В своей книге нейробиолог Николай Кукушкин пытается связать единой нитью разрозненные эволюционные события, прямо или косвенно приведшие к появлению человеческого разума. Автор использует богатый набор художественных средств, чтобы представить полотно эволюции максимально ярким, интересным и доступным для читателя, но, к сожалению, часто прибегает к излишним упрощениям и нередко жертвует точностью излагаемых фактов.
Очень ценю книги, в которых явления, который обычно описываются в самых общих словах, объясняются в деталях. В “Хлопке одной ладонью” самые крутые, с моей точки зрения, части – это объяснения, пусть даже очень грубые – потому что для неспециалистов, как накопленные в тилакоиде протоны вращают шестигранный ротор на АТФ, формируя запас энергии. Животные в своих клетках тоже накапливают АТФ, чтобы потом использовать ее как единицу энергии – хотя вот эту часть, как именно АТФ отдает энергию, я не вполне уловил.
Еще в книге много поражающих воображение фактов. Например то, что переход к хищничеству – то есть, поеданию клетками других клеток, было огромным и неочевидным эволюционным шагом. Бактерия не может съесть бактерию, у нее мембрана так не гнется, чтобы кого-то обволакивать. Бактерии сначала растворяют, потом всасывают через мембрану молекулы. Пожирать может только клетка с гибкой мембраной, это бывает у архей и эукариотов, то есть, клеток с ядром – как у нас.
Поедание растений тоже непросто далось животным. Растительные клетки окружены грубой целлюлозной стенкой, которую умеют разлагать некоторые бактерии. Корова не умеет, например, и полагается на бактерии-симбионты. Скорее всего, так случилось, потому что древний предок всех животных – губки – питались бактериями без целлюлозы, наработать специальный фермент не успели, а потом их потомки уже слишком усложнились, и было поздно. “Изобретение” таких сложных штук как фотосинтез, дыхание, расщепление целлюлозы, доступно бактериям, которые исчисляются недоступными для более ресурсоемких существ количествами и обновляются с невероятной скоростью. Эукариоты и, тем более, многоклеточные могут эти полезные изобретения приобретать только вместе с бактериями-симбионтами.
Поверх собственно фактов и фактоидов автор развивает общую мысль, основательно опирающуюся на метафору эгоистичного гена Докинза: что каждый конкретный организм – это “плодовое тело” гена, бесплодные соматические клетки – рабы половых, которые несут гемоплазу сквозь поколения, как рабочие муравьи – придаток муравейника и его королевы. Но ход развития позволил соме приобрести некоторую независимость от генов: способность обучаться навыкам, которые не заложены в наследственности, что дает возможность конструировать все более сложные организмы для все более сложной среды, причем, с шансами на адаптацию к резкой смене условий. Локальным экстремумом этой независимости стал страшно сложный и ресурсоемкий человеческий мозг.
Про собственно мозг и нейроны отличные главы с ярким описанием, как именно нейрон принимает, обрабатывает и передает дальше сигнал. Там тоже есть скачок от овала к остальной сове – от получения нейроном множества нейромедиаторов и последующего потенциального действия собственно к мышлению. Но так это у всего человечества еще нет вполне ясного понимания. Особенно здоровский про гиппокамп есть тезис: это область мозга, где формируются воспоминания – и очень быстро, потому что там есть механизм усиления сигнала – ассоцитивная петля, которая зацикливает импульсы, отправленные из коры, чтобы они многократно курсировали по одной цепи нейронов. Фиксация же некой мыслительной прото-схемы в цепочке нейронов происходит от повторения сигнала, чисто физически, и эту закономерность гиппокамп использует, чтобы формировать цепочку быстро. В коре головного мозга тоже формируются устойчивые цепи нейронов, но это много раз должен повториться стимул и случиться реакция.
Там еще много такого есть – про дофамин (и описание клинических случаев, когда аутоиммунная реакция на вирус уничтожила у нескольких десятков людей черное тело с дофаминовыми нейронами, потом эти люди просто сидели десятилетиями и смотрели в одну точку), баланс возбуждения и торможения сигналов, функцию сна и принцип работы кофе. Сознание же – вполне в духе многих современных работ на эту тему – оказывается побочным эффектом интерпретационной деятельности мозга, который постоянно стремится собрать из избыточного количества сигналов согласованную картину реальности.
Отличная, увлекательная и целостная книжка. Даже если вы не любите “про природу” или “биологию” – попробуйте. Есть одна проблема, которую надо просто пережить: в первых главах много насильственно вкрученного туда юмора – когда атом углерода называют четвероруким крепким хозяйственником, обозначения “очковая кобра” и “анальный переход” представляется автору невыносимо смешными, и он настойчиво доносит крупную соль каждой шутки до читателя. Но что хорошо – так это то, что шутки довольно быстро иссякают, а новые не придумываются, поэтому основная их масса сконцентрирована в начале. В остальном – здорово, желаю, в первую очередь, издания на английском языке, во вторую – как минимум, попадания в короткий список “Просветителя”. Как мне кажется, это вполне экспортный продукт с перспективой мирового успеха. Я бы еще десять таких книжек прочитал.
