Тихон этот был духовный практик и любитель новых веяний в сфере ЗОЖ. Однако жена и трое детей Тихона, да и весь его уклад жизни настолько противоречил словам и подозрениям Леонида, что Славик лишь рассмеялся:
— Да знаю я этого длинноволосого. Он за своими тремя малышами так бегает, что маму-наседку напоминает. Потом хозяйство у них – дом, огород. Это мы с тобой пришли с работы и в телевизор. А частный сектор он знаешь, сколько времени и внимания забирает? Так что смотри лучше за своей женой, — хохотнул Слава.
Леонид глухо крякнул и каким-то виноватым шепотом произнес:
— Так моя то и сообщила мне, что Тихон не такой простой дядечка. Она ведь тоже ходила туда. Здоровье, тантрическое дыхание, бабаджи через камалу всякое. Ну, курица – что с нее взять. Только подкатывать стал Тихон к бабе моей. Через бабаджи, или через камалу – не знаю, а знаки внимания оказывал.
Он произнес это с такой искренностью, что Славик невольно задумался. Виной тому, конечно, было длительное и частое его отсутствие дома. Ему показалось, что приоткрылся полог темной и страшной тайны. Со смешанным чувством боли и тревоги узнал он собеседника, что супруга посещает Тихона чуть не три-четыре раза в неделю, что за все его время отсутствия, Вера ни разу не навестила свекрови, что сын тоже частый гость в доме длинноволосого практика тантрического дыхания.
Леонид убежденно вещал:
— У него острый ум, первоклассное знание психологии. Я к нему подошел, хотел предупредить, мол, если еще раз к моей Таньке, то по щам отхватит. А он, знаешь, как-то убедил меня – чуть стыдно не стало, что я мог в чем-то таком его подозревать. Может и взаправду ничего не было, но бабы смотрят на него так…
— И как же, — тихонько спросил Славик.
— Сам знаешь, — веско обронил родственник, — Я тебе факты имеющиеся предоставил, своей дуре общаться с ним запретил. А ты поступай, как знаешь.
— Да уж знаю. Паранойя у тебя. По твоему что – Верка с сыном к нему на случку бегает? Или может жене Тихона его оставляет, чтоб посидела, да присмотрела пока они там? Как был ты, Леня, держимордой так и остался – везде измену и подлог видишь.
Больше разговор этот не возобновлялся, но червяк сомнений стал точить и жечь где-то внутри. А вскоре Славе представилась возможность не несколько дней поехать на родину. Фирма закупила новое оборудование и предварительную наладку поручили именно ему.
***
— Ну как, — Вера изящно наклонилась, а потом уселась на диван и, вытянув перед собой ноги, стукнула друг о друга носками туфель.
— Ты в них просто чудо! — восхитился муж, как вдруг в дверь позвонили.
— Это, наверное, сестра, — Вера сморщила носик, — немножко не вовремя, да еще Ленька с ней. Но ведь это ничего, правда?
При упоминании о Леониде, он внимательно посмотрел на жену. Лицо ее было безмятежно и красиво, только показалось на миг, что красота ее холодна и безжалостна. И не для него предназначена вовсе — с такой же радостью она могла принадлежать другому мужчине. Тому же Тихону… Слава тряхнул головой, освобождаясь от видений.
Сомнения и тревожные мысли занимали его всю дорогу домой. В преддверии встречи ему живо представлялись возможные свидания и поцелуи супруги с Тихоном. В каждый их воображаемый разговор Слава заглядывал хоть одним глазком. В каждое тайное действо, которое приходило в голову, он тут же начинал верить. А потом кидался в другую крайность, раскаиваясь и кляня себя за необоснованную ревность. Хуже всего было то, что вместе их он никогда не видел и воображение, не ограниченное ничем, расписывало холст такими буйными красками, что от мыслей у него в поезде заболела голова — поднялось давление.
На первой же станции Славик купил бутылку дрянного коньяка и стал снимать стресс проверенным способом. И сразу напряжение спало, сменившись вязкой удушливой тишиной, в которой мерно раздавалось железнодорожное постукивание. Темп снятия напряжения был столь быстрым, что сосед по купе даже предложил отвлечься и сыграть партию в шашки. Его призыв остался без ответа.
Впрочем, Слава не доставил хлопот никому — в какой-то момент эйфория резко исчезла, и вновь накатили тоска и видения. Резко завернувшись в простыню, он вскоре погрузился в тревожный, часто прерываемый сон. Ворочаясь в забытьи, Слава едва не свалился с полки, когда резко затормозил поезд.
— Где мы? — ошалело спросил он, глядя на желтый блин фонаря железнодорожной станции.
Сосед бесчувственно храпел. Славик взял из-под стола бутылку с минералкой и жадно присосался к горлышку. Потом, в помятой пачке, выудил сигарету. Жить не хотелось. Все подозрения подступили как-то разом, и бесполезно было искать им рациональное объяснение…
***
«Да, дурак я был изрядный», — усмехнулся про себя Слава, наклоняясь и целуя жену. Она ответила теплым прикосновением губ и ласково приказала:
— Ну иди, открывай! Танька ждет.
Татьяна и Леонид возились у багажника машины, вытаскивая корзинки с яблоками. Дарами природы их снабжала дача, и родственники щедро делились фруктами.
— Долгонько ты спускаешься, — упрекнула Татьяна. — Никак оторваться не можешь от своих?
Она мимоходом поинтересовалась о причине столь внезапного приезда, однако Слава и сам не мог разобраться в своих чувствах. Не было уже смятения и жуткой, накрученной самим, обиды. Но и умиротворение не наступило еще. Мужчину переполняла такая сложная гамма чувств, что иногда казалось, что он — попавшая в неожиданный водоворот былинка, которая крутится и все никак не может попасть на чистую волну. Одно лишь он знал точно — подозрения Леонида совершенно беспочвенны.
С каким-то страхом Слава ждал, что начнется разговор об этом Тихоне: ведь именно сестра жены накрутила Леонида. Но взяв самую маленькую корзину, Татьяна направилась к подъезду.
— Ну, ребята, давайте подтягивайтесь, — бросила она через плечо, — наговоритесь еще.
Некоторое время мужчины стояли молча, ожидая, начала разговора от другого. Потом Леонид прикрыл крышку багажника и достал сигарету.
— Хочешь настоящих американских попробовать, — спросил он, заглядывая откуда-то сбоку. — У меня целый блок. Друг привез.
— Нет, спасибо. У меня свои.
— Между прочим, я как лучше хотел. Тебе известно, что восемьдесят пять процентов разводов случается по вине женщин. Именно из-за измен…
Он смолк и Славик подумал, что, наконец, его оставят в покое. Однако, пользуясь растерянностью собеседника, свояк принялся дышать в ухо, сообщая некоторые сведения о себе, о предполагаемом сопернике и будто бы своей совершенной непричастности к сомнениям, посеянным в душе озабоченного мужа. Как всегда был он напорист и убедителен и, перечислив основные «прегрешения изменщицы» остановился подробно на вопиющем факте.
— Ведь до чего ж совести нет, — сокрушался Леонид, хлопая себя по бокам и чуть склоняясь вперед, — Верка, с этим чертом долгогривым, в машине раскатывала. В твоей, между прочим. И не постеснялась Мишку с собой таскать. Пацану полтора годика всего!
— На массаж она Мишку возила. С ножкой у него проблема, а Тихон костоправа хорошего знает, из таких же ЗОЖников.
Такая давящая тишина установилась после этих слов, что свояк, хотя и продолжал махать руками, но уже будто защищаясь.
Слава вспомнил, как сразу по приезду в родной город, бросился не домой, а на Балашовку. Туда, где в зеленых садах утопал дом Тихона. Еще на вокзале не предполагал такого действия: хотел разобраться во всем рассудительно и неспешно, чтоб не сплеча рубить. Но как только сел в такси, будто черт дернул его – да не под руку, а за язык, когда назвал он улицу, где проживал духовный, язви его в качель, практик Тихон. И всю дорогу подгонял таксиста. Дверь ему открыла высокая черноглазая женщина. Улыбаясь, она сказала, что супруга дома нет, и когда вернется – не знает. Он, мол, уехал с одной мамочкой, к целителю – у ребеночка никак не удается вылечить вывих. На недоверие Славика женщина вздохнула и сказала, что сама уж давно махнула рукой на чудачества супруга. Такой уж он малохольный да всем подряд помочь готовый, хотя бывает, что своим детям внимания недодает…
— Э, да я спорю разве?.. — окончательно пошел на попятную Леня, — да только сказать чего хочешь можно, хоть и жена законная. Ты проверял?
— Проверял. — Слава пожевал губами, а затем сказал с чувством: — В морду дать бы тебе, Леня.
— Ругаешься? — полуутвердительно спросил свояк, — Не серчай, брат. Я вся правду… что видел – то сказал. Зато, видишь, убедился.
Славик не ответил. Он теперь почти не жалел о своем приключении. Вот жил он себе спокойно, и тут выяснялось, что спокойствие это ненадежно и призрачное. Что все может оказаться зыбким и призрачным. Но обошлось, слава Богу. И будет теперь ему счастье. Пусть не даром, пусть ценой сожженных в ту, черную пятницу нервов. Но счастье будет…
