Все 872 дня блокады Ленинграда суды города продолжали работу, ежедневно рассматривая дела и вынося приговоры: процессы о каннибализме и убийствах ради пайка, дело подпольной типографии, печатавшей фальшивые продуктовые карточки, и публичный суд над нацистскими карателями.
Для нас довоенная судебная система - это в первую очередь «тройки» и «особые совещания», но подавляющее большинство дел — административных, гражданских и уголовных — рассматривали тогда обычные суды.
По «сталинской» Конституции 1936 года судьи были выборными и избирались на пять лет например, городские и районные судьи выбирались голосованием. Все судьи, пережившие Великую Отечественную войну и блокаду, были избраны в конце 1930- годов.
Сам городской суд Ленинграда был образован только в декабре 1939 года, и в январе 1941 года председателем нового суда был избран 40-летний Константин Павлович Булдаков.
Биография его типична для своего времени — работал на производстве и в 1938 году он с отличием закончил Ленинградский юридический институт и оказался в судебной системе.
Следует обратить внимание, что молодежь 1930 годов была первым поголовно грамотным население России, поэтому дипломированных юристов хватало только на суды высших инстанций.
В 1941 году в районных судах Ленинграда только четверть судей имели высшее юридическое образование, почти половина — окончили лишь начальную школу.
Уже в первые дни войны часть судей Ленинградского горсуда были мобилизованы и оказались на фронте в составе военных трибуналов. Но августе 1941 года, когда немцы вышли на подступы к городу, в народное ополчение добровольцами ушли и погибли в боях трое судей. Известны их фамилии — Соколов, Омелин, Лебедев.
За первые шесть месяцев войны в Ленинграде рассмотрели 9 373 уголовных дела. И при этом процент оправдательных приговоров был сравнительно высок до 9 процентов, 19 процентов дел были прекращены.
Но куда жёстче выглядит практика военных трибуналов. Так, за те же месяцы — июль-декабрь 1941 года — военные трибуналы Ленинградского фронта вынесли менее одного процента оправдательных приговоров.
Глава города Андрей Жданов неоднократно просил председателя военного трибунала Ленинградского фронта Ивана Исаенкова «не увлекаться расстрелами» (дословная цитата).
4 декабря 1941 года по приказу Жданова (оформлен как приказ Военного совета Ленинградского фронта) городской суд Ленинграда был преобразован в Военный трибунал города, то есть с декабря их перевели на военное положение. Так с 4 декабря 1941 года блокадный город оказался не только фактически, но и де-юре подчинён военным.
С этого дня ленинградские суды превратились в воинские части: судьи переводились на казарменное положение, отныне они жили прямо в кабинетах и подсобных помещениях бывшего горсуда (набережная Фонтанки, дом 16). Устанавливались круглосуточные дежурства судей, им выдали военную форму и личное оружие — винтовки и пистолеты. Суды перешли на круглосуточный график работы, как у штабов воюющих армий.
Один из очевидцев позднее так описывал коридоры Ленинградского суда на Фонтанке, 16: «…отсутствует свет, на лестнице выбиты стекла, в коридорах и кабинетах дым от печей… кругом грязь, холод и темнота…»
1942 год стал самым тяжёлым за все время блокады: за один только февраль в городе умерли больше 96 тысяч человек. Распространёнными преступлениями стали убийство и покушение на убийство с целью завладения продовольствием или продуктовыми карточками. Только за первые шесть месяцев 1942 года по таким обвинениям были арестованы и осуждены 1 216 человек. Вот один из обыденных для блокадного Ленинграда процессов: в том же 1942-м в двух инстанциях рассматривалось дело гражданки Назаровой, обвинявшейся в том, что она убила свою 4-летнюю дочь и сожгла её труп в печи, чтобы присвоить себе паёк ребенка.
Убийства ради продуктовых карточек квалифицировались по статье «бандитизм» и влекли приговор вплоть до расстрела.
Но Ленинградский военный трибунал в кассации установил, что трупик мать сожгла уже после того, как девочка умерла своей смертью, поэтому Назарову осудили по более мягкой статье, приравняв сокрытие трупа с целью получения пайка умершего к убийству по неосторожности.
В условиях страшного голода появились каннибализм и трупоедство. Только за январь и 15 дней февраля 1942-го по подозрению в преступлениях такого рода были арестованы 860 человек. В действовавшем тогда Уголовном кодексе статьи о людоедстве не было, и дела о каннибализме квалифицировались по статье «бандитизм» как «покушение на граждан при особо отягчающих обстоятельствах». В документах судов, прокуратуры и органов внутренних дел людоедство и трупоедство называли «особый вид преступности».
Всего за время блокады в Ленинграде по делам о людоедстве и поедании умерших проходили 1 979 подсудимых. Четверть из них, 482 человека, не дожили до окончания судебного процесса: кого-то убили сокамерники, кого-то — голод. 20 человек, обвинявшихся в людоедстве или трупоедстве, были освобождены от уголовной ответственности как невменяемые и отправлены в психбольницы. 569 каннибалов были расстреляны по приговорам ленинградского трибунала, 902 трупоеда получили различные сроки заключения.
Не меньший массив уголовных дел во время блокады был связан с организованными хищениями продовольствия; иногда вскрывались целые ОПГ. Например, в 1942 году в городе нашли две подпольные типографии, печатавшие поддельные карточки на продовольствие. Под судом тогда оказалось больше 40 человек. Высоким оставался и уровень умышленных убийств: по одним сведениям, в 1942 году их в блокадном Ленинграде было совершено 435, по другим больше — 587.
Но большинство судебных процессов времен блокады, как и в мирное время, были связаны с мелкими кражами и незначительными бытовыми преступлениями. Впрочем, в условиях войны хищение нескольких банок сгущёнки или пустых подсумков для гранат рассматривались как тяжкие преступления с санкциями от пяти до 10 лет заключения.
Вообще, Ленинградский горсуд и подведомственные ему районные суды города в довоенное время славились своим относительным либерализмом и демонстрировали самый высокий процент оправдательных и мягких приговоров в СССР. Та же тенденция прослеживается и в годы блокады. Только за 1942 год военный трибунал Ленинградского фронта отменил оправдательные приговоры городского трибунала в отношении 11 человек.
По тяжким преступлениям военного времени — бандитизм, дезертирство, людоедство — количество смертных приговоров за время блокады составило почти 20%. Но одновременно по уголовным преступлениям средней тяжести 33% осужденных получили исправительные работы, а 13% — условные сроки.
Всего за годы войны судами Ленинграда было рассмотрено свыше 103 тысяч уголовных дел. Из 87 тысяч привлеченных к уголовной ответственности большинство — почти 50 тысяч — были осуждены за кражи: основным видом преступлений в Ленинграде 1941−45 годов были именно кражи из квартир, хозяева которых эвакуировались или умерли от голода.
Во время блокады судебные дела рассматривалось по-военному быстро: 80% разбирательств по уголовным делам заняли менее пяти суток.
Появился и получил распространение в послевоенном Ленинграде и еще один специфический тип преступлений. Блокадный голод оставил пустующими массу квартир, и с 1945 года в город со всей страны потянулись не только возвращавшиеся из эвакуации ленинградцы, но и те, кто там раньше никогда не жил.
Чтобы прекратить самовольное занятие пустых квартир, власти решили ограничить въезд в город и ввели специальные разрешения на работу и проживание в Ленинграде для тех, кто не жил в городе до войны. Разумеется, муниципальные чиновники тут же начали оформлять эти разрешения за взятки. И Первый судебных процесс 25 таких чиновников-взяточников стартовал уже весной 1945 года.
Смогли бы мы работать в таких экстремальных условиях?
Гордимся и будем достойны!
