Меня называли алмазом без огранки. Я же считал себя неудачником. Вернувшись с армии, я оказался в тупике. Хотелось поступить в институт, но контракт был дорогим. Я бы мог найти работу и подкопить денег. Но работники без диплома никому не нужны. Нет диплома, нет работы. Нет работы, нет диплома. Круг замкнулся. К тому же, у меня не было никаких ценных навыков, которые бы разорвали круговую поруку. Два года армии прошли зря – я так ничему не научился. Вся эта казарменная жизнь, за бравадой мужества и долга родине скрывала простое воровство - у меня украли самое ценное - время. Меня так и не научили водить грузовики, делать сварку, чинить технику. Я ушёл служить никем. Никем и вернулся. Два года ясажал и поливал деревья, таскал камни для строительства дорог, собирал хлопок и постоянно делал ремонт у офицеров дома. Последнее я ненавидел больше всего. Мне приходилось работать не покладая рук на коррумпированных командиров и их семьи, которые не заслуживали никакого уважения. Порой я спал по 5 часов в сутки. Часто тонкий ломоть заплесневелого хлеба был единственной едой. Теперь же пришло время вернуть своё. Если бы только у меня был шанс также самоотверженно поработать на себя. Я бы не ел и не спал ради достижения намеченной цели. Я хотел взять реванш, отомстить судьбе за годы, потраченные в пустую. Но цели не было. Я просто ходил кругами.
Я родился и вырос в небольшом городке. Здесь не было никаких возможностей для развития: две центральные улицы, одноэтажные дома, здесь плоско, не за что зацепиться, безработица.
Однако, недалеко от нашего города обнаружили месторождение ископаемых ресурсов, разрабатывать которые взялась зарубежная компания. По городу прошли слухи о вакансиях и сказочных зарплатах. Все старались получить любую работу за иностранную валюту. Если бы я только смог стать работником этой компании, я бы снова обрёл чувство собственного достоинства, подкопил денег, отправился учиться.
Зайдя на собеседование я увидел менеджера по найму. Им оказался мой старый товарищ Азиз. То было добрым знаком. Я точно должен был получить эту работу. «Пойми, у тебя нет навыков», - сочувственно объяснял Азиз свой отказ, - «должности уборщиков и охранников уже заняты, ты опоздал». Азиз вынул из бумажника старую помятую визитку и вручил мне со словами, - «это номер хорошего учителя по английскому, она творит чудеса. Я обязательно возьму тебя на работу, если ты пройдёшь обучение». С поникшей головой, я отправился домой, так и не получив работу. «О каких чудесах собственно идёт речь?», размышлял я по пути домой, по школьной программе мне с трудом поставили тройку. Нет, учёба точно была не для меня.
***
Я не сдавался, продолжал искать работу. Но упорство ни к чему не привело. После очередного раунда бессмысленных интервью, когда мне отказали даже в роли установщика спутниковых антенн и кондиционеров, в порыве дикого отчаянья, из последних добрых сил, я набрал её номер. Мне ответил спокойный женский голос: «Я не могу взять Вас в ученики, у меня нет свободных мест
И даже тут я получил отказ. Как жаден этот мир ко мне, - подумал я, - он не хочет дать мне ничего, даже учителя, которому я собираюсь отдать свои последние деньги. Мне нечего было сказать, но я не хотел вешать трубку. Не знаю, как долго мы оба молчали. Казалось, между нами пролегла целая вечность. Мысли летели со скоростью света. Стану ли я её учеником, получится ли у меня выучить английский, смогу ли я найти работу, получить образование или так и останусь никому ненужным, неизвестным соискателем работы? Хотя и сама работа, знание английского, да и учёба были лишь средством достижения более важной цели – рассчитаться за себя, взять реванш у судьбы. Поэтому главный вопрос стоял иначе. Стою ли я чего-нибудь? В эту самую минуту тишины, когда никто из нас не осмеливался заговорить первым, каждый миг становился всё невыносимей. Моё чувство достоинства висело на волоске, а мой собеседник даже не подозревал, как много поставлено на карту. Никто не знал наверняка, чем кончится наш разговор…
В маленьком городе Ч. нет рекламы курсов английского языка. Здесь никогда не возникал вопрос, где заниматься английским. Все знали, что идти нужно к Акхмедовой Галине Джораевне, и не зря. Единственный вопрос – когда?, ведь к знаменитому педагогу тянулась целая вереница желающих. Я тоже обратился к ней по рекомендациям.
Молчание прервала Галина. «Попробуем», сказала она флегматичным голосом и, предупредив, что мест в группе для начинающих нет, определила меня в группу постарше.
***
На веранде в доме Галины стоял круглый стол, за которым обычно сидело по четыре ученика. Урок длился час. Затем одна шумная компания покидала дом учителя, другая сразу занимала их места. Час за часом, день за днём проходили дни в доме Галины. На столе среди небрежно лежащей стопки книг выделялся старый кассетный магнитофон. Она умело пользовалась кнопками, мотая кассету туда и обратно, в считаные секунды находила нужный трек с диалогами на английском. Ленивый черный кот, вечно спящий на бумагах, методично водил ухом, слушая мягкое шуршание магнитофонных динамиков. Водить ушами приходилось и ученикам, сидящим за круглым столом по четыре человека, так как упражнения на прослушивание было неотъемлемой частью каждого урока. Мы не сразу схватывали иностранные диалоги. Галина не злилась. Спокойно объясняла. В её ясных голубых глаза светилась житейская мудрость. Постепенно поддержка и опыт учителя брали своё. Однако главной стратегией обучения был социальный подход: она постоянно «склеивала» людей друг с другом, и всё время говорила о каком-то senseofcommunity, что лично мне было совсем не понятной идеей.
Как-то она узнала, что я интересуюсь поступлением в американские вузы и начала знакомить меня с учениками, прошедшими обучение у неё. «Вот Алишер очень талантливый парень. До того как поступить в Колумбийский университет, он учился у меня. Недавно вернулся домой. Я вас познакомлю, и он расскажет тебе, как подавать на стипендию». На следующий день я встретил высокого улыбчивого юношу, который ждал меня на тапчане у двери Галины. Алишер только вернулся на каникулы и подробно рассказал мне о своём университете.
Ещё через день она берёт трубку и звонит кому-то. «Привет Тимур, у меня тут ученик интересуется. Ты же учишься в АУБГ? Не мог бы помочь Руслану? Я Вас познакомлю». Затем смотрит на меня и говорит: «Так, можно ещё и Зарине позвонить». Берёт телефон. «Алё, Зарина, ты вернулась домой? Не захотела остаться на лето в Луизиане? Да, понимаю, там жарко. Я тебя хотела с Русланом познакомить. Возможно, он тоже будет подавать в твой университет»- и так далее, пока за неделю я не узнал, как поступить в университеты в Болгарии, Луизиане, Вашингтоне, и всё из первых рук.
Алишер, Зарина и Тимур и прочие ученики Галины, - все в один голос говорили со мной о какой-то социальной ответственности – термин, который я не в силах был понять. Дело в том, что для поступления в зарубежный вуз нужно было не только сдать тест на знание английского, но написать сочинение. Как объяснили ребята, от результатов сочинения зависела стипендия. Речь шла не о каких-то 50 долларах на чай, как это бывает в вузах СНГ. Напротив, стипендией ученики Галины называли бесплатное обучение в элитных университетах, в которых за хорошие отметки студентов одаривали щедрыми денежными гонорарами, позволяющими снимать квартиру и покрывающими все расходы: от носков до туалетной бумаги. Например, как рассказала Елена о своём университете, в BereaCollege очень трудно поступить, однако всем поступившим дают стипендию, обеспечивают жильём, питанием, да и ещё дарят новенький ноутбук. Хорошим сочинением считалось то, которое воспевало чувство социальной ответственности или, как говорила Галина, senseofcommunity.Так например, американский университет в Болгарии открытым текстом предлагал абитуриентам написать сочинение на следующую тему: «Как обучение в АУБГ сделает Вас социально ответственным гражданином своей страны». Оказалось, чтобы получить стипендию от любого американского университет, крайне необходимо иметь волонтёрский опыт. Сделать нечто хорошее для сообществ, в котором ты живешь, и описать в сочинении свой опыт. Поэтому ученики Галины старались организовывать в своих районах спортивные клубы для молодёжи, открывали приюты для бездомных животных, бесплатно преподавали английский, облагораживали район, получали гранты и открывали спортивные клубы для людей с ограниченными возможностями здоровья, устраивали мероприятия по сбору мусора и чистке города. Мне же всё это было чуждо. Я и так отдал два года своей жизни бессмысленному служению в армии. Снова сажать и поливать деревья мне не хотелось. «Как ты не понимаешь?»,- возразил Алишер,- «то была работа на офицеров, на людей, которых ты едва знал, а это работа для собственного community». Алишер, кстати, не служил в армии, поэтому он и сам не понимал меня.
В памяти всплывали разные эпизоды армейской жизни… В тот день мы задержались на каменоломне. Вот уже год наша рота по приказу начальства отстраивала дорогу, проходившую через горы. Строительство дороги, которая нужна людям, живущим в отдаленных местах, возможно, и было благородной целью, но то, как эта дорога строилась, не имело ничего общего с благородством. Ещё одного дня, в котором я черпаю щебень и закидываю его лопатой в кузов самосвала, я просто не выдержу. Но полагать, что твоё тело принадлежит тебе – большая иллюзия. Вот оно стоит по стойке смирно при виде звезд, не тех что на небе, но тех, что на плечах командиров. Тело послушно сгибается, а руки предательски держат лопату и закидывают тяжёлые камни. Сегодня наш командир, отдав приказ загружать камни, сам исчез, строго наказав, что самосвал к обеду должен быть загружен доверху. Оставшись одни, мы, бригада из пяти человек, пребывали в отчаянье. Перед нами стояла невыполнимая задача. На это обычно требовался целый день и рота солдат. К тому же, мы спали всего пять часов. Дежурный по батальону, капитан Джомаров, был пьян. По его приказу до 12 часов ночи мы стояли в позиции упор лёжа, что приносило ему неимоверную радость. Пьяница упивался своей властью. По капризному приказу всё ещё пьяного дежурного офицера, нас подняли в пять часов, хотя обычно подъем был в шесть. Скорее всего, сегодняшний приказ тоже был подставой, за невыполнение которого нас оставят без ужина. Наказание голодом было обычной практикой. Иногда нас полностью лишали еды на неделю, обрекая нас на голодные обмороки. Истощённые и унылые, мы стояли у самосвала. Вдруг на дороге появился огромный экскаватор, и это было шансом на спасение. Я перекрыл дорогу своим телом и размахивая руками заставил водителя остановиться. За рулём был гражданский, а это означало, что я могу рассчитывать хотя бы на крупицу человеческого сочувствия, чего было достаточно, чтобы попросить: «Брат, чего тебе стоит? Черпни пару раз, а то мы тут сдохнем до вечера» Водитель экскаватора с пониманием отнёсся к просьбе и даже не стал ругаться из-за вынужденной остановки. В считанные минуты его огромный ковш заполнил КАМАЗ. Нашему ликованию не было предела. Но вдруг вернулся командир. Он кипел от ярости и приказал, чтобы мы заполнили камаз вручную. Следующую половину дня, в наказание, мы сначала разгружали КАМАЗ, затем снова загружали его. Наши силы были на пределе, и тогда я подумал, что никто и не хочет, чтобы эта дорога была построена. Казалось, что единственная цель – это просто медленно убить нас здесь среди гор, изматывая голодом и истощающей работой.
С тех пор я навсегда разлюбил этот мир. Я его возненавидел. Почему я должен делать добро, если я не вижу от него ничего доброго?
«Вы что все с ума посходили?»,- вопрошал я, сидя в кабинете у Алишера, «мы живём на Титанике, который медленно, но верно погружается ко дну. Отсюда нужно валить, а не сочинения писать о том, как сделать мир лучше». На этом мы и разошлись. Да и вообще, всё это обучение, построенное на senseofcommunity, казалось мне бессмысленным.
Пришло время разойтись и с Галиной Джораевной. Прошли месяцы, а толку от меня не было. Конечно Галина брала деньги, и не малые. Тогда мне казалось это слегка нечестным. За что я собственно плачу, если нет вообще гарантий, что я трачу деньги не зря? А может, у меня вообще не получится выучить английский? Может, я никогда не получу работу? Ничего себе бизнес устроила! Зарабатывает на нас. Продаёт мыльный пузырь. «Раз уж я плачу»,- подумал я, -«то имею право требовать». И раз уж от жизни требовать я пока не могу, буду требовать от своего учителя. Чем меньше у меня оставалось сил поверить в свой успех, тем больше становились мои требования к учителю. Я одалживал у Галины диски с фильмами на английском и задерживал их неделями. Брал книги и не возвращал. Требовал, чтобы мне сразу объяснили PresentPerfect, чтобы сразу подготовили к интервью. Перед каждым уроком я просил доказательства того, что новая грамматика, которую она нам собирается преподавать сегодня, действительно нужна, что такую грамматику действительно используют американцы, что мы не теряем зря деньги и время, изучая то, что редко используется в обиходной речи, что мы действительно проходим те самые нужные конструкции, которые реально встречаются в разговорном английском языке. Уж больно мне хотелось пройти интервью с Азизом и получить работу. Иногда я просил пропустить те или иные темы из учебника, считая их не значительными. Делился размышлениями, нет, даже нагло намекал, что ко мне нужно применять особый подход. Галина терпеливо объясняла– «Пойми, ты нахватался верхушек, а фундамент слабый. Вот и получается, что английский у тебя, как шаткое здание». Я не соглашался, искренне веря, что секрет успеха заключается в том, чтобы потребить как можно больше уроков, ресурсов, книг и сайтов, выжать последние соки из учителя, всё до капли, а самое главное, требовать, требовать и ещё раз требовать: индивидуальный подход, методику, заточенную под мои нужды, учебники с только необходимыми темами. Но чем больше я требовал, тем хуже обстояли дела с английским. Каким-то загадочным образом английский от меня ускользал, не поддавался изучению, сопротивлялся.
Вся эта ситуация не укладывалась в рамки обычной потребительской логики. Я будто провалился в болото. Чем больше барахтался, пытаясь вылезти, тем глубже увязал. Чем больше требовал, тем меньше получал. Тесты я сдавал с каждым разом всё хуже и хуже.
В дом Галины часто приходили американцы – волонтеры Корпуса мира, которые устраивали для её учеников совместные просмотры фильмов, клубы по приготовлению еды, иногда ездили на рыбалку в сопровождении учеников Галины, организовали бейсбольный клуб. Короче, это был настоящий community, в котором кипела жизнь, я же как всегда оставался в стороне. Мне же по душе была роль интроверта. Никем не понятый, не оцененный, безмолвный, я сидел как мышка, боясь произнести слово на английском.
Для других учеников оплата отходила на второй план. Сумасшедшие люди. Они устраивали тусовки у неё дома. Складывалось впечатление, все просто ходят к ней в гости. Если кто-нибудь забывал оплату, Галина говорила, что можно принести в следующий раз. Если ученик на время приостанавливал занятия, то имел обыкновение позвонить ей просто как другу, спросить, как дела, спросить совета, напомнить о себе. Может у меня одного были крайнее жизненные обстоятельства? Ведь все остальные ученики казались излишне спокойными. Они спокойно шли по программе, не требовали индивидуального подхода, не спорили по поводу того, что нужно изучать, а что нет. Неужели им не нужна работа, не нужен английский как единственный шанс на спасение? Её дом был полон бывших учеников, которые заходили просто так, поделиться новостями, напомнить о себе. И для всех она находила время. Для меня же каждый урок казался последним. Весь этот табор учеников выглядел не только не понятным, но и бессмысленным. После долгих раздумий я решил прекратить занятия.
***
В последний день моих неудавшихся попыток выучить английский, я попрощался с учителем и поблагодарил за уроки. Я думал, она вздохнёт с облегчением, избавившись от назойливого ученика. Но её лицо тронула грусть. Она действительно переживала за меня. «Ну если решил», спокойно сказала она, «значит так тому и быть. Знай, что ты всегда можешь вернуться». Галина попросила меня об одном последнем одолжении. «Ты не мог бы пригласить к себе Джеймса? Я думаю ему не помешает компания. Он очень нелюдим, и я переживаю за него» Я согласился, хотя и сомневался по поводу своей способности поддержать беседу с гостем.
Загадочный мистер Джеймс Джоргенсон проводил клуб по чтению книг, и просмотров фильмов в доме Галины. Он был слегка нелюдим, и хотя на встречу с ним приходило много желающих, по каким-то странным причинам, никто не осмеливался пригласить Джеймса провести с ним время вне уроков. Бывший офицер вооруженных сил США, мистер Джоргенсон, прошёл не одну войную компанию, и оставался на службе до тех пор, пока ему не осточертело воевать. Выбросив оружие, он решил посвятить себя педагогике. Став волонтером Корпуса мира, был откомандирован в наш маленький городок на два года. Он вёл жизнь отшельника. В нашей стране он уже прожил год, а друзей у него так и не появилось. Ему предстояло провести ещё один год в полном одиночестве. «Американцы любят ходить в гости», пояснила учительница, «они здесь для того, чтобы изучать культуру и быт, это часть их опыта. Вот увидишь, он не откажет. Только никогда не заставляй его есть еду. Знаешь, как это бывает в лучших азиатских традициях. Мы все время пичкаем гостя. Не поступай так с Джеймсом. Американцы не из стеснительных. Если что лежит на столе, они обязательно попробуют. Но они не любят никакого насилия». Получив напутствия от учителя, на ломаном английском, я пригласил Джеймса. Он действительно не отказался.
В назначенный день все члены моей небольшой семьи радостно встречали иностранного гостя. Мама наварила плова, а бабушка напекла блинов. Джеймс попробовал всего понемногу. Я пытался поддерживать разговор с гостем, но ни черта не понимал из того, что он мне говорит, однако утвердительно кивал головой. Этому трюку я научился ещё в армии. Попав в роту, где никто не говорил на русском, моим единственным собеседником оказался сослуживец по фамилии Шарапов. Он тоже не говорил на русском. Но всегда внимательно слушал меня. И в конце говорил лишь два русских слова, которые он знал: «Да, уж…». Шарапов был самым лучшим собеседником в мире. Часто нас отправляли на совместную работу, и тогда, протирая машины или поливая деревья, я мог рассказать своему другу всё что угодно, и в ответ всегда услышать одобрительное «Да, уж…» Вот и я теперь был в роли Шарапова. Эмоционально я был готов поддержать Джеймса, но понимал лишь обрывки фраз. Зато я утвердительно мотал головой и повторял «Yes, ofcourse».
А когда, бабушка по своему обыкновению начала настаивать на том, чтобы Джеймс ел больше блинов, как этого требуют традиции местного гостеприимства, «Мил, ешь, сынок, ещё, не обижай хозяев», Джеймс взял со стола нож и протянул бабушке. «Зачем мне нож?», спросила бабуля. «А ты попробуй сказать тоже самое с ножом в руках», предложил Джеймс, «может, я тогда соглашусь». Американцы не любят когда их заставляют есть. Все конечно же засмеялись, но ситуация была крайне неловкой. Потихоньку мне становилось понятно, почему Джеймс так нелюдим. Не все готовы выносить его прямолинейный характер. Его острый и колкий юмор. Годы службы в армии берут своё. И тогда становится неважным, служил ли ты в настоящей армии или шлялся два года с вёдрами в руках, поливая деревья. Любая изоляция от гражданской жизни поневоле делает нас неуклюжими в общении. У Джеймса были мягкие черты лица, редкие светлые волосы и большие, невероятно голубые глаза. И если неожиданно поймать его взгляд, то можно было заметить, что он источает неимоверно глубокое чувство доброты и одиночества.
Вечер подошёл к концу, и Джеймс попросил меня помочь сходить с ним на базар в выходные дни. Я согласился, но так и не понял какого рода помощь требовалась от меня. Оказалось, что все торговцы на базаре сразу распознавали в нём иностранца: рюкзак за спиной, шорты, мятая рубашка, обязательно бутылка с водой в руках. И конечно все поднимали цены втридорога, как только Джеймс подходил к прилавку. Если урюк стоил 120 за килограмм, то сразу становился 500. Молоко за 1000? Такого даже я не мог бы себе позволить. И хотя я не знал английский, уж цифры я точно выучил. Вступая в разговор с местным торговцами, я добивался нормализации цен. Хватит дурить моего друга – кричал я на местных. Он с трудом сводит концы с концами. Джеймс при этом выворачивал свои пустые карманы и произносил на русском единственную фразу, которую он выучил и которую местные до сих пор вспоминают со смехом, «Посмот – рити. Я бэдный амеэриканэц». Понимая, что с таким сопровождающим мистера Джоргенсона больше не обмануть, продавцы стали вести честный торг. Джеймс был счастлив. Я тоже. Вдруг я почувствовал неимоверное облегчение, осознав, что та малая доля английского, которой я овладел, помогла хотя-бы кому-то в этом мире. На мгновенье я почувствовал себя сильным, способным что-то изменить в этом мире к лучшему. Я недоумевал, как так, отдав долг родине и пройдя не одну войну, офицер может оказаться на грани нищеты, и даже проживая в стране третьего мира, экономить каждую копейку. Я ещё раз взглянул в голубые глаза своего американского друга и, будто в зеркале, увидел самого себя. Я был таким же человеком, которого прожевала и выплюнула система, под названием армия. Я тоже был колок в общении, нелюдим, озлоблен на весь мир и бесконечно одинок. Я пообещал себе, что не брошу своего друга, и обязательно вернусь к урокам английского.
***
Я вернулся в дом Галины в приподнятом настроении, мир словно засиял новыми красками. Теперь я не хотел учить английский, чтобы взять от мира как можно больше, мне нужен был этот язык, чтобы дать миру как можно больше. Я поменял своё потребительское отношение к языку и стал больше доверять учителю. Терпеливо проходил всю программу. Прекратил делить английский на нужный и не нужный. Ведь теперь в возложенной миссии заботы о Джеймсе, мне важно было знать каждую деталь грамматики, не важно, как часто она используется в обиходе.
Галина, подобно старой прорицательнице Пифии из Матрицы, знала всё наперёд. Не зря она познакомила меня с Джеймсом. Она была права. Не стоит относиться к языку потребительски. И встреча с Джеймсом убедила меня в этом. Но это было только начало.
Меня и Джеймса ждало ещё много приключений. Я отстаивал его интересы и торговался с арендодателями, у которых Джеймс снимал квартиру, и которые каждый раз хотели от него всё больше и больше денег. Постепенно, овладевая языком, я стал лучше понимать своего друга и всячески старался помочь ему. Джеймс был не один в своём роде. Ближе познакомившись с сообществом волонтёров Корпуса мира, проживающих в нашем городе, я стал изо всех сил помогать им, чтобы они чувствовали себя в моём городе как дома. Затем мы вместе решили организовать бейсбольный клуб. Волонтёры нашли финансирование и купили необходимое снаряжение. Мы играли на пустыре, между школой и железнодорожным перевалом, на заброшенном поле позади школьного двора.
Наше присутствие привлекло внимание дворовых ребят, и те попросились в команду. Надеюсь, что подобно великому учителю, Галине Джораевне, я внёс свою скромную лепту в развитие сообщества нашего городка. Я знаю, что игра в бейсбол стала хорошей альтернативой пьянству и дракам, среди разрухи процветающим в нашем районе. Среди руин инфраструктуры, разбитого асфальта, низких обветшалых зданий и обломков бетонного забора, которые ранее окружали школу, мы звонко отбивали мяч битой, а когда тот подлетал ввысь, мы устремляли свой взор в высокое небо, мечтая о больших переменах. Проводя дни и вечера в поле, мы любовались красивым закатом на открытом пространстве и понимали, что не важно, где ты родился и как ты живешь, небо над всеми нами едино, и оно чертовски красивое, стоит лишь поднять глаза.
Как-то мне позвонил Азиз. Тот самый Азиз, который когда-то отказал мне в работе. «Галина очень хорошо отзывается о твоём прогрессе. Я думаю, пора тебе работать переводчиком в нашей компании», - предложил мне начальник отдела кадров. Я поблагодарил друга, но отказался от предложения. Впереди меня ждало нечто более важное.
***
Через 5 лет на церемонии вручения дипломов я поймал себя на мысли о том, что не только я, но Елена, Иззат и Андрей тоже были учениками Галин и мы все были выпускниками американского университета 2014 года. Через несколько лет один из её учеников стал деканом факультета в том же американском университете. А сколько таких, подобных нам, нашли работу в других вузах США и Европы? Ещё через несколько лет за тысячи километров от нашего родного города мы собрались почтить её память и ещё раз удивились, как нас много.
Тогда, в далёком 2007 году, когда я только познакомился с Галиной Джораевной, лозунг «образование за рубежом» вообще был безызвестным, но практика специальной подготовки и отправки в вузы Европы и США уже существовала в нашем маленьком городке, где почти каждый ученик оказывался в элитном вузе и на стипендии. Эта веранда стала для многих из нас окном в мир. На счету у нашего учителя, как сегодня принято говорить, были сотни успешных кейсов. Так сложилась альтернативная «подпольная» реальная история нашего города, которая лично для меня была важнее всех Огуз Ханов, и Тюркских каганатов вместе взятых. Иногда я задумывался, не является ли она мафиози, добрым лидером международного клана, который, как спрут, распространял свои щупальца по всему миру. А может, это была секта массонов? Если Вы тоже так считаете, если история Галины выглядит сюрреалистически, то это лишь потому, что Вы никогда не определяли образование как сообщество (community).
В современном мире образование чем-то похоже на джунгли. Если ты приходишь слабым, нуждающимся, немощным потребителем, то у тебя ничего не получится. Тебя будет пугать абсолютно всё: каждый куст, каждое насекомое, каждый звук. Если ты заходишь в джунгли как хозяин, полон сил и решимости сделать мир лучше, львы и пантеры станут твоими союзниками. Каждый камень, каждая палка станут оружием в достижении высшей цели. Настоящую силу придаёт не желание мести, а забота о своих ближних. Жизнь доказывает, что рынок потребления отдаляет тебя от настоящей силы, ведь потребитель – это всегда слабак. Любые попытки определить образование как услугу или продукт немедленно делают из Вас бессильных потребителей, вечно нуждающихся, болеющих, слабых и немощных. К сожалению, то, в каком виде образование существует сегодня, есть лишь пародия на образование. Ещё задолго до того, как Вы зайдёте в класс, Вам внушат все возможные комплексы неполноценности, лишат Вас уверенности, ведь это самая эффективная реклама. Все навязываемые и используемые в современной жизни бизнес подходы к образованию противоречат самой природе ОБРАЗОВАНИЯ.
Что такого волшебного делала Галина для своих учеников? Чтобы осознать это, нужно сначала понять, чего она точно не делала. Галина никогда не вешала американский флаг в своём доме. Часто проводила урок в национальной одежде. Она не навязывала глобализацию как панацею от всех проблем. Не нанимала кол центр для обзвона и подогрева желающих обучаться у неё. Не занималась рекламой. Не организовывала воронки продаж. Не унижала учеников, внушая комплекс неполноценности с целью продать свои уроки. Не давала пустых обещаний. Не предлагала изучать английский за три месяца. Она не заморачивалась по поводу длительности урока и интенсивности программы. Час или час двадцать? Все занимались по часу, три раза в неделю. Она не вела страницу в социальных сетях, не таргетировала аудиторию. Не искала свою нишу. Не делила английский на бизнес английский и прочий английский. Не проводила бесплатные пробные уроки. Не устраивала языковой летний лагерь. Не проводила инстаграм лотереи. Не проводила марафоны, и интенсивы. Не раздавала бесплатные чек листы, не вела телеграмм канал. У неё просто не было времени на всё то, чем болеет современный город. Каждая её минута, это конкретная помощь таким отчаянным людям, каким был я. Она бы не стала разменивать наши судьбы на посты в соц сетях.
Галина не создавала свои авторские методики, не изобретала велосипед. Она работала по программе OxfordPressNewAmericanStreamline, знала от корки до корки все 240 уроков, и тогда нужда изобретать свои собственные методики, автоматически отпадала. Нужда в постоянном изобретении авторских методик отпала бы и у прочих учителей большого города, если бы они знали хотя бы одно издательство OxfordPress от корки до корки. Ведь современные публикации самодостаточны. В них есть всё. Их нужно просто знать. В них нужно по-настоящему разбираться.
Другими словами, чудо методики Галины заключалось в том, что она не делала ничего из того, что сегодня делают курсы и репетиторы английского языка. Именно это неделание составляло существенную часть ее успеха.
Второй компонент заключался в сплачивании людей вокруг идеи социальной ответственности и заботы друг о друге. Именно эта идея, как ничто другое, излечивает отчаянье, избавляет от чувства беспомощности, внушаемого Вам рынком потребления, заставляет мозг по-настоящему работать.
Итак, запомните: настоящее образование — это не услуга и не бизнес продукт. Это сообщество.
………………………………………………
