— Кто посмел обидеть мою Хюррем? Кто заставил ее огорчиться? — участливо поинтересовался султан, когда зашел в ее покои. Он нежно прижал к груди и попытался поцелуями осушить слезы. Что тут началось! Мужчина никогда не предполагал, что его, всегда веселая и уравновешенная Хюррем, может так рыдать! Слезы рекой лились из ее изумрудных глаз. Никакими силами нельзя было успокоить.
В какой-то момент Сулейман подумал, что заболел кто-то из детей, и врачи бессильны помочь. Но тут же отмел эту мысль. Если бы подобное случилось, ему бы доложили в первую очередь. Опять же, хасеки никого постороннего к ним не подпускала, старательно закаливала, еду готовила сама или внимательно следила за процессом... Даже посуду мыла сама и всю потом убирала в специальный ларь, который закрывала на ключ. Не говоря уже о том, что заставляла рабынь предварительно все пробовать все блюда.
Однако на вопрос — что случилось — ответа долго добиться не удавалось. Хюррем только нечленораздельно мычала да делала какие-то непонятные знаки руками. Наконец, ему удалось выдавить из нее признание. Все было гораздо проще и в тоже время сложнее. Как оказалось, валиде Айше Хафса-султан решила напомнить своему сыну, что на хальвет к нему не должна ходить только одна рыжая наложница. Султану нужны были наследники и чем больше, тем лучше…
Само собой разумеется, подобное не понравилось Хюррем, о чем она в открытую заявила. Но родительница возражений слушать не стала. Видимо, власть, что он даровал, и право управлять гаремом в какой-то миг отучили ее трезво думать.
Впрочем, если следовать законам гарема, родительница была права. Но для начала могла хотя бы ему о своих намерениях поведать или посоветоваться с главным евнухом гарема, тем самым Гусейном-агой, которого вместе со всем двором прибыл из Манисы...
Но Айше Хафса не была бы Айше Хафсой, если бы не сделала все по-своему и не решила отправить ему одну из русских наложниц, подаренных кем-то из санджак-беев, которую тот, в свою очередь, купил в Кафе у торговца-татарина. Правильнее будет сказать, девушек имелось две. Одну подарили матушке, другую предполагалось отправить ему. Санджак-бей очень хотелось угодить господину. Но верно говорят иезуиты: благими намерениями вымощена дорога в ад. В его случае так оно и оказалось...
Справедливости ради следует отметить, девица была очень красива — статная, с высокой грудью, огромными голубыми глазами и косой пшеничного цвета до пола. Сулейман увидел ее, когда заходил утром поздороваться с матерью и даже сказал, что-то вроде того, что давно не видел такой гурии. А что он мог поделать, если это правда? Не заметить такое творение природы было довольно сложно. Но одного взгляда оказалось достаточно: девочка — пустышка. Ну какая нормальная наложница будет стоять, выпятив вперед губы?
Кроме того, рабыня оказалась довольно высокого, пожалуй, даже выше его, роста. Он сразу представил ее в своих покоях и невольно вздрогнул — займет все пространство, которого и так маловато. С той поры, как стал султаном, в его спальне постоянно находилось восемь охранников, следовавших рядом с ним молчаливыми тенями.
На ее фоне маленькая росточком Хюррем, пусть и родившая к тому времени четырех детей, смотрелась просто девочкой, которую хотелось взять на руки, прижать к груди и спрятать от всех бед. Если девушек сравнивать с цветами, а в душе Сулейман всегда оставался поэтом, то новая рабыня напоминала роскошный георгин, который только-только стал появляться в цветниках дворца, а вот милая Хюррем была благоухающей скромной лавандой, от запаха которой кружилась голова и терялся разум.
Но самое главное, в новой рабыне не имелось того света, что излучала его Хюррем и которым он так всегда восхищался. Поначалу девушку хотели скрыть, дабы, как потом объявила валиде, фаворитка султана заранее не расстроилась. Но новой рабыне, по непонятной причине, самой захотелось попасть на глаза хасеки. Вроде, как они землячки и им следует держаться вместе. Спрашивается, зачем? Аллах, этих женщин разберет… Сидела бы тихо, глядишь, и, верно, на хальвет к нему попала.
Словом, русская сделала все, чтобы Хюррем ее увидела, что само по себе странно. В общие покои она не спускалась. Настася и прежде держалась особняком от всех, а когда стала любимицей султана и матерью шехзаде и вовсе отдалилась. Объяснение лежало на поверхности — много было дел с наследниками и на простую болтовню времени не оставалось. Сулейман подозревал, что устроить эту встречу помог Гусейн-ага, который служил своей молодой госпоже верно и преданно, словно пес. Скорее всего он же доложил и о планах валиде, в чем сомнений не имелось.
Султан хорошо знал евнуха и давно заметил — если у него так сверкают маленькие черные глазенки, утопающие в пухлых щечках, значит, затевает очередную интригу… Да ладно бы Хюррем только увидела сей живой подарок! У новенькой рабыни хватило наглости завести с ней беседу, надо полагать на родном языке, и доверительно поведать, что ее готовили для утех султана и ей очень хочется узнать, чем Хюррем так его увлекает. Несложно представить реакцию любимой. Надо полагать, на ее подвижном личике отобразилась целая гамма чувств. Но в тот момент сдержалась. Эмоции выпустила, лишь когда увидела его в своих покоях.
В общем, подарка не получилось. А вот скандал вышел знатный. Самое неприятное, что об этой истории узнали иностранные послы и все поспешно описали в красках своим господам, особенно старался венецианец Пьетро Брагадин. Читать копии его донесений оказалось крайне неприятно, пожалуй, еще более неприятно, чем разбираться с матерью, которая твердила, что это нужно для продолжения династии. Пришлось объяснить, что отныне и навсегда, он и только он, сам станет решать, что следует делать для продолжения династии.
Валиде, по привычке подергала подбородком, но сделала вид, что поняла свою неправоту и, скривив пунцовые губы, обещала замять скандал. И, как ни странно, слово свое сдержала. Матушка извинилась перед Хюррем и забрала наложницу, которую еще недавно хотела отправить на ложе к сыну. Что с ней стало, Сулейман особенно не вникал.
Знает только, что девица очень сопротивлялась и шумела, чем окончательно убедила в том, что лучше его Хюррем нет никого на белом свете. Гордая славянка бы просто молча ушла, оставив всех в полном недоумении… А вот вторую рабыню, дабы не дразнить любимую, султан приказал выдать замуж за одного из санджак-беев и как можно скорее убрать из дворца. Мало ли что может взбрести матушке в голову. Он очень не хотел вновь увидеть свою несравненную огорченной и плачущей...
Публикация по теме: Меч Османа. Книга вторая. Часть 1
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке
