Судя по документам, хранящимся в Государственном архиве Курской области, шулерство – как способ зарабатывания денег и как преступление – не являлось распространенным явлением. Лишь после прокладки по территории губернии железной дороги в Курске все чаще начали появляться профессиональные шулеры-гастролеры. Они, по-видимому, и стали наставниками тех курян, которые в конце XIX – начале XX веков составили неуловимую шайку, орудовавшую в Ямской слободе. Их жертвами обычно становились транзитные пассажиры паровозов, реже курские купчишки и мещане.
Далее устных или письменных сообщений в полицию дело с места не двигалось. Но однажды стражам порядка все же удалось изловить мошенников. Вот как это было.
13 октября 1906 года в старинный город Курской губернии Обоянь прибыли два лица «мужской национальности». Того, что был постарше, звали Мосес (Михаил) Данилович Тер-Гукасов. В книге гостей местной гостиницы, «номеров Андреева», была отмечена его принадлежность к дворянскому сословию Бакинской губернии и возраст – 37 лет. Второй субъект представился как Петр Алексеевич Добров, 23 лет, студент столичного института гражданских инженеров имени Императора Николая I. О целях визита странный тандем не обмолвился ни словом.
На следующий день Тер-Гукасов и Добров отправились в Обоянский общественный клуб, где вовсю кипел азарт запрещенных карточных игр. Сыграв в одну из них, имевшую весьма символичное название «железная дорога», Тер-Гукасов довольно легко положил в свой карман почти двести рублей.
Воодушевленные успехом, партнеры двинулись в клуб и 15 октября. Добров, хотя и не принимал участия в игре, почти все время стоял вплотную возле сидящего Тер-Гукасова. Когда городовой Иван Бобрышев, проверявший в этот вечер посты в Обояни, по обыкновению заглянул в клуб, то увидел в коридоре молодого незнакомца в форменной студенческой тужурке. Будущий инженер, вынув в этот момент из кармана карты, разложил их на ладони и стал тасовать. Услышав, что кто-то идет, студент направился к выходу. На вопрос городового, чем он здесь занимается, Добров ответил, что только что вышел из клуба. Однако минуту спустя вновь вернулся в коридор, достал, но уже из другого кармана тужурки, и маниакально приступил к таинству тасования. Бобрышев, не теряя времени, рассказал о случившемся швейцару, а тот – дежурному старшине клуба Нахалову. По иронии судьбы, старшина в данный момент был партнером Тер-Гукасова. Будучи матерым картежником, Нахалов понимал, что гость играет нечестно, но уже второй вечер не мог уличить шулера. И вот очередь «держать банк» дошла до Тер-Гукасова. С царской медлительностью Мосес Данилович придвинул левой рукой переданные ему колоды карт, а затем другой рукой, которая за мгновения до этого была заложена у него под модным пиджаком, накрыл их. В этот миг Нахалов отчетливо рассмотрел, что на ладони правой руки Тер-Гукасова были наложены карты.
По требованию старшины игру немедленно прервали. Нахалов схватил шулера за руку и заявил об этом всем присутствующим. Тер-Гукасов нисколько не возражал против такого поворота событий, показывая всем своим видом, что воспринимает это в качестве недоразумения или казуса.
При проверке шести колод, которыми велась игра, оказалось, что недостает двадцати карт. И если бы Тер-Гуксов достал их, то смог бы «побить» четыре раза любые комбинации своих партнеров. В это время Добров неожиданно направился в бильярдную и бросил за шкаф находящиеся у него в кармане карты. После этого он довольно быстро вышел из клуба и скрылся.
Официант клуба и швейцар достали из-за шкафа тринадцать карт. Они оказались из тех колод, которыми играли в тот вечер в «железную дорогу».
Тер-Гукасова задержали. Но до прибытия полиции он совершил свой последний шулерский ход. Сказал, что ему необходимо сходить в уборную. Вернувшись оттуда, он с довольным видом уселся за стол. А спустя пару минут неутомимый швейцар предъявил присутствующим найденные в уборной подтяжки, которые были припрятаны за дверью. Особенностью этих чудо-подтяжек являлись пришитые с внутренней стороны шелковые мешочки.
По прибытии полиции все свидетели показали, что во время игры Тер-Гукасов делал какие-то знаки Доброву пальцами, и у шулера постоянно, как бы о нервного тика, подергивалось лицо, выписывая такие гримасы, что наблюдавшие за действом едва сдерживали приступы смеха. Особой ценностью отличались показания обоянца Александра Полторацкого. Он, оказывается, вчера засиделся допоздна в одном кабаке, где гуляли Тер-Гукасов и Добров. Последний, пребывая в приличном подпитии, поведал незнакомцу, что подтяжки с шелковыми мешочками всегда находятся при Тер-Гукасове во время игры в карты, в мешочки он сбрасывает со стола ненужные ему карты. Мосес Данилович считал это своим изобретением.
На следующий день Добров сознался в шулерстве и обещал уплатить те деньги, что выиграл обманным путем его спутник. При полицейском обыске в «номерах Андреева» в бумажнике бакинского дворянина нашли два червонных туза со штемпелем Санкт-Петербургского Эстонского клуба.
Однако уже на следующий день Добров отказался от своих слов и совместно с Тер-Гукасовым признали себя виновными. При этом выяснилась интересная предыстория обоянской гастроли дуэта шулеров. Тер-Гукасов сказал, что живет исключительно на средства, добываемые игрой в карты, и знает все тонкости этого занятия. В Обоянь они заехали по дороге в Корочанский уезд Курской губернии, направляясь к родственникам Доброва. Студент же сказал, что познакомился с Тер-Гукасовым в 1905 году, во время игры в карты на курорте в Пятигорске. Тогда Добров проиграл шулеру двести рублей и с тех пор он является его должником.
Дуэт отбыл предварительное заключение в Обояни. В феврале 1907 года дело передали в Курский окружной суд. Более года шло следствие, в ходе которого выяснились многочисленные «смягчающие обстоятельства», вроде обнаруженных светилами курской медицины ряда хронических болезней у фигурантов. Шулеров пришлось освободить под залог.
Наконец, 10 марта 1908 года окружной суд в присутствии присяжных заседателей определил: Мосеса Даниловича Тер-Гукасова и Петра Алексеевича Доброва считать по делу оправданными, но с оговоркой. Тер-Гукасову под угрозой возбуждения нового дела предложили самодепортироваться на историческую родину в Бакинскую губернию и никогда оттуда не возвращаться.
