Не договорились
Тошка ушёл на сутки раньше меня, мне пришлось задержаться. Комиссар, узнав, что в село я пойду сам, был недоволен, но не задержал.
- Тебе решать, ты командир. В другой раз …
- Я понял, что Вы хотите сказать. Но если я из землянки выходить не буду, что про меня подумают партизаны? Мне надо идти.
- Хорошо. Я задержусь, дождусь вашего возвращения.
Я взял с собой немецкий автомат, патроны к ППШ были на исходе, и сменную одежду. Как только увидел крышу крайнего дома, выкопал под деревом яму, оружие и лесную одежду спрятал там. Осмотрев тайник – остался доволен. Из бумажного пакета, посыпал всё вокруг табаком. На первый взгляд в селе было спокойно, патрули на моей дороге попались всего два раза, я удачно от них спрятался. Добрался до дома, который мне указал Архип. Здесь тоже было тихо: пожилая женщина белила забор палисадника, двое мальчишек копошились возле ворот. Обогнув интересующий меня дом, я затаился в развалинах соседнего. Через час показались люди, двое, вооружившись лопатами, принялись копать землю, третий командовал. «А вот и хозяин, боятся его, видно это». Я перелез через брёвна, зайдя к хозяину дома со спины, тот, устроившись в плетёном кресле, покрикивал на работников.
- Чего надо? – не оборачиваясь в мою сторону, тихо спросил мужчина.
«Глаза у него, что ли на затылке?» - я замер.
- От Архипа я.
- Жди, с огородом закончу – поговорим.
Ждать пришлось долго, лишь, когда хозяин дома проверил очищенные от земли лопаты работников и проводил их за ворота, он вернулся ко мне.
- Выходи, мне глаза нужно видеть.
Я сел на табурет напротив мужчины, одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что передо мной слепой человек.
- Архип человек хороший, зачем прислал?
- Не прислал, я сам пришёл, он сказал, что с вами можно разговаривать.
- Можно, я и про театр поговорить могу. Был в театре?
Мне ответить было нечего, в театре я не был.
- Молчишь, значит – нет. А я был! Какая там публика была, но, то до революции, какие шубы были у женщин. Ты спал на песцовой шубе? Опять молчишь! Чего надо?
Я уже и не знал, что мне надо от этого человека, который воровал женские шубы из театра, пусть хоть и до революции.
- Говори, - торопил хозяин
- «Глаза» нам в селе нужны, - я сказал первое, что пришло на ум.
- Полиция, милиция – ничего не меняется, - мужчина пошевелился, устраиваясь удобнее.
- Не поможете?
- Нет.
Через два месяца, когда немцами была обнаружена группа партизан, пытавшихся подорвать водонапорную башню на станции, кто-то прикрыл их огнём из кустов, бойцы смогли уйти. Мне тогда показалось, что это дело рук этого мужчины.
Вернувшись в отряд, я первым делом справился про Тошку, он ещё не пришёл. Комиссар ничего у меня не спрашивал, ждал, когда я сам расскажу. Выслушав меня, он сказал:
- А ты спроси себя, почему люди должны тебе помогать? Они дел ваших не видели, не слышали, я не удивлён, что тебя так приняли.
Через два дня вернулся Тошка, он светился от радости, когда рассказывал, как встретился со Старостиным и что тот готов выполнить задание.
- Вот, командир, действуй. Так сделай, чтобы у врага уши заложило, пусть помнит о вас каждый день! Испуганный солдат – это не солдат, враг должен бояться. Я поговорил с Тихоновым, будет с него толк, только ты сразу от него многого не жди, пусть освоится. Я завтра уйду, загостился я у вас, - комиссар улыбнулся, - пора домой.
Задумка
Проводив комиссара, я собрал своих командиров:
- Тебе старшина за дело браться. Тошка проводит тебя с разведчиками, возьми с собой сапёров, пусть сами на месте всё посмотрят, может чего железнодорожники подскажут. Да, хватит парня Тошкой звать – Антон он!
Через два дня, со станции, вернулись разведчики, старшина выглядел довольным:
- Там ребята такое придумали, что у немцев скулы от злости сведёт!
- Зови сапёров, послушаем их задумку.
План сапёров был хорош, им его подсказал Старостин. На первый взгляд всё было просто: от главной ветки железной дороги уходило ответвление, оно вело в парк отстоя вагонов, сейчас их там порядка тридцати. Нужно подорвать рельсы, как можно ближе к стрелке, а когда маневровый паровоз привезёт рабочих и материалы для ремонта, то рвануть мину под ним. Получится создать пробку на главном пути, уничтожить паровоз и воспрепятствовать подаче пустых вагонов для погрузки. План сапёров мне понравился, началась подготовка к операции.
Через два дня мне доложили, что всё готово: взрывчатка на станции, Старостин указал места установки мин. Такое зрелище я пропустить не мог, первыми ушли сапёры с разведчиками, вторыми - моя группа прикрытия. Ночь скрывала наше передвижение, но я опасался подходить близко к ж/д путям, нельзя было сорвать операцию из-за чьей-то неосторожности. Взрыв прогремел неожиданно для всех, многие партизаны приподнимали головы, чтобы лучше рассмотреть, что произошло. Путь был разворочен, на станции раздался сигнал тревоги, началась суета. Через несколько минут, подсвечивая себе прожектором, показался паровоз, он толкал впереди себя платформу. Вдоль железнодорожного пути шли немецкие солдаты, рабочих видно не было. Остановившись возле места повреждения, паровоз выпустил пар, несколько солдат, а может там и офицер был, осматривали воронку от взрыва. Я увидел, как из паровоза спустился человек, незаметно он юркнул в кусты. Громыхнуло так, что я зажмурился! Переборщили сапёры с взрывчаткой, мне показалось, что паровоз подпрыгнул. Громкий скрежет металла, крики раненых, несколько увесистых железяк долетели почти до нас. Нужно было уходить, но не хотелось, я радовался нашей победе, широко раскрыв глаза, смотрел на то, что мы сделали. После возвращения в отряд никто спать не пошёл, слышались песни, кто-то танцевал. Да, у нас была причина для веселья и радости, мы в первый раз громко о себе заявили!
Продолжение следует.
