Глава 10. Первое Городское кладбище
(Продолжение. Начало здесь )
Сторож Первого Городского кладбища работой своей был очень доволен. Можно даже сказать, что он ее любил – несколько вообще можно предположить, что этот сдержанный и спокойный человек способен на такое чувство. Причин тому было две.
Одна из них была связана с тем фактом, что слово «Первое» в названии кладбища следовало понимать буквально – оно и было первым, во всяком случае, первым из всех известных на сегодняшний момент. Это означало, что тут покоились многие известные и даже легендарные личности Города, надгробия, по крайней мере, некоторые из них, были весьма красивы или как минимум величественны, но главное – свободных мест на обнесенном глухой кирпичной стеной участке давным-давно не осталось, то есть скорбные процессии мимо сторожа изо дня в день не шествовали. Царили здесь покой и умиротворенность, и окружавшую сторожа тишину лишь изредка нарушали шаги какого-нибудь почитателя, явившегося посмотреть на могилу своего кумира. Сторож в глубине души ощущал себя немножко главнее и этих, почтительно и торопливо пробиравшихся по дорожкам, и тех, что давно уже никуда не спешили. Он даже немного опекал их всех – заботился о порядке, не допускал безобразий и время от времени подсказывал интересующимся, как пройти к тому или иному склепу или надгробию.
Вторая же причина была едва ли не важнее первой. С Первым Городским кладбищем, учитывая его древность и личности местных обитателей, была связана уйма легенд, баек и рассказов. Не каждый отважился бы сунуться сюда не только ночью, но и на закате, а особо суеверные старались не показываться поблизости и днем. Даже неугомонные студенты расположенного напротив Университета относились к этому месту с боязливой почтительностью. Истории, которые рассказывались о кладбище, были порой запутаны, порой – кровавы, иногда романтичны, но всегда и без исключения таинственны и жутки до дрожи в коленях. Ходили, например, слухи о памятнике на одной из могил, который представлял из себя ни много ни мало, как изображение самой Смерти – и рядом с этим памятником не стоило оказываться никому, кто не торопился на тот свет. Говорили также, что на одном из надгробий красовалась надпись, в которой зашифрован смысл жизни – вот только понявшему ее он уже не пригодится, ибо взамен зловещий камень заберет у дерзкого гостя рассудок. Считалось, что кое-кто из лежавших здесь лежал неспокойно и нет-нет, да и покидал место своего обитания, дабы еще разок взглянуть на мир живых, а то и завершить какое-то незаконченное дельце. Много таких историй могли порассказать старожилы – о мстительных девах, скупых купцах, жестоких тиранах, которые все никак не могли остановиться и понять, что они уже за последней чертой. Возможно, в этом и крылась причина того, что никаких бесчинств на кладбище никогда не происходило – самые отчаянные головы не жаждали соваться сюда ради развлечения. И лишь один сторож знал правду.
Он служил тут уже больше сорока лет. Днем он сидел у окна сторожки, прихлебывал чай и читал, порой прогуливался по аккуратным тропинкам, с удовольствием разглядывая полюбившиеся изваяния, и присматривал за редкими посетителями. Ближе к ночи он запирал ворота кладбища, зевал, еще разок проходил с фонарем по главным аллеям, чтобы убедиться, что никто из живых не остался внутри. Затем он шел в сторожку и спал до утра крепким сном – и ни разу, ни разу за все эти годы ничто не нарушило его покоя. Не встречал он во время вечерних обходов кого-либо подозрительного, не видел днем ни странных памятников, ни чудесных надписей, не слышал ни воя, ни грохота костей, ни бряцанья цепей. Единственным звуком, нарушавшим его уединение, был шум троллейбуса номер четыре, но к этому сторож относился философски – везде есть свои недостатки, даже на такой чудесной работе, как у него. В целом же он мог бы с уверенностью сказать, что более безопасного и менее подверженного сверхъестественному места, чем Первое Городское кладбище, сложно было сыскать во всем мире. Это полностью устраивало сторожа. Низкорослый, круглый и рыхловатый, он являлся на вид полной противоположностью Пафнутия Пантелеймоныча, но был схож со старшим дворником в другом: он считал, что всяческие чудеса и нормальная работа несовместимы, да и вообще, тайны — удел юных и неокрепших умов.
Близился вечер. Из окна он увидел по другую сторону дороги какого-то юнца, зачарованно уставившегося на ворота, и с неудовольствием подумал, что если тот намерен посетить чью-то могилу, то придется его провожать, а затем – выпроваживать и закрывать кладбище позже обычного, а он как раз хотел приступить к чтению новой главы из захватывающей книги про пиратов. К счастью, юнец и не подумал заходить внутрь, а, напротив, удалился весьма шустро. Сторож удовлетворенно хмыкнул и вернулся было к чтению, как его вновь отвлекли, на этот раз звук шагов по дорожке. Мимо сторожки протопала стайка девчонок и мальчишек, одетых в одинаковую аккуратную, хоть и небогатую униформу. Это были сироты из приюта госпожи Косолаповой , которые с весны нынешнего года помогали сторожу поддерживать в его вотчине порядок – мели дорожки, протирали изваяния и сажали цветы. Сначала, узнав, что эта детвора теперь будет ежедневно нарушать его всегдашнее уединение, сторож воспротивился было. Но через несколько дней он понял, что воспитанники госпожи Косолаповой отличаются скромностью, вежливостью, а главное – не склонны к шуму и беготне и умеют работать. Все это примирило его с новыми посетителями кладбища, и сейчас, несколько месяцев спустя, он настолько к ним привык, что и не представлял, как это мог раньше управляться со всем один.
Дети скрылись за ограждавшей кладбище стеной и сторож потянулся. Пора было закрывать ворота и совершить последний на сегодня обход.
Гремя ключами и подсвечивая себе фонарем, он пошел по центральной аллее. По-настоящему темно еще не было, но фонарь он брал с собой непременно, даже в светлые летние вечера. И ключи, и фонарь нужны были для того, чтобы привлечь запоздалых посетителей – заблудившихся, задумавшихся, а то и задремавших. Такой случай у него тоже бывал, и паренек, внезапно разбуженный на погосте звоном железа и мягко плывущим мимо могил светом, едва не отправился к праотцам. Правда, придя в себя, он горячо поблагодарил своего спасителя – ведь неизвестно, что произошло бы с ним, очнись он среди ночи при свете луны.
Сторож не спеша двигался по привычному маршруту, как вдруг что-то привлекло его внимание. Он не мог бы сказать, был это посторонний звук или движение, замеченное краем глаза. Просто что-то явно было не так, как всегда. Задумавшись на минуту, сторож решительно свернул и стал пробираться мимо могил.
Вот проплыла мимо могила Дамы в Синем с ангелом на надгробии, затем – скромный приют безымянного плотника, потом чей-то невыразительный склеп. В этой части кладбища покоились в основном простые люди – знать предпочитала юго-западный край, но сторож хорошо помнил свои владения, даже ничем не примечательные, и пока не видел вокруг ничего странного. Все было как всегда. Он покачал головой, хотел было вернуться на центральную аллею, но ради добросовестности и для собственного спокойствия решил пройти тропинку до конца. Он свернул к кварталу чиновников и вдруг замер.
- Батюшки-светы! – только и успел воскликнуть пораженный сторож, прежде чем фонарь полетел на землю.
© Анна Липовенко
Продолжение следует.
Другие сказки:
Отпуск Кощея ( начало сказки )