Своё обещание Серафима сдержала: часто приходила к Дашеньке. И встречам радовалась не меньше, чем девчушка. Приносила Дашеньке румяные пирожки, а ещё шила для неё крошечные рубашечки, – мягкие, с красиво расшитыми рукавами. Как-то Дашенька серьёзно попросила Серафиму:
- А ты сшей рубашку для папеньки. Я видела, как моя нянюшка Анюта шила рубашку своему мужу. А он потом радовался. И папенька обрадуется, коли ты рубашку ему сошьёшь.
И Серафима шила рубашку Сергею… И сердце замирало от счастья… и слезами горькими рубашку эту поливала: судачили бабы в Верхнем, будто бы приглянулся Анисимов дочке какого-то шахтного начальника из города. И начальник этот зачастил на шахту, и всякий раз дочку с собою привозит, – как, скажи, и она, девица эта, что-то смыслит в шахтных делах…
-В том она смыслит, как за Анисимова замуж выйти, – высказывала догадку Авдотья Пахомова. – Наряжается, – ровно кукла. И всё норовит Сергею Степановичу на глаза попасться – в нарядах своих.
- И к девчонке его подбирается,– соглашалась Марья Захарова. – Намедни видела: привезла с собою куклу из города… И леденцов на палочке, пряников ещё. Пока папаша ейный с Анисимовым про дела толковали, она домой к Сергею Степановичу направилась: гостинцы дочке понесла. Анютка, няня Дашенькина, потом рассказывала: нахмурилась девчушка… Не взяла ни пряники, ни леденцы. И на куклу из городской лавки не взглянула даже, как ни уговаривала её Анютка. Так и оставила гостинцы свои эта Елена… Васильевна по батюшке, – сказывала кума Фёкла, как звать-величать городскую эту… что в жёны Анисимову метит. Ушла восвояси.
Куклу городскую, оставленную Дашенькой на скамейке во дворе, Серафима сразу увидела. Дашенька объяснила:
- С нею невесело играть: она холодная какая-то, кукла эта. И не понимает ничего. А твои куклы любят, когда я их баюкаю.
К бабьим пересудам Серафима не больно прислушивалась. И по-прежнему на Сергея никогда не гадала, не спрашивала судьбу про него… Что ей надо, и так могла узнать. И незамеченною умела остаться.
Как-то Анисимов с приезжим начальником, Харитоновым, осматривали по склонам Лисьей Балки жилы горюч-камня, что порою выходили здесь из-под земли. А Серафима неподалёку собирала цвет зверобоя и душицы – как умела она: так, что и тень её незаметною была. И, хоть шелестели-позванивали под ветром ковыльные волны, слышала Серафима каждое слово. Усмехнулась, – поняла, что Харитонов не стал ходить вокруг да около. Деловито и озабоченно хмурился, расспрашивал Анисимова про жилы горюч-камня, а потом остановился, заложил руки за спину:
- Вот что, Сергей Степанович. Приметил я: больно нравишься ты дочке моей, Елене. Что разговоров у неё – то всё про тебя. Женишься на ней – мы с тобою таких дел здесь, в Лисьей Балке, наворочаем!.. А приданое за Еленой такое получишь, что хватит не только на её шпильки-булавки- брошки… да простыни с прошивками, – хватит, чтоб ты здесь ещё пару шахт новых открыл. С Луганским литейным заводом есть договорённость: у них большая нужда в здешнем горюч-камне. Да и солеваренный завод на Бахмутке требует горюч-камня. Ну, что?.. По нраву ли тебе моё предложение?.. Через год-другой так развернёшься здесь, что равных тебе не будет. А потом, помимо шахт, и литейный завод приберёшь к рукам: доходы позволят.
Анисимов не стал медлить с ответом. Серьёзно кивнул Харитонову:
- Предложения твои, Василий Пантелеевич, весьма привлекательны. Думаю, здесь не одну шахту надо строить. Нужда в горюч-камне, как ты правильно заметил, и на литейном заводе, и на Бахмутке, и на Черноморском флоте.
- Ну, так что?.. По рукам тогда? О чём тут долго говорить. Теперь о другом давай: когда к Елене сватов засылать будешь? Она ждёт-не дождётся, радёшенька будет, – вот как ты ей нравишься.
- Чтоб сватов засылать, Василий Пантелеевич, – мало, чтоб я ей нравился. Надо, чтоб и она мне нравилась, – сдержанно объяснил Анисимов.
Харитонов побагровел:
- А неужто дочка моя не люба тебе?!
- Другая люба мне.
-Да знаешь ли ты, сколько охотников до её руки! Знаешь ли, скольким она уж отказала, – из-за тебя!
- Догадываюсь. Елена Васильевна так хороша собою и умна, что нет ничего удивительного в желании многих достойных мужчин видеть её своею женой. И я не сомневаюсь, что скоро найдётся такой, что и ей придётся по душе.
- Я ему – про Ерёму… а он мне – про Фому! Моей дочери ты по душе пришёлся!
- Я не могу ответить ей тем же. Другую люблю.
Харитонов помолчал. Потом тяжело взглянул на Анисимова:
- Что ж с плеча-то рубишь, Сергей Степанович. Я тебе дело говорю… а ты – ровно мальчишка неразумный. Давай так: не тороплю тебя. Подумай над моими словами. Такой капитал плывёт к тебе… Да ещё и с такой женою, какой тебе может стать моя дочка. Сколько тебе понадобится времени, чтоб обдумать всё, что я сказал тебе?
- Времени мне не надо. И ответа иного не будет: люба мне другая.
На отцовские намёки – так, мол, и так… нечего тебе надеяться на Анисимова, – Елена Васильевна промолчала, лишь улыбнулась высокомерно. Разузнать про ту, что так люба Сергею Степановичу, для Елены Васильевны не составило особого труда: местные бабы переглянулись… припомнили, как Анисимов на Масленицу ведьму эту из Лисьей Балки на лошадях вкруговую катал, да долго так!.. Припомнили и то, что в избушку к ней захаживает Сергей Степанович, да и она бывает у него, в дочке его души не чает… Закивали согласно: по всему видно, – она, Серафима, и есть любушка Анисимова. Окромя неё, некому: Сергей Степанович, сколько живёт здесь, и не взглянул ни на одну. Умеючи, не трудно было Елене Васильевне, будто мимоходом, и про дорожку к Серафиминой избушке узнать. И в следующий раз, когда они с папенькою приехали на шахту в Верхнее, решительная и смелая Елена Васильевна – пока папенька и Анисимов о делах разговаривали – сама отправилась в Лисью Балку.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15