В огромной комнате деда Акима было полутемно, смутно, но тот самый предсмертный ужас, от которого леденело внутри и который Луша несколько раз ощущала в своей жизни, когда входила к умирающему, в ней не витал. Наоборот. В воздухе чувствовался покой, умиротворение, ожидание и лишь небольшая, тихая грусть. Дед Аким лежал на диване, прямо, вытянув ноги и аккуратно сложив руки на груди. У него было спокойное, светлое лицо, взгляд, устремленный в сторону окна, не метался, не искал чего-то, а был ровен, твёрд, казалось, что дед что-то видит такое, что остальным не дано.
-Говорила ему, упрямому, хоть одну икону повесь, что ты, как нелюдь. А он в никакую, не хочу, говорит, сам себе и Ему врать. Не верую.
Маринка шептала быстро-быстро, шелестела, как мышка, было понятно, что этим быстрым, безостановочным шепотом она спасает себя от страха, отчаянья и придавившего её к земле горя.
Дед Аким медленно повернул голову, уставил на вошедших прозрачные, как перистые облачка над степью, глаза, с трудом поднял руку, погрозил Маринке пальцем. Потом медленно перелил взгляд на Андрея, увидел Машу, и там, внутри этого взгляда поднялся вихрь чувств - радости, изумления, любви. Он уже не говорил, чуть шелестел, как будто по комнате гулял тихий ветер, такой бывает после жаркого дня, перед закатом.
- Девочка моя. Марьюшка. Кровинушка родненькая. Как же ты, Акулинка, знала все - вот и душа твоя дом нашла. Вот ведь, чудо великое.
К деду Акиму как будто вернулись силы, он привстал, оперся локтями о подушку, дрожащими губами продолжал что-то шептать, но беззвучно, глухо, то ли плакал, то ли молился. Андрей подошёл близко, присел на табурет, посадил Машу на колено, погладил деда по судорожно сжатой в кулак руке. Маша молча смотрела на деда, розовые губенки были сомкнуты в прямую линию, в чёрных круглых глазах стояла непроницаемая темень. Аким совсем ослаб, начал запрокидываться назад, худая шея напряглась, острый кадык грозился прорвать пергаментную кожу. Луша было бросилась к деду, Маринка взвыла, прокричала тонким, птичьим кликом, упала на колени перед кроватью, но Маша протянула крошечную ручку, коснулась дедова лба, и Аким очнулся, просветлел лицом, а глазах полыхнуло что-то неясное, нездешнее. Он смотрел куда-то в угол, туда, где в деревенских избах вешают иконы,
-Акульюшка! Ты за мной пришла. Я ждал.
Аким совсем пришёл в себя, погладил Машу по темной, кудрявой головенке, улыбнулся.
-Вся в бабушку, Акулинушку, вылитая. А я ещё дар ей свой хотел передать, дурак старый. А в ней силы - втройне Акулинины, горы двигать может, реки вспять поворачивать. Куда уж мне...
Он совсем отправился, сел, свесив ноги с кровати, взял у Андрея девочку, посадил на колени, прижался щекой к тепленькому затылку. Маша молчала, не плакала, наоборот, вытянула шейку, прижалась головой к дедовым губам.
-Благославляю тебя, девочка. На жизнь твою трудную, светлую, во имя людей. Всю себя отдашь до капли, не пощадишь, а потом ни о чем не пожалеешь. Живи.
Дед Аким мотнул головой Андрею, отдал ребёнка, лёг навзничь, сложил руки на груди.
-И вас Благославляю, родные, любимые. Живите с миром.
Аким закрыл глаза, тёмное облако накрыло тенью его, резко осунувшееся лицо, он глубоко вздохнул и... больше не дышал. Маша протянула ручку, положила деду на лоб, потом отдернула и как будто вспомнила, что она малышка, сморшила нос и заревела в голос, роняя крупные, светлые слезы.
...
Хоронили Акима на крошечном кладбище в том селе, где он прожил лучшую часть своей жизни. Даже в ясный, солнечный день похорон, кладбище казалось тёмным, тайным, оно пряталось среди высоких сосен, сосновый бор подбирался к самому селу, забирая крайние дома в свой душный, ароматный плен. Бросив последнюю горсть земли, не дожидаясь, когда чёрный холм вырастет на могиле, Луша медленно бродила по заросшим тропинкам среди оград и вдруг остановилась, как вкопанная. С тёмного, как будто закаменевшего креста, вернее с маленькой, закрытой помутневшим стеклом фотографии на Лушу, чуть прищурясь, смотрела её мать. Точно такая же, как явилась ей во сне, только моложе, ещё красивее. И ни имени, ни другой надписи не было на фотографии, да они и казались бы лишними, настолько пронизывающ, узнаваем и незабываем был этот взгляд. Взгляд маленькой Лушиной дочери...
Еще один роман о любви и нелюбви
Если пройти по голубой ссылке, то можно простимулировать 😉поддержать и поблагодарить автора
