В общем как все мы знаем из учебников истории, главный первопечатник всея Руси - Иван Фёдоров, первая изданная русская книга - «Апостол». Из дан он был в 1564 году, после чего автор вынужден был бежать в Литву от ужасов Опричнины царя Ивана и продолжил печатать там. Но первая русская книга была напечатана вскоре после первой европейской настоящим русским самородком, слава ему и памятник.
Строго говоря, всё, что написано в первом абзаце – неправда. Как и многое из наших учебников про Ивана Грозного и околосмутную эпоху. В общем сказка – ложь, узнайте правду. Благо специалисты ее даже и не прячут.
Нужно сказать, что книгопечатание для XV века было прорывной, даже революционной технологией. Именно она размножила до неуничтожимых тиражей переводы Библии Лютера, заставив миллионы европейцев задуматься о том, а во что они собственно верят. Именно оно создало индустрию светской книги, до того баснословно дорогой.
Это как солнечные панели, безобидные и даже милые сами по себе, но на наших глазах уничтожающие энергетические и логистические сверхдержавы. Как авиация, положившая конец эре линкоров. Как пулеметы, позволившие европейцам колонизировать Африку и Азию. Ну или как офшоры, сточившие казавшуюся незыблемой эру доллара. Чтобы человек не придумал – получается оружие. В этом плане Гуттенберг, возможно, хотел, как лучше, но его изобретение стала одним из первых камней лавины нового времени, давшей миру новую этику (протестантскую), новую экономику (ссудного процента) и новое государство (национальное).
И вряд ли наши предки оставались в стороне от прогресса, дожидаясь самородка Фёдорова. Давайте (перед интересным) опровергну первый абзац целиком. Фёдоров не был первым. Даже в Москве до него существовала небольшая типография, созданная выходцем из союзной тогда Дании Гансом Миссингеймом. Было это в 1552 году. После путча 1554 года ее прикрыли. А ведь была еще попытка имени Михаила Глинского в 1534 с аналогичным, но еще более быстрым финалом.
В широком смысле (не с Москвы же все началось) книгопечатание русских книг началось ранее. В Кракове первая книга на церковнославянском была выпущена тамошним первопечатником Фиолем Швайпольтом в далеком 1491. И начал он с «Октоиха» - наиболее востребованной повседневной, если угодно самой ходовой книги. Октоих - это сборник молитвословий седмичного круга. В каждый день недели церковь вспоминает какое-либо событие, чтит память святого или группы лиц. Так повторяется из недели в неделю. По книге и читают, на память такой массив данных запомнить чудовищно сложно.
Первую книгу на территории собственно Руси (включая Литовскую, Киевскую и Червонную) издал Франциск Скорина в 1522 в Вильно. Примерно к тем же годам украинские источники относят старт книгопечатания в Львове. Верить им или не верить, я так и не решил, патетики много, пруфов мало. Скорина, конечно, гораздо больше издавал в Праге, и почти все его богослужебные труды изданы именно там. Прага на тот момент – неофициальная культурная столица империи Габсбургов.
Итого Иван Фёдоров – ни разу не первый. Ниточки легко протянуть и к северогерманской исконной школе книгопечатания, и к имперской (якобы помощник Фёдорова Петр Мстиславец – ученик Скорины, чего не скрывал) и к польской. Но это и нормально. Куда как более странно считать труды Фёдорова местным не связанным с мировым прогрессом озарением. Итак, не первый и не самостоятельный.
«Апостол» - не первая книга на русском языке. «Октоих» был куда более массовой книгой, поэтому печатался первым. «Апостол» же – книга для интеллектуальной элиты, читается редко и не везде. Печатать его имеет смысл только при поддержке власть предержащих.
Ну и про грозного царя то благословлявшего первопечатника, то изгонявшего его из страны в припадке религиозного экстаза. Не было такого. Иван Грозный – убежденный западник и большой покровитель книгопечатания. Вот только с реальной властью он пересекается нечасто.
Вот вам прямая речь Фёдорова (на тот момент Ивана Фёдорова Москвина) в предисловии к львовскому изданию Апостола: «Сия же убо не туне начахъ повѣдати вамъ, но презѣлнаго ради озлобления, часто случающагося нам не от самого того государя, но от многихъ начальникъ, и священноначалникъ, и учитель, которые на насъ зависти ради многия ереси умышляли, хотячи благое въ зло превратити и Божие дѣло в конецъ погубити, яко же обычай есть злонравных, и ненаученых, и неискусных в разумѣ человекъ, ниже грамотическия хитрости навыкше, ниже духовнаго разума исполнени бывше, но туне и всуе слово зло принесоша. Такова бо есть зависть и ненависть, сама себѣ навѣтующи, не разумѣетъ, како ходитъ и о чемъ утвержается. Сия убо насъ от земля, и отечества, и от рода нашего изгна и въ ины страны незнаемы пресели. Егда же оттуду сѣмо преидохом, и по благодати богоначалнаго Исуса Христа, Господа нашего, хотящаго судити вселеннѣй въ правду, въсприяша насъ любезно благочестивый государь Жикгимонтъ Август, кроль польский и великий князь литовъский, руский, пруский, жемотиский, мазовецкий и иных, съ всѣми паны рады своея».
Общая канва, я думаю, понятна и без перевода. Государь мне покровительствовал, а вот бояре и высокопоставленные священники так загнобили, что вынудили бежать в Литву. Не такой уж Грозный на поверку царь Иван. Против бояр и священства кишка тонка. Кстати одним из гонителей первопечатника уже в Литве будет наш старый знакомый ковельский князь Курбский. Видимо князь Острожский (покровитель Фёдорова в Литве) в масштабах отдельно взятого Львова был повлиятельнее, чем царь Иван в Москве. Наезды ковельского князя острожский князь Константин отражал порой военной силой. Такие вот веселые феодальные нравы.
Реальное массовое русское книгопечатание – еще одна украденная заслуга царя Фёдора. Именно он после расправы с боярской и церковной оппозицией в 1589 году восстановил (честнее всё-таки заново учредил) московский печатный двор и за несколько лет разогнал его тиражи до тысяч. В общем (как и в ситуации с завоеванием Сибири, например) лукавые историки переписали лавры мудрого и результативного сына на талантливого, но безуспешного отца. За Фёдора максимально обидно. Рулил тогдашним книгопечатанием человек с очень греческим именем и очень обидной фамилией Андроник Невежа. Есть подозрение, что фамилия связана с резко негативным отношением к его деятельности некоторых кругов консервативного духовенства. Тем не менее, он без взысканий дожил до почти смутного 1602 года и передал цветущее предприятие детям.
Его старший сын Иван Андроникович мог бы смело претендовать на звание одного из главных конформистов Смуты. В своих послесловиях к изданиям смутных годов (а типография не останавливала свою работу до самого 1611, когда погибла в пожаре февральского восстания) он комплиментарно отзывается и о Борисе Годунове, который «тщание велие имел и с прилежным усердием слова истины исправлял», и о свергшем его царе Дмитрии, который «благочестия поборник и божественных велений изрядный ревнитель», и о Василии Шуйском, который «государь премудрый возвещает таковое всемирное Божие просвещение». Московской осады 1611-1612 Иван Андроникович не пережил. Возможно погиб со своей мастерской.
Алексей Андроникович, третий из династии, получил мастерскую по указу (не поверите) Дмитрия Трубецкого. Т.е. только отмахались от поляков, даже царя еще не выбрали, а печатный двор уже нужен. Ничего, кстати, удивительного. Ополчения проспонсировала и отмодерировала церковь, для которой печатный двор уже стал стратегически важным предприятием. Несостоявшемуся царю Дмитрию Трубецкому было не с руки с ней спорить. Ему самому, конечно, было не до того, да и книгочеем князь не был. Всё тот же Алексей Невежа сумел пережить безобразный конфликт троицкой братии во главе с парторгом ополчения Дионисием (обвинял главу печатного двора в безграмотности и тиражировании еретических сочинений) и тогдашним митрополитом крутицким и почти патриархом Ионой (много в чём обвинял уже Дионисия). Филарет после своего возвращения встал на сторону популярного парторга, что логично (Иона – главный конкурент на выборах патриарха), но начальника печатного двора менять не стал, что еще логичнее. Печатать и ладить с начальством семейство печатников Невеж умело. По идее на месте Фёдорова должен стоять памятник им, но видимо фамилия смутила популяризаторов истории и в XIX и в XX веке.
Филарет наводнил русскую церковь печатными образцами из Москвы и Киева и заменил ими многие рукописные образцы. В процессе, как многие подозревают, сильно подправил содержание, а возможно и дух некоторых книг. Церковная оппозиция, пришедшая к власти в 1634, правда в вопросе книгопечатания поменяла мало, что позволило провести в 1650- х серию очень примечательных церковных соборов, сильно скорректировавших нормы стоглава 1550. Это отдельная большая тема, но именно об этом говорили и ревнители древнего благочестия из окружения царя Алексея, и раскольники, и даже некоторые теологи с историками. Тема обширная и источников по ней – читать не перечитать.
Но могло всё начаться и сильно раньше. В 1534 году в неприветливую Москву приехал человек, памятники которому в качестве первопечатника популярны в солнечной Белоруссии. Случись расклады высокой московской политики чуть иначе – и мог задержаться и оставить след. В реальности этого не получилось. Пана Скорину практически сразу обвинили в латинской ереси и прогнали из Москвы. Книги его пожгли. Воспоминания о поездке он сохранил прескверные.
Чуть-чуть расскажу о нем и его покровителях. Возможно именно они в будущем стояли за нашей церковной реформой 1650-х и расколом.
Родился Франциск в хорошей семье в Полоцке в конце 1480-х. Учился в школе при монастыре монахов—бернардинцев, прекрасно знал латынь. Закончил лучший в Восточной Европе Краковский университет сразу по двум факультетам: вольных искусств (доктор философии) и медицинский (доктор медицины). Последнее звание он получил уже в Падуе (вроде не учился, только экзамены сдал), центре католического образования тогдашней Европы. Высшая знать Речи Посполитой отправляла туда своих детей как нынешние нувориши в Лондон. Среди его выпускников, например, смутный царь Владислав и Януш Острожский, первый католик семьи до того главных апологетов православия Западной Руси.
Ой ли сыном простого купца был скромный парень из Полоцка. Его покровителем называют Яна Сигизмундовича, внебрачного сына тогдашнего польского короля и впоследствии епископа виленского и крупного феодала. Ян, каким бы незаконнорожденным он не был, при определенных обстоятельствах мог и сам претендовать на престол. В негласной табели о рангах королевства (числу выставляемых на войну копий) он входил в десятку магнатов Литвы.
После завершения обучения в 1512 Франциск осел в Праге, где и издал первые книги на славянском языке якобы на деньги тогдашнего великого гетмана литовского Константина Острожского, еще одного своего влиятельного покровителя. В 1520-е годы жил в Вильно, где пользовался покровительством виленского епископа Яна Сигизмундовича и литовского гетмана, но в 1530 оба его покровителя покинули этот грешный мир и у доктора Франциска начались проблемы. Как черти из табакерки появились кредиторы его старшего брата, то ли реальные, то ли мнимые .
Сначала первопечатник бежал от них в Пруссию к тамошнему первому герцогу (и первому правителю-протестанту) Альбрехту. Полгода они прожили полностью довольные друг другом, а потом рассорились, и Франциск Скорина бежал обратно в Вильно, видимо посчитав кредиторов брата меньшим из зол. Те не стали миндальничать и засадили незадачливого врача и философа в долговую тюрьму. Высвободил его оттуда лично король Сигизмунд Ягеллон полгода спустя. Насколько я знаю его биографию, Сигизмунд просто так пальцем пошевелить ленился, а тут утомительное путешествие в Познанскую тюрьму. Необычно.
В 1434 году первопечатник Франциск совершил утомительное и не слишком удачное путешествие в Москву. Поначалу его приняли с распростертыми объятьями, обещали неограниченное финансирование, а потом сожгли публично изданные им книги и чуть не сожгли самого, обвинив в латинской ереси. Параллельно в Московской тюрьме умер конюший и дядя царицы-вдовы Михаил Глинский. Не совпадение. Эти люди определенно были знакомы.
Остаток жизни первопечатник Франциск провел при дворе императора Фердинанда в Праге. Почетная пенсия, Франциску было уже за пятьдесят. В белорусских источниках обожают спорить о вере первопечатника. Есть версия о католичестве, как-никак и школа, и оба законченных университета – католические. Есть версия о православии, ведь книги он издавал в основном на деньги православных магнатов и для православных священников. Есть версия о протестантизме, иначе чего ему бежать в Пруссию к Альбрехту. Даже в гуситской ереси его обвиняли в Италии. Такой вот широких взглядов мужчина. В этом плане он очень напоминает своего покровителя Михаила Глинского дважды переходившего из православия в католицизм и обратно (в католицизм – в период участия в итальянских войнах на стороне империи Габсбургов, обратно в православие – в холодной московской тюрьме в ожидании казни за попытку побега). Что интересно Михаил Глинский взял для Московии Смоленск, его сын – Полоцк. Так что католики - самые успешные антилитовские воеводы Московии Грозного. Спор о религии Франциска – на самом деле от лукавого. Ну кем может быть спецпредставитель императора, как не правоверным католиком из хорошего ордена. В случае Франциска были бернардинцы (кстати, как и у Лжедмитрия Первого и красавицы-царицы Марины), его двоюродный брат возглавил чуть позднее иезуитскую коллегию Полоцка. Московские бояре и митрополиты были очень даже проницательны. Михаил Глинский и Франциск Скорина едва не принесли на московскую землю унию. Церковь, несмотря на всё своё разделение и неустройство, отбилась.
В этом плане очень настороженное отношение московских церковников к книгопечатанию можно понять. Но прогресс взял свое тогда и возьмет сейчас.
