Хюррем в составе правительственной делегации отправилась в Манису по случаю рождения первенца у шехзаде Мустафы.
Падишах в очередной раз решил удивить всех, а заодно полюбоваться дамской корридой. Он сходу нарекает младенца своим именем. Разумеется, Махидевран в радости, а Хюррем в недоумении.
Одна уже видит Мустафу на троне, а вторая переживает от того, что не выдала супругу списочек имен, подходивших по гороскопу друидов. Хюррем сильно озаботилась на предмет того, что любимец падишаха получил очередную сотню очков.
Позиция Сулеймана, как обычно, трудно объяснима. Ясно, что Мустафа был и остается любимым сыном. Только из любви и из желания не обидеть его султан нарекает внука своим именем. Для самого Мустафы это и бонус, и надежда на будущее. Однако вскоре он узнает о папином сне и будет очень озадачен.
Вот на фига было обнадеживать старшего сына, если в снах видишь на троне Мехмеда? Так себе утешительный приз. Это чтобы перед казнью Мустафа смог бы сказать сыну, что дедушка его очень любил?
В глазах у окружающих после этого финта падишаха Мустафа остается фаворитом. Махидевран Султан за бокалом шербета уверяет закадычную подругу в том, что ей не удастся поссорить сыночку с повелителем.
Хюррем поняла намек обожаемого супруга на то, что Мехмед не первый в очереди на престол. Она еще не в курсе того, что у повелителя было сновидение именно с этим сыном в памперсе и на троне.
Свои надежды султанша возлагает на Мехмеда, поэтому и отвечает подружке Махидевран, что этому шехзаде как раз удастся отодвинуть Мустафу от папеньки. Это был серьезный намек и ощутимый пинок для Махидевран. Под ударом может оказаться не только единственный сын, но и внук.
Мама Мустафы будет теребить группу поддержи до тех пор, пока не убедится в том, что толку от дам в полосатых бикини мало.
Когда вопрос об отъезде Мехмеда в санджак встанет торчком, Хюррем сделает разумный ход. Она добьется того, что сын отправится в Манису. Это было очень важно для укрепления позиции Мехмеда и ослабления Мустафы. Хюррем знала, что ее старший сын слишком зависим от брата.
Став престолонаследником, Мехмед неминуемо должен будет отдалиться от Мустафы на разумное расстояние и почувствовать все прелести положения лидера.
Хюррем потому и старалась заполучить Манису для старшего сына, чтобы застолбить в умах друзей и врагов, что на трон должен взойти Мехмед. Разумеется, она и предположить не могла, что покинет сцену на два года. Это помешало султанше обеспечить сыну должную безопасность.
Мехмеда нельзя было больше держать на вторых ролях – он мог еще сильнее прилепиться к старшему брату и стать его тенью, как это сделает Джихангир.
Узнав о предстоящем переезде в Амасию Мустафа теряет всю свою любезность в отношении Мехмеда вместе с даром речи. Старший брат не может ответить ничего вразумительного относительно своей печали о потере Манисы.
Мехмед уже начинает чувствовать что-то неладное – по идее Мустафа из любви к нему должен был потолок пробить от радости за брата. Раскола между ними не произошло, но истинное лицо Мустафы младший брат точно со временем мог увидеть и понять всю фальшь его уверений в любви.
Перевод был необходим и для Мустафы – ему еще раз давали шанс осознать, что он уже не мальчик. Старший наследник слишком рассчитывал на любовь отца, он был зависим от этого чувства, внушенного матерью и подогретого папой.
В результате уже взрослый мужик, имевший детей, больше всего боялся потерять папину любовь, давал оценку не своим поступкам, а тому, как на это реагирует отец. Повелителя Мустафа в папе так и не разглядел.
Сам же Сулейман ожидал от своих шехзаде в первую очередь полного повиновения и преданности. Но по отношению к Мустафе пагубную нежность папа будет проявлять чуть ли не до его казни.
То, что Мехмед не получал подобных ласк, сыграло ему на пользу. Шехзаде не бегал за отцом и не заглядывал ему в глаза, он четко знал, что надо исполнять все, порученное повелителем. За свои ошибки он отвечал, не переживая о том, погладили его при этом по голове, или нет.
От пребывания в санджаке престолонаследника Мехмеда польза была бы и для повелителя. Султан мог почувствовать разницу между правлением двух шехзаде и стал бы меньше дергаться от вечных рыданий и обид Мустафы.