О Военной тревоге 1927 г. не то, чтобы забыли – о ней кое-что написано, в т.ч. несколько правдивых статей, и в учебниках ей посвящено несколько строк. Но её роль и истории СССР недооценена. А ведь это был переломный момент истории, последствиями которого стало установление личной диктатуры Сталина, коллективизация и индустриализация – т.е. формирование сталинизма как социально-политической модели развития.
Военная тревога - это напряжённое ожидание войны против СССР, которую, по мнению советского руководства, были готовы развязать Великобритания, китайский Гоминьдан и Польша, причём последнюю якобы собирались поддержать Латвия, Эстония, Финляндия и Румыния.
С чего всё началось? Большевики изначально нацеливались на мировую революцию, и слова у них не расходились с делами. Во время Гражданской войны в России Красная армия пыталась захватить Польшу, Литву, Латвию и Эстонию, в 1921 г. вторглась в Иран. В 1923 г. СССР помог организовать восстания коммунистам Германии и Болгарии, в 1924 г. – коммунистам Эстонии и Бессарабии (Румыния).
Особенно сильное военно-диверсионное давление СССР оказывал на ненавистную «белопанскую» Польшу, разгромившую Красную армию на Висле. 18 марта 1921 г. между РСФСР и Польшей был заключен мир. Он обязывал разоружить и интернировать вооружённые группы противников власти другой стороны на своих территориях. Польша разоружила отряды белогвардейцев и петлюровцев, воевавших на её стороне, а Советская Россия поступила наоборот: Разведуправление РККА начало создание и переброску отрядов боевиков на Западную Украину и Западную Белоруссию для вооруженных операций против польских властей. Военные действия развернулись уже летом 1921 г. Диверсанты, изображавшие местных партизан, нападали на военные и полицейские посты, помещичьи усадьбы, костёлы, дома «осадников» (польских колонистов), взрывали мосты и железнодорожные пути, уничтожали телеграфную и телефонную связь. 13 октября 1923 г. советские диверсанты взорвали склад боеприпасов в Варшавской цитадели: взрыв был такой силы, что рота солдат, стоявшая на плацу в полукилометре от цитадели, была сброшена ударной волной в Вислу.
Однако массовой поддержки украинского и белорусского населения Польши советские «партизаны» не добились. В феврале 1925 г. Политбюро ВКП(б) решило прекратить бессмысленную диверсионную войну. Тем не менее с марта по май 1925 г. спецподразделениями РККА было проведено 59 боевых операций. Только в июне диверсионные отряды начали перебираться в СССР, попутно продолжая проводить взрывы и обстрелы, и только в августе последние группы перешли на советскую территорию.
Помнить об этом важно, поскольку во время «Военной тревоги» Польша, наряду с Великобританией, считалась самым вероятным агрессором против СССР. Что же, доверять Москве у Польши не было оснований.
Не больше причин доверять Советскому Союзу было и у основного вероятного противника - Великобритании. Хотя советские диверсанты не устраивали взрывов в Лондоне, подобных взрывам в Варшавской цитадели, вмешательство Москвы во внутренние дела Великобритании было серьёзным . 4 мая 1926 г. началась первая всеобщая забастовка. Она была подавлена правительством через неделю, но шахтёры бастовали ещё больше полугода . Советское руководство (Особенно Троцкий, Зиновьев и Бухарин), а также руководство Коминтерна всеми силами раздували стачку, надеясь, что она перейдёт в политическое восстание . «В мае 1926 г. Исполком федерации горняков принял 260 тыс. ф. ст. и 2,6 млн. рублей от профсоюзов СССР, а также 1 млн. рублей переслал ВЦСПС Исполком Коминтерна, отвергая обвинения со стороны британского парламента о вмешательстве во внутренние дела Англии, утверждал, что финансировало стачку не ВКП(б), движимая идеей мировой революции, а советские рабочие через свои профсоюзы, переслав горнякам свыше 250 тыс. ф. ст. Всего с мая по ноябрь 1926 г. из СССР было послано бастующим около 10 млн. рублей, причем некоторые крупные взносы сначала изымались из государственной казны, в «счет сборов» (Е.В.Гапионок «Коминтерн и всеобщая забастовка 1926 г. в Великобритании: проблемы агитации и пропаганды». Витебск, ВГУ имени П.М.Машерова, ib.vsu.by/jspui/bitstream/123456789/5351/5/294-296.pdf). Таким образом, открытое вмешательство СССР во внутренние дела Великобритании не являлось секретом, а убогая ложь о «помощи советских профсоюзов британским товарищам» обмануть никого не могла.
Китай в 1920-е гг. был охвачен гражданской войной, и в СССР рассчитывали советизировать самую населённую страну мира. С 1923 г. СССР оказывал военную помощь националистической партии Гоминьдан: эта помощь стала решающей при наступлении гоминьдановских войск 1925-27 гг., когда гоминьдановская Народно-революционная армия (НРА) заняла большую часть страны. Китайские коммунисты действовали внутри Гоминьдана, но проводили свою политику, сколачивая собственные воинские части. Помогая Гоминьдану, Москва оказывала поддержку коммунистам, исподволь разрушая единство Гоминьдана. В тот период главным противником Гоминьдана и коммунистов была т.н. Чжилийская клика – региональное правительство Центрального Китая, ориентировавшееся на Лондон.
В марте 1927 г. НРА подошла к Нанкину и Шанхаю, в которых коммунисты подняли восстание. С одной стороны, этим коммунисты помогли Гоминьдану захватить самые богатые города Китая, но с другой – они спровоцировали иностранцев: были убиты американец, два британца, француз, итальянец и японец. Расчёт был простой: втянуть Гоминьдан в конфликт с Западом, в первую очередь с Великобританией. В ответ 24 марта британские и американские корабли подвергли бомбардировке части НРА в Шанхае и Нанкине. Только жестокий обстрел города из морских орудий позволил иностранцам предотвратить массовое убийство своих граждан.
Гоминьдан и его лидер Чан Кайши хотели избавить Китай от иностранной зависимости, но воевать с Западном они не желали, тем более, что угроза исходила только от Японии – Англия и Франция с трудом удерживали имевшиеся колонии и расширять их не собирались. Более того: перед лицом японской угрозы Великобритания была потенциальным союзником Китая (что и произошло во время Второй Мировой войны).
11 апреля 1927 г. Англия, США, Япония, Франция и Италия направили ультиматум Чан Кайши, потребовав наказать виновных в нападениях, принести извинения и уплатить компенсацию. Перед Гоминьданом был выбор: принять сторону коммунистов (а значит, и СССР) и начать войну с блоком сильнейших государств мира, или разорвать союз с коммунистами. Разумеется, выбор был сделан в пользу мира с Западном – тем более, что коммунисты устроили провокации, не спрашивая согласия Гоминьдана. 6 апреля отряд Гоминьдана захватил советское посольство в Пекине, где были обнаружены документы, свидетельствующие о помощи СССР китайским коммунистам. Документы были опубликованы в газетах. 12 апреля НРА начала уничтожение коммунистических отрядов Шанхае и Нанкине, а Гоминьдан приступил к вычищению коммунистов из своих рядов. Советники из СССР были вынуждены покинуть Китай, их офисы были заняты контрразведкой Гоминьдана.
В мае 1927 г. британское правительство обнаружило среди документов, захваченных в советском посольстве в Пекине (они были опубликованы в газетах) копии совершенно секретных документов своего МИДа. 12 мая британская полиция в Лондоне произвела обыск в англо-советском торговом обществе АРКОС: были обнаружены документы, свидетельствовавшие о вмешательстве СССР во внутренние дела Великобритании.
27 мая 1927 г. британское правительство заявило о разрыве дипломатических и торговых отношений с СССР. В Советском Союзе нота Лондона получила название «ультиматума Чемберлена» (Джозеф Остин Чемберлен в 1921-29 гг. был министром иностранных дел Великобритании).
А в это время, не уставали писать советские историки, активизировались антисоветские организации. 4-5 июня 1927 г. агенты ОГПУ убили при задержании двух активистов белоэмигрантского Российского общевоинского союза (РОВС), 6 июня боевик РОВС бросил бомбу в приёмную ОГПУ в Москве. 7 июня произошло сразу два громких террористических акта. В Минске члены РОВС убили начальника белорусского ОГПУ Иосифа Опанского, а в Варшаве Борис Коверда смертельно ранил советского полпреда (посла) Петра Войкова. При аресте Коверда так объяснил свой поступок: «Я отомстил за Россию, за миллионы людей». Борис Коверда был белорусским эсером - одиночкой, не связанным с какой-либо организацией.
Советская историческая традиция связывала активизацию РОВС с обострением советско-британских отношений, а также с антисоветскими настроениями правительств Польши и Финляндии. В описании Военной тревоги 1927 г. непременно упоминается, что в мае 1927 г. на границе с Польшей были схвачены два польских шпиона, «в Финляндии активизировались белогвардейские организации генерала Кутепова», а в Югославии «генерал Врангель инспектировал «контингенты Русской Армии за рубежом».
Тут надо уточнить: РОВС никогда не получал никакой помощи от иностранных правительств и спецслужб. Советские историки десятилетиями искали какие-либо подтверждения связи РОВС с иностранными разведками, но ничего не нашли. Эта организация действовала самостоятельно, опираясь на белую эмиграцию. Правительства западных стран в лучшем случае не мешали ей засылать своих людей и агитационную литературу в СССР. Нет сомнений, что Коверда и боевики РОВС, устроившие теракты в Москве и Минске, действовали самостоятельно, и что ни Англия, ни Польша, ни Финляндия тут ни при чём.
Совпадение ареста двух польских шпионов по времени с Военной тревогой ни о чём не говорит. Шпионы постоянно шастали туда-сюда и в СССР, и из СССР (последних было в разы больше, поскольку Советский Союз поддерживал компартии в Европе, а западные страны не имели у нас своей «пятой колонны»), и это ничего не значило. Однако советская история ставит этих несчастных шпионов (кто это был на самом деле, и вообще не выдуманы ли они ОГПУ?) в одну строку с британским ультиматумом и изгнанием советских военспецов из Китая. При этом польская опасность якобы проистекала от антисоветского курса Юзефа Пилсудского, «взявшего курс на восстановление Речи Посполитой в границах 1772 г., что подразумевало новые территориальные претензии к СССР». После похода Красной армии на Варшаву в 1920-м любая польская власть по определению была антисоветской, а диверсионная война, ведшаяся Советским Союзом против Польши до августа 1925 г., только усиливала антисоветское направление польской политики. Пилсудский, конечно, хотел бы восстановить Речь Посполитую XVII века, но это не имеет никакого значения. Потому, что Польша не предпринимала никаких действий в этом направлении. Точнее, действия предпринимались, но в отношении Литвы и Чехословакии, а не СССР. Не было ни концентрации польских войск на границе, ни засылки диверсантов, ни попыток формирования антисоветского подполья в приграничной зоне (арестованных в 1937-38 гг. «польских шпионов» через двадцать лет пришлось реабилитировать в силу отсутствия состава преступления). «Нет серьезных оснований для того, чтобы опасаться срыва мирных отношений с Польшей», - говорилось в докладе IV Управления Штаба РККА в 1926 г., после прихода к власти Пилсудского.
В период социализма все старания советских и польских «народных» историков найти хоть какое-то подтверждение польских планов агрессии против СССР не увенчались ничем.
И совсем уж нелепо выглядят сравнения советской военной мощи 1927 г. с военными потенциалами Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши и Румынии, которые якобы то ли могли, то ли готовились напасть на СССР при поддержке Великобритании. Польша и Литва находились в состоянии глубокого конфликта, Финляндия, Латвия и Эстония не имели с Варшавой никаких военных соглашений, и только с Румынией у Польши были договорённости о совместном отпоре СССР, но только в случае советской агрессии.
Также нет свидетельств агрессивных намерений Великобритании относительно СССР. Конечно, весь «мир каптала» терпеть не мог Советский Союз и искренне желал ему погибели; а могло ли быть по-другому на фоне поддержки Москвой коммунистов во всём мире, после принятия Конституции СССР 1924 г., в которой главной целью провозглашалась установление мирового господства? Разумеется, Великобритания, как одна из ведущих мировых держав того времени, была враждебна СССР, как и «государства-лимитрофы», не имевшие никаких иллюзий по поводу советского миролюбия. Но даже Великобритания, посылавшая Москве гневные ноты, не имела никаких планов военного вторжения в СССР. Что однозначно доказано всем комплексом документов британского правительства того времени. Командование британской армии и флота не имело и не разрабатывало никаких планов нападения на СССР. Потому, что у «Владычицы морей» хватало проблем в Индии, Египте и Ираке; потому, что экономика так и не оправилась после Первой мировой войны; потому, что не существовало никакой внутренней антисоветской силы, на которую потенциальные интервенты могли бы рассчитывать. А страх перед СССР к тому времени сильно уменьшился. Популярность коммунистов в странах Европы падала, а информация об экономическом положении Советского Союза и состоянии Красной армии позволяли западным странам надеяться, что новых нападений, подобных диверсионной войне против Польши 1921-25 гг., коммунистических «восстаний» в Германии в 1923 г. и Эстонии в 1924 г., больше не будет. Как бы Пилсудский не мечтал о Речи Посполитой «от може до може», реальные интересы Польши касались Литвы, Немецкой и Чешской Силезии, а не белорусских и украинских земель – потому, что военные кампании 1918-20 гг. показали, что украинцы и белорусы не хотят в Речь Посполитую. Да и «умиротворение» польских Галиции и Гродненщины стоило Польше немалых сил и средств – ей было не до агрессии.
Таким образом, можно утверждать: угрозы внешней агрессии против СССР в 1927 г. не было. Но Советский Союз нешуточно готовился к войне. 1 июня 1927 г. ЦК ВКП(б) выпустил обращение «Ко всем организациям ВКП(б). Ко всем рабочим и крестьянам», в которой сообщил об угрозе вторжения. По всей стране шумели митинги и собрания, участники которых клялись пролить кровь в борьбе с интервентами, Осоавиахим начал военную подготовку трудящихся, а Лев Каменев, тогда ещё член ЦК ВКП(б) и полпред в Италии, в июле 1927 г. говорил: «Война неизбежна, вероятность войны была видна и три года назад, теперь надо сказать - неизбежность». В приграничных районах (в основном с Польшей) минировались мосты, водокачки, железнодорожные станции, закладывались тайники с оружием и взрывчаткой для партизанской деятельности в случае оккупации, подготавливались опытные подрывники и руководители подполья.
Это внешний, видимый фон событий. Но готовился ли всерьёз СССР к войне? Нет. 26 декабря 1926 г. начальник Штаба РККА Михаил Тухачевский в докладе «Оборона Союза Советских Социалистических республик»:
«3. В случае благоприятного для блока [вероятных противников на Западе] развития боевых действий первого периода войны, его силы могут значительно вырасти, что в связи с «западноевропейским тылом» может создать для нас непреодолимую угрозу <…>
6. Наших скудных материальных боевых мобилизационных запасов едва хватит на первый период войны. В дальнейшем наше положение будет ухудшаться (особенно в условиях блокады).
7. Задачи обороны СССР РККА выполнит лишь при условии высокой мобилизационной готовности вооружённых сил , железнодорожного транспорта и промышленности .
8. Ни Красная Армия, ни страна к войне не готовы».
В том же докладе говорилось, что военная промышленность в случае начала боевых действий может удовлетворить армию патронами только на 8%, а снарядами - на 29%. Производства танков и военных кораблей не существовало, самолётов – почти отсутствовало. Более того: производимые винтовки Мосина, револьверы Нагана и артиллерийские орудия были очень низкого качества.
В странах Европы на тот момент существовала политическая стабильность (её вскоре разрушит Великая депрессия). Коммунистические партии были многочисленны и влиятельны только в Германии и Франции, но и они не были способны оказать существенную помощь Красной армии в случае войны. Остальные компартии, в первую очередь в сопредельных с СССР странах, были крайне малочисленны и представляли собой разрозненные конспиративные ячейки, не имевшие влияния среди трудящихся, либо существовали в виде маленьких групп, обретавшихся в Москве, и имитировавших некую «революционную работу». Зато по всей Европе быстро росли фашистские и нацистские движения, являвшиеся массовым резервом для борьбы как с местными компартиями, так и с СССР.
Если потенциальные противники СССР имели довольно прочные тылы, советский тыл в 1927 г. назвать прочным нельзя. Попытки советского руководства выбить из крестьян больше хлеба за меньшие деньги привели к кризису хлебозаготовок. «Хлебные забастовки», подавленные силой, показали, что крестьянство, составлявшее большинство населения страны, недовольно советской властью. Опираться на него в случае войны для ВКП(б) было бы самоубийственно.
Несмотря на то, что почти все советские лидеры были людьми малообразованными, да ещё находились в плену марксистских догм о неизбежности мировой революции, они прекрасно понимали, что соотношение сил на мировой арене не в их пользу. Но упорно продолжали имитировать военную угрозу извне.
Потому, что придуманная внешняя угроза помогала ВКП(б) решать внутренние проблемы. После убийства Войкова, в ночь с 9 на 10 июня 1927 г. в московских тюрьмах были расстреляны 20 представителей высшего общества бывшей Российской империи, часть из которых к этому моменту уже находилась в заключении, а некоторые были арестованы в предшествующие три дня и убиты без суда и следствия. Всего по «войковскому набору» было арестовано около 9 тысяч человек. Этими арестами и расстрелами советская власть продемонстрировала, что возвращается к практике взятия заложников по «классовому» признаку, и готова вернуть практики времён Гражданской войны в полном объёме.
«Еще одним ответом на ноту Чемберлена стало постановление ЦИК «О внесении дополнений в Уголовный кодекс СССР». Там появилась печально знаменитая «резиновая» 58-я статья, посвященная государственным преступлениям. Контрреволюционным теперь признавалось «всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и… рабоче-крестьянских правительств Союза ССР, союзных и автономных республик, или к подрыву или ослаблению внешней безопасности Союза ССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции». Наказание - вплоть до расстрела. Статья имела обратную силу, так как распространялась и на действия, совершенные «на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период Гражданской войны» (Евгений Горбунов «Безосновательная тревога». «Независимое военное обозрение», 21.03.2008).
В виде главных врагов «диктатуры пролетариата» советской пропагандой были выставлены не бессудно убитые царские чиновники, а крестьяне-единоличники. Хлебные забастовки, спровоцированные бесхозяйственностью – власть, национализировав заводы, не умела организовать на них производство нужной крестьянству продукции в требуемых количествах и по вменяемым ценам. При этом частники-нэпманы и иностранцы-концессионеры, подвергавшиеся постоянному давлению (как правило, осуществлявшемуся в обход законов), тоже не были способны утолить товарный голод крестьянства. И в условиях Военной тревоги ВКП(б) объявила крестьян-единоличников врагами: мол, на внешнем фронте империалисты грозят «первому государству рабочих и крестьян», а на внутреннем – им помогают несознательные единоличники, не желающие сдавать хлеб за бесценок! Особенно упорно это внушалось городским рабочим: мол, продуктов не хватает, а цены растут потому, что крестьяне не хотят сдавать хлеб. Так самый многочисленный класс Советского Союза был объявлен врагом рабочего класса и пособником империализма. Кампания по дискредитации крестьянства набирала ход и в дальнейшем: она через два года позволила сформировать из рабочих движение т.н. «двадцатипятитысячников», силой загонявших крестьян в колхозы. Она же позволила во время страшного голода 1933 г. запретить всякую помощь голодающим, включая даже подачу милостыни умирающим: это квалифицировалось как помощь «врагам народа», которыми объявлялись все крестьяне-единоличники. А начался этот процесс, унесший миллионы жизней, во время Военной тревоги 1927 г.
При этом члены немногочисленных в то время колхозов, живших за счёт помощи государства, всячески поддерживали советскую власть и выражали готовность поставлять хлеб и прочую продукцию по государственным ценам. Правда, поставлять им было почти нечего, а размеры госпомощи превышали стоимость сданной продукции. Но демонстративная лояльность колхозов позволила руководству СССР задуматься о принудительной коллективизации крестьянства.
Если репрессии против «бывших» были демонстрацией решимости власти, а крестьянство – будущей намеченной целью Военной тревоги, то её главной жертвой стала партийная оппозиция. Вдаваться в перипетии политических дрязг внутри ВКП(б) в рамках данной статьи не стоит, но Военная тревога позволила группировке Сталина расправиться с левой оппозицией. Идеология была той же, что и в отношении крестьян: в условиях военной угрозы оппозиция позволяет себе критиковать советское руководство – значит, она заодно с империалистами!
Надо отметить, что Троцкий, Зиновьев и Каменев были сторонниками более агрессивной внешней политики, чем группа Сталина. Будучи последовательными марксистами, они продолжали настаивать на необходимости новых военных операций против стран Запада ради грядущей мировой революции. Сталин же намеревался сначала подчинить партийной (а в конечном итоге – своей) воле завоёванную, но не до конца покорённую страну, чтобы уже потом взяться за мировую революцию.
24 мая на пленуме исполкома Коминтерна Сталин заявил: «Я должен сказать, товарищи, что Троцкий выбрал для своих нападений на партию и Коминтерн слишком неподходящий момент. Я только что получил известие, что английское консервативное правительство решило порвать отношения с СССР. Нечего и доказывать, что теперь пойдет повсеместный поход против коммунистов. Этот поход уже начался. Одни угрожают ВКП(б) войной и интервенцией. Другие – расколом. Создается нечто вроде единого фронта от Чемберлена до Троцкого» (К.Гайворонский «Тревожное лето 1927 года, «Ведомости», 31.03.2021). 1 августа 1927 г. Сталин обвиняет Троцкого в стремлении «захватить повстанческим пут ё м власть в случае войны» . 7 ноября, во время празднования очередной годовщины октябрьского переворота, оппозиционеры организовали альтернативные демонстрации с антисталинскими лозунгами, после чего Троцкий и Зиновьев были исключены из партии.
Американский журналист Луис Фишер, в то время корреспондент «The Nation» в Москве, утверждал, что в 1927 г. нарком иностранных дел СССР Чичерин в частном разговоре сказал ему, что никакой военной угрозы для СССР не существует, и что якобы в наркомате говорят, что всё это затеяно ради борьбы с Троцким (Архив Троцкого, т. 1. - Харьков: Око, 1999). Правда ли это – мы уже не узнаем, но выглядит вполне правдоподобно.
***
Многие режимы, в первую очередь тоталитарные и авторитарные, всегда использовали изобретённые ими внешние угрозы для подавления оппозиции внутри своих стран. Так Мао Цзэдун пугал Китай советской, Пол Пот стращал камбоджийцев вьетнамской, а Энвер Ходжа – югославской угрозой. Так доминиканский тиран Трухильо пугал соотечественников угрозой со стороны Гаити, а венесуэлец Чавес – вторжением со стороны Колумбии.
То же самое – и Советский Союз. Вопль Демьяна Бедного «Со всех сторон теснят нас злые гады, Товарищи, мы в огненном кольце!» носился над СССР всё время его существования: шелестел газетными страницами, извергался из радиоприёмников, а потом и с экранов телевизоров. Но большинство «военных тревог», изобретавшихся советскими политтехнологами – 1949 г. (в связи с советско-югославским конфликтом), 1956 г. (в связи с Венгерским восстанием), 1962 г. (Карибский кризис), 1979 г. (ввод советских войск в Афганистан) сегодня либо забыты, либо существенно переосмыслены. Но Военная тревога 1927 г. – выдуманная, но ставшая пусковым механизмом для разгрома оппозиции, ликвидации НЭПа и коллективизации – до сих пор трактуется в книгах и учебниках как реальный военно-политический кризис, угрожавший Советскому Союзу.