20 августа 1944 года в 8: 00 тишина над Днестром взорвалась грохотом орудийных залпов. Артподготовка была расчитана на 1 час 45 минут и включала новые сюрпризы для противника. Чтобы заставить его живую силу раньше времени выйти из прочных укрытий и нанести ей максимальное поражение, в 8: 45 был проведён демонстрационный перенос артогня и тут же имитировалось начало атаки: как только огневой вал покатился в глубину, из наших первых траншей начался интенсивный огонь из стрелкового оружия, пехота с возгласами "Ура!" подняла из окопов заранее приготовленные чучела. Одновременно на исходных позициях некоторых полков, изготовившихся к наступлению, грянули боевой музыкой оркестры.
Хитрость удалась. Посчитав, что начинается решительная атака, вдохновляемая оркестром, неприятельские подразделения оставили блиндажи и заняли места в окопах и траншеях переднего края. Вот тут-то наша артиллерия обрушила на них всю мощь сосредоточенных на каждом километре участка прорыва более чем 200 орудий и миномётов. Передний край противника буквально был поднят в воздух. Артиллерийский удар был настолько силён, что первая полоса немецкой обороны была полностью уничтожена. Вот как описывает состояние немецкой обороны в своих воспоминаниях один из участников тех боёв:
" Когда мы двинулись вперёд, то на глубину примерно десять километров местность была чёрной. Оборона противника практически была уничтожена. Вражеские траншеи, вырытые в полный рост, превратились в мелкие канавы, глубиной не более чем по колено. Блиндажи были разрушены. Иногда попадались чудом уцелевшие блиндажи, но находившиеся в них солдаты противника были мертвы, хотя не видно было следов ранений. Смерть наступала от высокого давления воздуха после разрывов снарядов и удушья."
В это время успешно уничтожали цели орудия, выделенные для стрельбы прямой наводкой. В 9:45 на всём участке прорыва мощный огневой вал обрушился на передний край противника вторым заходом. Тесно прижимаясь к двигающейся на врага сплошной стене разрывов, передовые части гвардейских и стрелковых корпусов по всему фронту устремились в атаку. 46-й армии на рубеже Талмаз, Чобручи, Раскаецы предстояло сокрушить оборону 4-й горнопехотной и 21-й пехотной румынских дивизий, а так же 9-й пехотной дивизии Вермахта.
Солнце начало склоняться к западу. Оно едва проглядывало через облака дыма и пыли. Захлёстнутая разрывами снарядов и волнами штурмующих, первая позиция обороняющихся за считанные минуты разрушилась почти по всей линии. Как и ожидалось, наиболее сильное сопротивление противник оказал в районе села Талмаз. Во время подготовки наступления обсуждался вопрос о том, чтобы не штурмовать, а блокировать и обойти созданный здесь мощный узел обороны, избежать тем самым, значительных потерь. Но в этом случае "талмазская зона" весьма ощутимо беспокоила бы с тыла, могла повлиять на время ввода в сражение 4-го гвардейского мехкорпуса, на темпы развития операции в целом и даже на реализацию общего замысла.
Чтобы сокрушить этот наиболее мощный на участке прорыва узел обороны противника, на каждый километр его фронта во время артподготовки обрушили смертельный огонь из 260 орудий и миномётов. По нему нанесли удары несколько эскадрилий штурмовиков. В боевых порядках стрелковых частей шли специально подготовленные штурмовые группы. После овладения пехотой передним краем обороны противника на участках двух стрелковых корпусов в атаку пошли тяжёлые и самоходно-артиллерийские полки.
В ходе решительного штурма части 31-го гвардейского стрелкового корпуса ликвидировали мощный узел обороны в районе села Талмаз, а части 37-го корпуса - в районе Чобручи. 34-й стрелковый корпус очистил Раскаецы. Противник был выбит также из населённых пунктов Попяску, Ермоклия, Фештелица, Кизил, Волотирь и ряда других. Успеху способствовало весьма эффективное взаимодействие наступающих подразделений со штурмовой авиацией. Как только на каком-то рубеже противник оказывал упорное сопротивление, в направление целей сразу же взмывались сигнальные ракеты. Вслед за ракетами на позиции врага с разворота устремлялись "илы", поливая противника огненными струями и нанося ему бомбовые удары, вслед за этим пехота вновь переходила в атаку.
Прорвав вражескую оборону на восьми километровом фронте, войска 46-й армии в первый день наступления продвинулись на глубину 12 км. В течении ночи действовавшие на направлении главного удара стрелковые корпуса завершили разгром остатков противостоящей 4-й горнопехотной дивизии румын и полнотью очистили рубеж ввода в сражение 4-го гвардейского механизированного корпуса. К 21 августа между Фештелицей и Слободзией образовалось свободное пространство шириной 15 км.
Гитлеровское командование начинает сознавать, что на этом направлении назревает катастрофа и поспешно стягивает к нему силы с неатакованных участков фронта.
Командующий группы армий "Южная Украина" генерал-полковник Г.Фриснер начал догадываться о том, где на скамом деле наносится главный удар войсками 3-го Украинского фронта. Но все его контрмеры теперь уже оказываются запоздалыми и тщетными. Перебрасываемые им против 46-й армии дополнительные силы подверглись мощным бомбо-штурмовым ударам частей 17-й воздушной армии. Переправившийся ночью через Днестр 4-й гвардейский мехкорпус с ходу в 9:00 21 августа устремился в прорыв. Сметая на своём пути заслоны гитлеровцев, не ввязываясь с ними в затяжные бои, к концу дня он овладел населённым пунктом Гофнунгсталью - на глубине 40 км от рубежа ввода в сражение.
Уже третий час полковник Кампински отбивался от назойливого, как муха, русского полковника, перешедшего линию фронта, сдавшегося в плен и потребовавшего встречи с ним. Вопреки всем прогнозам 5-я Ударная армия не перешла в наступление на своём участке фронта. Активная фаза наблюдалась в зоне Тирасполя, то есть - на юге. Оттуда приходили сообщения о наступлении русских, о разгроме передовых частей обеих румынских армий и 8-й немецкой. Да, это был полный провал! Именно он, Кампински, горячо убеждал своих высших начальников, в том числе и Фриснера, что главный удар будет нанесён в районе Кишинёва. А в результате, всё вышло с точностью до наоборот. Пошёл в наступление именно левый фланг и мощным ударом начал окружение всей немецко-румынской группировки. И вот теперь этот русский полковник обвиняет его в шпионаже в пользу англичан и американцев, и напрасно он приводил аргументы в свою защиту, у русской стороны были доказательства его довоенных связей с Британским посольством.
- Да, Кампински - да! Вы тогда работали в Москве при посольстве Румынии и у меня собраны в папке документы чрезвычайной важности для вашего руководства, а после покушения на Гитлера с гестапо разговаривать не легко... Или вы сомневаетесь, что я эти документы могу вашему начальству предъявить? - говорил Павел на повышенных тонах, стоя напротив Кампински, который всё ещё упрямо пытался отвертеться от этих обвинений.
- Никаких связей не было - это блеф! И вы, сидите в моём кабинете и имеете наглось всё это здесь заявлять! - но Кампински, похоже, был уже на пределе и это Павел про себя отметил.
- Не блеф, полковник... Я знаю, что вы тогда дали задний ход, когда поняли, к чему все эти знакомства вас могут привести, выкупили своё письмо у представителя посольства с которым имели неосторожную переписку, возможно, дали ему денег, чтобы он все эти ваши связи не разглашал, но я это представлю таким образом и покажу документы, в том числе и ваши совместные фото, сделанные на встрече в московском кафе, что у гестапо не будет никаких сомнений, поверьте, в ваших левых связях. И это всё на фоне провала операции, по вашей же вине... Кто дал неверные разведданные, кто убедил своё руководство, что главный удар наносит 5-я ударная армия на Кишинёв? Теперь же вы попадёте в окружение. Фреттер Пико, наверное, уже собирает свои вещи, чтобы сбежать! И вот за этот разгром в Берлине с вас спросят очень строго. И, даже не знаю, что с вами сделает Фреттер Пико, узнав всю правду от меня про ваши деяния! А он ведь вас и так люто ненавидит... Ну, что скажете?
Кампински замолчал, он прошёлся по кабинету, прислушался к отдалённой канонаде и сел в кресло. Он понимал, зачем явился сюда этот русский. Полковник Павел очень хорошо ему всё объяснил, ещё в начале встречи. Но, как он мог подумать, что может склонить его, полковника абвера, к измене? Пусть шантаж, пусть аргументы, но он не сдастся этому русскому, хоть и тяжело осознавать, что с него могут сорвать погоны его же подчинённые. Адмирал Канарис, которого он уважал и считал своим учителем доверил ему, одному из немногих, секретные документы, которые сейчас требует у него этот наглый русский. Подземные концлагеря, да, на территории Румынии их много, как и в Прибалтике, например. Русские хотят освободить этих людей и боятся не успеть, перед уничтожением их в газовых камерах. Но там и камеры не нужны, он то знает это - достаточно просто пустить газ из специальных ёмкостей, стоит только нажать кнопку и... Но тут долетает фраза:
- Пожалейте хотя бы вашу сестру Берту, полковник...
Что, может быть он ослышался?! Кампински вскинул свои пронзительные синие глаза на непрошенного "гостя".
- Что?! - переспросил он и вскочил с кресла.
Павел продолжал спокойно сидеть, положив ногу на ногу, как сам Кампински, когда-то и вопросительно и невозмутимо смотреть на полковника абвера.
- Мне ещё раз вам повторить? А то вы, витая в облаках вашей мнимой славы, кажется не расслышали всего, что я вам тут рассказал?
Кампински наклонил голову и подошёл вплотную к Павлу. Тот продолжал:
- Вот документ из Мюнхенского гестапо, прочтите, у вас отпадут всякие сомнения, - Павел положил перед Генрихом на маленький кофейный столик лист бумаги. - Здесь ясно сказано, что Рольф Мейер арестован, как антифашист и зачинщик заговора против Гитлера и на второй же день расстрелян. А, ведь он муж вашей сестры, Берты! Я представлю это так, что вы всё знали и скрыли этот факт от вашего руководства. Но, мало того, с ним вместе арестована и ваша сестра с её детьми.
- Этого не может быть!.. - Кампински схватил со столика документ и впился в него глазами.
Он несколько минут вчитывался и понимал теперь, почему от Берты не было никаких известий. Когда до него дошёл ужасный смысл всего происходящего, он снова поднял глаза на Павла, уже не с упрямыми искорками, а растерянные и влажные.
- Поняли, наконец? - и Павел выхватил у Генриха этот листок из дрожавшей руки.
- Я не понимаю, как?.. Как это могло всё произойти, я не верю! - начал было он, но потом сник окончательно и уже более тихим голосом с нотками отчаянья спросил: - А... где Берта?
Павел откашлялся. Он тоже поднялся со своего места и резко повернулся к Кампински. Он понимал, что любой, даже самый высокий начальник, прежде всего человек: - Она в концлагере, - громким голосом ответил Павел, - и неизвестно что, может дальше с ней произойти. Узнав, например о том, что родная сестра этого вашего зятя Рольфа Мейера, Урсула, является женой коменданта города Пскова (или Плескова, по вашему), гестаповцы расстреляли всю их семью вместе с маленькими детьми перед самым нашим наступлением на город. Вот отчёт об этом зверстве из абвергруппы 104 - наши люди переслали, когда удалось захватить их архив, - и Павел дал в руки полковнику Кампински ещё один документ.
У Генриха закружилась голова, он вяло подошёл к своему креслу и опустился на него, не выпуская из рук документа. Он с трудом прочёл его. Не верить этому русскому он, почему-то, не мог. Слишком убедительным был этот Павел с его железными аргументами и взгляд его тёмно-карих глаз был вовсе не лживым. Судя по всему - это была страшная правда! Что же теперь будет? Всё провалилось и весь мир покатился под откос. Если с сестрой что-то случиться непоправимое, он, Генрих, останется совершенно один. Нелепость положения, да ещё этот шантаж заставили его пойти на крайность. Ещё не соображая до конца, что происходит, не понимая своих поступков и действуя в состоянии аффекта, Кампински быстро срывается с места, бросается в исступлении на русского, отталкивает его в сторону и, подскочив к письменному столу, рывком вытаскивает из верхнего ящика вальтер. Он, буквально отбегает к окну и взводит курок, но Павел, вопреки здравому смыслу, остаётся на месте и с интересом наблюдает за полковником. Раздаётся щелчок у виска, потом ещё один - но выстрела так и не последовало.
- Что, осечка? - спросил невозмутимым тоном Павел и ухмыльнулся, приподняв брови. - Ваш помощник и секретарь Хассо ещё вчера перед наступлением наших войск подменил вам патроны на холостые, предвидя этот ваш демарш... Может быть хватит экспериментов? Семье Азеля с детишками уже ни чем нельзя помочь, но, быть может, ещё Берту удастся вытащить?
Павел подошёл к Кампински и выхватил у него пистолет из рук, отшвырнул его в дальний угол кабинета и нажал на кнопку экстренного звонка. Через минуту вошёл Хассо и вытянулся по струнке у порога.
Павел подошёл к нему и вопросительно приподнял брови.
- Нет, известий по-прежнему никаких, - доложил тот и добавил: - Дети Фирсовой переведены в нижний этаж для отправки в гестапо. Они пока находятся тут, в нашем здании, но есть приказ высшего руководства и, если мы ещё немного помедлим то...
- Медлить не будем, так, полковник? Отдайте срочный приказ - детей Фирсовой передать представителю из Москвы, полковнику Павлу... Это я, к вашим услугам!
Кампински всё ещё стоял недвижимо у окна рядом с открытым ящиком письменного стола. Он до конца так и не понял, что произошло. Получается, что теперь он выступает в роли настоящего предателя своей Родины и фюрера? Да, Берта, что же теперь будет с Бертой?
- Ну же, Генрих, теперь за дело... - и Павел, отпустив Хассо, подошёл вплотную к полковнику и тряхнул его за плечи. - Очнитесь! Вы понимаете, что пока сами живы только потому, что ваша сестра ничего не сказала гестаповцам о вас, о том, что у неё есть такой влиятельный брат. Они бы, смею вас уверить, сразу заинтересовались вашей персоной, как родственника расстрелянного изменника родины... А, если вы затормозите дело по отправке детей Фирсовой к их матери, то я восполню этот пробел и расскажу гестаповцам, кем был муж вашей сестры. А этим самым и её подставлю под удар, ведь там до сих пор неизвестно в Мюнхене, что Кампински её брат...
- Это бесчеловечно!.. - Генрих пытался что-то ещё произнести, но Павел его оборвал.
- Да, разумеется! Но я действую вашим же оружием - шантаж родственниками. Эффективно, не так ли?
- Подождите, но они же... если узнают, что я ей брат, они же начнут её пытать, будут выбивать у неё показания про меня... Это жестоко! Вы не сможете сделать это! Нет, нет...
- Почему же, очень даже смогу! На кону стоит жизнь других детей и сотен тысяч узников, - и Павел снова подошёл к тревожной кнопке звонка.
- Подождите, постойте... не надо! Я согласен, вывозите детей этой Фирсовой, - и Кампински, медленно поднявшись с кресла, вышел в коридор звать Хассо.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
