Я много раз говорил, писал, думал про себя слова: «Лень – двигатель прогресса!». Ну, а как же: ведь НТР, развитие социальных институтов, культура в качестве способа сделать безделье приятным, а не утомительным – это вот всё призвано утолить нашу тягу к лени с наименее разрушительными, а, порой, и с созидательными последствиями. Но оказалось, что я прежде просто не интересовался толком указанной проблемой. В действительности, лень и возможность ей сладостно предаваться – это главная жертва прогресса.
Вот, кстати, замечу мимоходом, еще одно доказательство богоданности Библии: ну, откуда бы иначе человеку знать, что были блаженные времена, когда трудиться было незачем, пропитание добывалось в кайф и с удовольствием, а жизнь длилась вечно (ладно, пускай очень долго) и была практически лишена страданий? А вот, между прочим, индуистские суеверия относительно Золотого-Серебряного-Железного веков ученые опровергают с возмущением и язвительным хохотом. Канон требует считать, что все эти периоды человеческой истории будто бы имели основой классовое общество, а на самом деле подлинный Золотой век – это эпоха безмятежного, полезного для здоровья, совершенно необременительного собирательства: порхая рвать цветочки-ягодки, попирать легкой стопой травки-муравки, умиляться зверушкам и укрываться от зверья...
И, конечно, реальный Golden age предполагал возможность вволю заниматься охотой да рыбалкой. В общем, поделюсь-ка я с вами сокровенным знанием: вдруг кто не знает еще, что лень – самое благородное из качеств человеческой натуры. Его мы унаследовали ее от первопредка и, отняв право на лень, нам навязали все это убийственное – «в поте лица добывай хлеб свой», «труд есть дело чести, доблести и геройства», «работа дураков любит». А, нет, это вот последнее от молодежи скрывают, хотя с указанной истины следовало бы начинать воспитание подрастающего поколения, ибо она – первый из четырех законов Ньютона, настолько сокровенный, что их даже переименовали с целью соблюдения секретности в «Три закона».
Друг от друга этнографы и антропологи эту тайну никогда не скрывали. В принципе, еще и греки хранили полустершуюся память о временах, когда жизнь зиждилась на лени и безделье. Эллины никогда не ценили вещи по количеству вложенного в них труда – напротив, чем более трудоемким было нечто, тем менее оно заслуживало уважения. Вот философия - благородное занятие, а живопись – презренное, поскольку требует работы. А скульптура даже из искусств самое гнусное, потому что тесать мрамор – это ж руки мозолить! Потому к ваятелям отношение было двойственное: с одной стороны, они могут вдохнуть жизнь в камень! С другой, это ведь требует, прости господи, ручного труда – а разве ж приличный человек таковым заниматься будет? Ну, греков очень выручали рабы, на плечи которых взваливались тяготы повседневного труда: у приличного гражданина они были всегда. И даже у неприличного – у нищего Сократа, например.
Но это уже историческое время, эпоха, когда все пошло прахом и ничего поправить было уже нельзя. Вообще же непоправимая беда случилась гораздо раньше, в пору, когда случилась неолитическая революция – то есть, переход к земледелию, скотоводству, оседлой жизни, к этому вот всему: в Междуречье – 9 тысяч лет тому, в Китае и Новой Гвинее – 7 тысяч лет назад, в других местах позже. До того, как сообщают нам ученые, деятельность, необходимая для жизнеобеспечения, отнимала 2-4 часа в день.
Человек просыпался, в охотку рыбалил или собирал грибочки-корешочки, а то и просто сжирал огузок скота, добытого накануне. Отношение к рыболовству или к необходимости промышлять зверя у троглодитов было совсем как теперешнее – занимались всем этим со спортивным азартом, в кайф, а потому не ограничивались добычей необходимого.
То же, но в варианте видеорассказа, рекомендую:
Многие первобытные народы дожили до письменных времен, потому нам известно, скажем, что ханты 150 лет тому назад добывали по 20 лосей и оленей на охотника в год – то есть, по полторы-две тонны мяса. На Аляске охотник приносил по 30 бобров (500 кг мяса) и по 200 ондатр (еще 500 кг) – не сам съедал, конечно, но даже после дележки каждому доставалось больше килограмма на душу населения в день. У эскимосов рыбы и мяса на едока приходилось по 280 кг в год, а у канадских туземцев – вообще по 530 кило.
Причем, эти-то питались хотя и в основном, но не исключительно мясом – в отличие от чукчей: они могли по многу лет, изо дня в день, употреблять по полкило тюленьего жира и по килограмму животной плоти в день. И истребление скотов божьих в количестве большем, чем необходимо для пропитания, не приводило к экологической катастрофе. Какая-то палеомегафауна, вроде мамонтов или крупных копытных, конечно, вымерла. Возможно даже, не без помощи наших предков – но именно помощи, а основную роль сыграли неподвластные человеку климатические процессы.
Хотя локальные экологические апокалипсисы, вероятно, и случались, но их виновники не стали нашими предками ибо вымерли, не оставив по себе памяти. Большинство же доисторических людей ело-пило в свое удовольствие, но повредить окружающей среде было не в силах по причине ничтожности своего количества. На всей Земле к началу неолитической революции не жило и 5-ти миллионов человек: они существовали в условиях полного изобилия, не знали недостатка в еде и опасностью им грозили только природные катастрофы, вроде извержений и наводнений. А так-то съедобный скот сам себе воды-еды найдет, нагуляет вес и, когда пробьет час, его во благовременьи схарчат. Подобным являлся порядок вещеей на протяжении сотен тысяч лет, со времен, когда человек еще и человеком, собственно, не был. И чем же он занимался в те долгие часы, когда не рыбалил, не охотился и не отнимал у природы ее богатства? Нет никакого секрета и тут – быт андаманцев (про них у меня ЗДЕСЬ), папуасов (ЗДЕСЬ), американских индейцев, аборигенов Австралии неплохо изучен. Они поздно вставали, добывали себе пропитание (за ту самую пару часов), потом снова спали.
Времени все равно оставалось достаточно, чтобы заниматься ваянием (про палеолитических Венер у меня ЗДЕСЬ), изготовлением орудий труда (некоторые каменные ножи, например, требовали на свое изготовление многих дней и даже недель), придумыванием украшений (бус, ожерелий, головных уборов из пера да пуха). Пещерные люди конструировали одежду увлеченнее и взыскательнее любого Версаче. И все это не было трудом, даже если требовало физических усилий: такие занятия доставляли удовольствие, им посвящали досуг добровольно и, хотя могли забросить в любой миг, но практиковали подолгу. И, конечно, жизнь наполняли песни-пляски, религиозные ритуалы, употребление грибов и марихуаны — в общем, жить становилось лучше, жить становилось веселее день ото дня, тысячелетие за тысячелетием.
Лень была смыслом жизни, ее холили-лелеяли и предавались ей дни напролет, сочетая с изготовлением всякой ерунды. Очень напоминает коммунистический идеал — «свободное развитие каждого есть залог развития всех», «творческое созидание как потребность, а не результат принуждения»… Опять же, не было никакого тебе «отчужденного труда». Вот тут бы вцепиться в это неземное счастье и держаться за него до судорог в пальцах. Представьте только: течет себе прогресс — пусть небыстрый, зато гармоничный. Смягчаются нравы. Жизнь полная чаша… Антропологи говорят, что троглодиты в палеолите преизрядно нагуляли доброты и человеколюбия: на стойбищах в количестве находят останки немощных стариков, каких-то совершенно беспомощных уродов в летах, инвалидов с заживленными следами ранений... В общем, всех тех, кто потреблял, но ничего не добывал: налицо массовидные следы крепнущего век от века пещерного гуманизма. Из мрака подземных нор вела прямая дорога в Города и Деревеньки Солнца.
Но красивого (гляньте на ребят из Сунгиря, которые соединяли в облике черты нескольких рас), высокого (под 1,80 м где-то), здорового (никаких эпидемий), долговечного (лет 40-50 живущего) доисторического дикаря попутал нечистый: он встал на путь цивилизации, изменил присвоению с производством.
Растить хлеб и пасти стада — это только в пасторальных сказках хорошо: «Et in Arcadia ego » заводит лишь когда перед глазами сиропные картинки прерафаэлитов .
На самом деле, крестьянину пахать и выпасать надо по 10-12 часов в день, практически без выходных: урожаи-то снимаются два-три раза в год и каждому колоску поклонись, каждой корове вымя помой… Может возникнуть вопрос — а на хрена? Есть сытость, довольство, никаких тебе обуз и неприятностей, за исключением трагических случайностей, вроде как попасться кому-нибудь на его саблезуб. Зачем перемены? Человека сбил с пути алкоголь (подробно ТУТ). Сапиенсы заметили, что продукты брожения пьянят и веселят: для начала широко повелось лакомиться подгнившими фруктами или пить настой из забродивших злаков.
Потом в мозгу человека поселилась мысль-отрава: «А ведь злаки и ягоды можно запасать, чтобы пьянствовать когда в голову взбредет?». Приблизительно так реконструируются сейчас учеными мотивы, которые совратили людей на оседлое земледелие и скотоводство. Жизнь по-новому привела к демографическому взрыву: люди наводнили землю, забились в каждую складку рельефа, сгрудились в толпы на любых массивах плодородной почвы. Деревни наполнил плач младенцев и блеяние скотов: в невероятных мега-виллиджах проживало до 10 тысяч народу. А скученность — это эпидемии, антисанитария, массовая смертность, вечные болезни и страдания.
Ну, и домашняя живность помогла: тушки скота стали инкубаторами, в которых вызрели способные паразитировать на человеке болезни — корь, туберкулез, оспа, малярия, грипп. И с рационом питания тоже все было не слава богу: калорийность выросла, да, но пищевая ценность ощутимо снизилась. Меню стало однообразным: три четверти рациона — это местная монокультура, например, рис, ячмень, картофель и тому подобное. Отсюда, понятно, дефекты физического развития и быстрый износ организма — с последующим резкими падением продолжительности жизни: уже и в 30 годков человек старик. Американец Джаред Даймонд написал об этом целую книгу — «Наихудшая ошибка человечества»: « Образ жизни охотников-собирателей был самым удачным за все время существования человечества, а срок их жизни был самым долгим». А антрополог Маклюэн писал, что «примитивный охотник или рыболов был занят трудом не больше, чем сегодняшний поэт, художник или мыслитель. Труд появляется в оседлых аграрных сообществах».
Подытожим. На тернистых путях общественного прогресса человек потерял счастье и безмятежность, которые обеспечивала ему лень в качестве смысла жизни. Пьянство нас сбило с истинного пути, увело в долину смертной тени, по которой мы бредем еще и сейчас — больные, хилые, скорбные духом, живущие коротко и мучительно. Цивилизация отняла у нас негу безделья и приговорила к каторжному, от колыбели до могилы, труду. Да и само это расстояние, которое мы успеваем пробежать между первым и последним вздохом, цивилизация много сократила. Как там? «Доколе ж нам, Петрович, страдать? - «До самыя смерти, Марковна, до самыя смерти!». И, самое смешное, никак не утешишь себя - «Зато у нас космические корабли бороздят просторы Большого театра!». Бороздят, конечно, но прекрасно бороздили бы себе и без пива, пастьбы да земледелия.
Пещерный человек тоже духовно развивался, но иначе, не в таком ожесточенном конфликте с природой вообще и собственной природой, в частности. То бишь, и летали бы мы, наверное, но навесив крылья из слюды на ивовых каркасах. И плясали бы, только вкусив не односолодового, а грибного отвара по 100-тысячелетенему рецепту. И статуи бы ваяли — только все, любой и каждый, а не один гениальный небожитель из миллиарда никчемных бездарей. В общем, чем не повод опять взгрустнуть — тем более, что мы к вечной грусти приговорены самой своей историей? Но мою печаль вы можете несколько развеять — лайком или подпиской. Спасибо!
