У взрослых определенно есть какая-то страсть к коллекционированию. Банки, коробки, старая одежда, которую уже никто не носит, статуэтки, которые убирали, чтобы пыль не собирали, но теперь они занимаются тем же, только в другом месте, где глаза больше не мозолят. Туда же – подарки-пустышки от дальних родственников. Что-то уже свое отжило, побитое, поцарапанное. Что-то никогда и не было нужно, но вдруг потом пригодится. Хотя бы когда-нибудь. Выбросить-то все равно жалко. Кучи всякого хлама, а в нем – целая история.
Вместо того самого балкона, на котором родители хранили свою «коллекцию», в семье Юли был чердак. Было обычное ленивое воскресенье, когда все уроки сделаны, на кружки какие-нибудь идти не надо, но и гулять особо не хочется. Холод неприятно щипал за нос, сугробов намело так, что потеряться можно. В снежки даже не поиграешь: снег покрылся ледяной коркой, а под ней – рассыпчатый, белый, но такой совершенно не лепится.
Юле нравилось иногда проводить время на чердаке. Это было ее почти тайное место (о нем, конечно же, знали все, кто в этом доме жил, но ведь главное – впечатление). Девочка была из тех детей, которым больше нравилось оставаться наедине с собой. Хотя друзья у нее имелись, одноклассники не обижали. В кругу близких могла быть шумной, громкой, энергичной, бойко. Находиться в большой компании Юле не составляло труда: не надоедало, не отбирало силы. Но также ей вполне хорошо было в полном одиночестве на чердаке, в кругу старых вещей. Возможно, сказывалось бремя роли старшей сестры. Конечно же, она любила своего маленького брата, но это сейчас он подрос и стал более смышленым. А раньше ведь нужно было следить целыми сутками за малышом, угадывать, почему плачет, почему кричит, чем недоволен, пытаться разобрать в детском лепете привычные человеческие слова (Юля удивлялась, как мама всегда с первого раза понимала, что брат говорил). В общем, ни минуты покоя, поэтому сейчас девочка наверстывала упущенное.
Чердак казался каким-то другим миром, параллельной вселенной. Звуки жизни в доме долетали приглушенно. Время будто остановилось. Частички пыли не спеша плыли в воздухе, подсвеченные желтым от лампочки под потолком. Юля пробежалась глазами по полкам, заставленным кучей коробок, на которых подписано содержимое: «Игрушки», «Диски», «Детская одежд», «Инструменты», «Книги». В последнюю девочка все же заглянула, но интерес тут же потеряла, увидев одинаковые болотно-зеленого, коричневого и черного цвета переплеты, выстроенные в ряд. Когда собралась задвинуть коробку обратно, за ней заметила еще одну, с надписью красным маркером «Сказки». Интересно, почему же они отдельно? Это стоило бы спросить у папы: ему принадлежала идея все вещи на чердаке разложить по группам, чтобы потешить свою педантичную душу.
Коробка оказалась не слишком тяжелой и внутри была гораздо привлекательнее, чем предыдущая. Книжки тонкие, с яркими обложками. Юля сразу узнала те самые сказки, которые мама читала ей в детстве. Позднее именно они стали первыми прочитанными девочкой, когда она освоила буквы.
Первой книжкой, которую Юля вытянула из коробки, была «Золушка». Девочка аккуратно провела пальцами по выбитой на обложке золотистой надписи. В груди разливалось что-то светлое, приятно теплое. Сказки откладываются в памяти, застывают там надолго, можно сказать, навсегда, и в обычные дни вряд ли возникнет желание вернуться и перечитать. Но полусонное зимнее воскресенье оказалось подходящим для того, чтобы вспомнить, с чего начиналась когда-то твоя жизнь.
С каждым предложением история затягивала все сильнее и сильнее. Жалко было бедную Золушку, у которой в юном возрасте умерла мама, а отец привел в дом злобную женщину с такими же противными дочерями. И без того у девушки травма после потери близкого человека, а тут еще и эти со своими бесконечными претензиями, упреками, унижениями, бессмысленными заданиями. И куда отец вообще смотрит? Почему никак не защищает родную дочь?
Юля попробовала представить себя на месте Золушки. Если бы мамы рядом не было. Только склочные мачеха и сводные сестры, а папа в это время непонятно где. Нет, она бы точно не выдержала находиться в таком доме ни секунды. Девочка почувствовала, как с каждым словом в сказке, с каждой репликой, принижающей Золушку, закипала злость. В детстве все воспринималось совсем не так, а сейчас очень хотелось защитить несчастную, не дать в обиду, как-нибудь ответить на все обидные слова, поставить на место возомнивших о себе невесть что этих злобных гадюк.
«Почему ты все терпишь? – мысленно обратилась к Золушке Юля. – Я бы на твоем месте…»
Как только в голове девочки прозвучала эта фраза, она заметила нечто странное. Мачеха с картинки смотрела прямо на нее. Но ведь секунду назад вредная тетка на этой иллюстрации была повернута к Золушке, на которую самозабвенно ругалась. Взгляд мачехи выражал издевку, лицо – абсолютную самоуверенность и превосходство. Юле показалось, что даже подбородок вздернула слегка вверх, словно спрашивая: «И что ты мне сделаешь?»
– Разобралась бы, чтобы ты больше никогда никому не причиняла боли, – шепотом сорвалось с губ.
И после этого Юля почувствовала какой-то легкий удар в спину, словно кто-то ее толкнул. Лампочка резко погасла. Чердак погрузился в темноту: окон не было, свет пробивался только через маленькие щели крыши. Девочка с досадой ойкнула. Наверняка опять выбило пробки, такое иногда происходило. Отложила книгу, поднялась, держась за стену, наощупь, пару раз все же чуть не споткнувшись, прошла туда, где, как она помнила, был выключатель.
Свет вернулся. Юля зажмурилась от резкой яркости, проморгалась и, когда перед глазами перестали плавать темные пятна, застыла на месте, словно кроссовки приклеились к полу.
Это не был чердак, где она сидела и читала сказки. Юля оказалась совершенно в другом месте, в какой-то полутемной каморке, маленькой, очень скромной. Казалось, все и без того ограниченное пространство занимали швабры, ведра, тряпки и прочие нужные для уборки вещи. Но кровать, задвинутая в угол, указывала на то, что здесь все-таки умудрялись жить. Девочка внимательно оглядывала помещение, пытаясь понять, где она оказалась, а самое главное – как это произошло. И едва не подпрыгнула на месте, когда услышала за спиной деликатное покашливание, которым хотели обратить ее внимание.
– Кто здесь?! – резко обернулась Юля. – Ой, здравствуй…те…
Девочка замерла, не веря тому, что видит: перед ней стояла Золушка. Настоящая, точь-в-точь, как на иллюстрациях в книжке, будто ожившая картинка. Видно, что она сама была удивлена появлению чужого человека, но все равно сдержанно, вежливо улыбнулась:
– Здравствуй. Ты, наверное, к моим сестрам?
Юля поморщилась и отрицательно покачала головой. Со сводными сестрами Золушки ей бы точно не хотелось пересекаться.
Девочка не знала, что и ответить. Ей, честно говоря, даже было немного страшно. По какой-то нелепой случайности она оказалась в совершенно другом мире, для которого явно чужая: Юля догадывалась, насколько странно выглядит в потертых домашних джинсах и широкой футболке с ярким рисунком в антураже старой сказки. Можно было только позавидовать выдержке Золушки: она сохраняла спокойствие, лицо ее даже выражало интерес к гостье. Впрочем, всегда можно сказать, что ты из других краев, каких-нибудь очень-очень дальних.
Но как быть дальше? Как вернуться обратно? Что если Юля здесь останется навсегда? Как же тогда мама, папа, младший брат, друзья? Родители наверняка будут сильно волноваться…
В голове всплыли последние слова, которые девочка сказала перед тем как, словно по волшебству, погас свет. Что если это шанс все поменять?
– Вообще-то я тебе помочь пришла, – сказала Юля, собрав в кулак всю свою решимость.
Послышались недовольные голоса и стремительный топот ног. Золушка только успела обеспокоенно шепнуть Юле «прячься!», как дверь резко распахнулась и на пороге появилась мачеха, из-за ее спины выглядывали сводные сестры. Женщина выглядела очень раздраженной: лицо и шея пошли красными пятнами, ноздри раздувались. Сероватые, словно у сушеной воблы, глаза, посмотрели прямо на Юлю. Мачеха будто узнала ее, хмыкнула самодовольно, сразу выпрямилась, пытаясь казаться больше, выше и более грозной.
– Надо же, кого к нам принесло, – с издевкой протянула женщина и снова нахмурилась, уже обращаясь к Золушке:
– А ты что тут делаешь, бездельница?! Прятаться от меня вздумала? А ну живо на кухню! Причем обе!
– А где «пожалуйста»? – ответила Юля. Людей, не знающих ничего об уважении к другим, она терпеть не могла.
-–Ты дерзить мне вздумала? – прошипела не хуже змеи мачеха. – Быстро, кому сказала!
Юля растерянно наблюдала, как Золушка, опустив голову, молча стала собирать нужные для работы по дому вещи. Бедной падчерице тоже не нравилось, как мачеха обращалась с ней, и девочка это прекрасно видела. Золушка уже будто окончательно смирилась. Сложно же будет ее расшевелить, но Юля готова была попробовать еще раз.
Она решила пока принять правила этой игры и отправилась на кухню, как и велела мачеха. Юля уже хотела вызваться мыть полы, чтобы облегчить Золушке жизнь хоть ненамного, но та наотрез отказалась. Поэтому девочка скучающе протирала стол от крошек и каких-то разводов, наблюдая, как сестры с мачехой снуют по всему дому. Носились с какими-то платьями, туфлями, шляпами, накидками. Что-то придирчиво перебирали. Одна из сводных сестер Золушки едва в истерику не впала с отчаянным возгласом: «Мне нечего надеть!»
Юля поняла, в каком именно моменте сказки она находилась: мачеха и ее противные дочки как раз собирались на бал.
– Я буду самой красивой! – пропела одна из сестер, пытаясь усадить на свою голову странного вида шляпку, которая больше походила на горшок, усыпанный перьями.
– Нет, это буду я! – перечила ей вторая, криво натягивая на себя накидку розового цвета, от которого в глазах рябило.
«Да вам уже ничего не поможет», – подумала Юля, наблюдая за их потугами.
– Вы обе самые прекрасные! – умиленно воскликнула мачеха. – Одна из вас обязательно сможет сразить принца наповал! Но вторую тоже без трофея не оставим. Наверняка у принца должны быть знатные друзья. Ну, или на худой конец найдем какого-нибудь министра. Не страшно, даже если старого. Главное, чтоб богатый был, а там уже видно будет…
