На охоте у Раэ и Мурчин возникло нечто вроде перемирия. Во время засады не поругаешься, приходится сидеть тихо. Ведьме нравилось наблюдать, с каким упорством охотник подстерегает оленя. Раэ мог подолгу стоять в одной позе, изготовившись к выстрелу, на помосте, устроенном в развилке дерева. Ждать, ждать и ждать, когда к ручью выйдет лань. Одно неверное движение, и лань, заметив охотника, удирала в чащу. Но Раэ ничем не выдавал досады и снова ждал новой возможности. Лань могла появиться через час, но не спешила встать под выстрел. Раэ выгадывал. Раэ стрелял. Раэ промахивался. И снова ждал. Ждал, чтобы все-таки сделать тот самый выстрел, который должен был принести ему добычу.
Мурчин пристроилась в кроне соседнего дерева, где создала свой собственный помост, скорее, подвешенный в воздухе, а не прилаженный к дереву. На помосте она поставила удобное кресло, в котором могла полулежать, наслаждаясь игрой солнца в зелени и шелестом листвы. Она не видела оленей, олени – ее. И на том спасибо. Зачем потащилась с Раэ на охоту? Чтобы валяться на помосте и забавлять саму себя довольно ловким орудованием золотым челноком, с помощью которого она плела серебряную тесьму? За время охоты она наплетала довольно приличный моток. Ей действительно бывало что продавать в городе с лотка уличной торговки. Настроение у нее было благодушное вот уже несколько дней. Она все эти дни к Раэ вообще не придиралась.
После того, как Мурчин сунула Раэ под нос метрику, она показала ему молодые целехонькие зубы мудрости у самых миндалин, а еще язык и, ликуя, удрала вприпрыжку из его спальни. Сволочь!
И пошло, и пошло! Раэ ее теперь развлекал, сам того не желая. Теперь он сам на себя недоумевал, как он мог подумать , что Мурчин трехсотлетняя ведьма! Да сейчас все подтверждало, что она всего лишь девчонка ненамного старше его! Это многое для него объясняло по-новому. И то, что Мурчин глупила в ведении хозяйства, и все ее девчачьи несдержанные вспышки, и все ее попытки заигрывать с Раэ! Тот злился, все у него валилось из рук под задорное хихиканье Мурчин, и самое главное – как он ругался на себя. Ну какой же он был слепой! Он что – раньше не видел, как Мурчин охорашивается перед зеркалом, носится со всеми этими девчачьими ленточками-чепчиками-платьицами, словно это ей внове? Так оно ей все действительно внове! Почему она норовила усвистать в Аву на танцы, словно молоденькая? Так это потому, что ей и двадцати нет! Ну не станет так себя вести уставшая от жизни старуха!
Ну какой же он слепой придурок! Тут наверное и ведьмобойцей быть не надо, чтобы понять, что перед ним – девчонка! Глупая девчонка! Ковен она, видите ли, свой перебила вся такая могущественная! Да она просто щепка, которая отлетела в сторону, когда рубили лес! Ей просто повезло!..
Подчас Раэ хотелось узнать, что же стало с незваными гостями после того, как за ними пожаловал лич, но он не хотел расспрашивать из чувства противоречия ведьме. Он довольствовался своими наблюдениями, которые говорили о том, что Мурчин не боится последствий после появления непрошеных гостей. Не потому ли, что лич все разрешил так, что больше беспокоиться ей не о чем? Охотник подмечал, что Мурчин ждет, и даже намекает на то, что могла бы удовлетворить его любопытство, но если он злился так, что иначе как «дура сопливая» не называл свою тюремщицу, то о чем они могли все эти дни разговориться?
Хотя тем для разговоров даже без этого могло быть предостаточно. Взять хотя бы обвинение Мурчин в убийстве сына Султарни, пышные похороны Раэ, а затем персональная охота всей Авы на ведьму-убийцу. Впрочем, по этому поводу сам Раэ даже заикнуться боялся. А ну как выкажет излишнюю заинтересованность? А ну как ведьма из-за этого что-то заподозрит? Каждый вечер, приклонив колена перед молитвой, охотник с облегчением отмечал, что и в этот день Мурчин не заводила об этом речи. Как будто ее это не беспокоило! Делает вид, что ли? Вполне может быть. Сколько раз она бывала в Аве еще до визита Ретеваро? Уж конечно она знала и про разнесшуюся весть о смерти Раэ, и про похороны, и про награду за свою голову. Но при этом возвращалась из города как нагулявшаяся, беззаботная и ничуть не подавала вида своему пленнику что как-то обеспокоена происходящим в Аве...
За эти дни к ведьме несколько раз прилетали почтовые вороны. То ли одна и та же, то ли несколько - Раэ не мог различить. Он не сомневался, что они из Авы, и было ясно, что не от Ретеваро, потому как Мурчин их ждала, а не гнала, и заинтересованно принимала, сажала себе на руку, забирала у них письма и уходила к себе читать. Вид после этих писем у нее был самый невозмутимый. А ведь она наверняка пытается выяснить, кто пытается ее сделать врагом Султарни!
Раэ в попытках избегать встреч с Мурчин пытался уйти с головой в работу по дому. Надо было хотя бы починить наконец-то все то, что порушили ворвавшиеся в дом ходячие мертвецы… Раэ напортачил где только мог: несколько раз переделывал дверные косяки, в которые никак не хотели входить двери, разбил часть стекол для кухни, когда бестолково стеклил напольные окна, окончательно развалил переломанную веранду и пока не знал, с какого боку к ней подступиться для починки… в общем, поводов быть недовольным собой у него было предостаточно, они накатывались как снежный ком. Ну что он мог поделать? Опыта в такой работе у него почти не было, и уж конечно никто никогда ему одному ничего подобного не поручал, он всегда, случись что делать подобное, был в помощниках мастерам. Ну и, конечно, руки становились крюки при мысли, почему ведьма и по поводу ходячих мертвецов себя ведет как ни в чем ни бывало. Будто это не мертвецы не пойми откуда взялись, а мухи налетели, доставив минутное неудобство владелице веера. Так она все-таки нашла себе объяснение, откуда они? А если нашла, то какое - единственно правильное или какое-то другое? А Раэ своим молчанием не обличает ли себя? А ну как она уже пронюхала про этот карман и наложила лапы на эту филактерию?
Филактерия... Что ж пора было признать, что все остальные неприятности просто меркли при мысли о ней. Плевать было на то, что ведьма мнила себя любимой, что лич восставал из гроба и с кем-то расправился, что Раэ похоронили... Возможно, последнее подкосило бы охотника, кабы у него не появилась новая цель: найти эту треклятую филактерию, выдернуть пробку и уничтожить сердце лича. Все другие размышления были попросту отошедшими на второй план, жалкой попыткой отвлечься от понимания того, какой долг стоит перед ним, охотником. Он должен был ее найти и уничтожить. Даже ценой жизни. Ведь это же была филактерия лича! Но все это время охотник никак не мог собраться с духом. И сделать. Раэ боялся. Боялся соваться в тот страшный карман и искать столь страшный клад. И винил себя за то, что от одной мысли ступить в тот лес ему становилось дурно.
"Меня и так похоронили" , - говорил он себе. Как и то, что он все равно из Кнеи живым не выберется. И погибнуть при уничтожении филактерии для него было самым правильным поступком... единственным, придающим смысл его жизни..
Охотник порой утешал себя и ругал за то, что чувствует облегчение при мысли, что эта затея была для него в те дни куда более неподступна, чем разваленная веранда. Он никак не мог подгадать, когда туда идти и слабо представлял, что делать. Предлогом охоты на оленей не отбрешешься: Раэ не с чем было идти на охоту. Лежа по ночам и мыслью гуляя по темному, освещенному грибами и гнилушками лесу, он ощущал свою беспомощность. Как подготовиться, чтобы сунуться в это неизведанное место? А если там тебя поджидает еще с десяток шатунов? За все это время он не чувствовал над собой спящим присутствия Ткачихи. Очевидно, она больше не считала нужным тревожить покой живого...
А тем временем мымра Мурчин порхала по Кнее в каком-то полупьяном лихорадочном состоянии, как в предчувствии праздника, строила свои воздушные замки и считала Раэ жертвой своих чар, не столько ведьминских, сколько женских. Напрямую не лезла, так что и на прямой отпор не наталкивалась. Впрочем, получи она даже прямой отпор, все равно бы не поверила, а истолковала бы его по-своему.
Впрочем, зараза, угадала, чем его подкупить: откуда-то из недр своих покоев достала и преподнесла ему отличный составной лук, новый. И две отличные тяжелые стрелы к нему. Раэ не устоял.
Нет, он не надеялся на то, что еще раз с помощью оленя попробует пробраться в пространственный карман. На это он пока что не рассчитывал. Ну... почти. Нет-нет, куда ему сейчас. Стоило ему только коснуться этой темы в мыслях, как он тотчас ее отбрасывал - пока что не до этого. Он должен бы собраться с духом. Дождаться, когда ведьма отбудет на долгий срок в город. И уж конечно даст ему волю охотиться одному...
Но он не выдержал, измотанный размышлениями о филактерии, своих похоронах прежде смерти и непониманием, как дальше быть. Он жаждал попасть в лес, даже если рядом крутилась ведьма. Ну пусть хотя бы на охоту рядом с этим пространственным карманом... да пусть и в самом деле только для того, чтобы подстрелить оленя...
На эту охоту Раэ пошел с каким-то отчаянным азартом и желанием отвести душу. Нет, эта мымра-таки увязалась за ним и в лес! Что ей дома не сиделось со своей зеленой жабой! Устроилась на помосте по соседству, сволочь, и мешала засаде! Да-да, наверное это она, шелохнувшись невовремя, вспугивала оленей!
-Сложно с тобой, - сказала Мурчин после того, как очередная лань сбежала от выстрела, - зато нескучно. Подумать только – сейчас ты одна сплошная беспомощность. Через каких-то пять часов ты устанешь и захочешь спать. Через пару часов ты захочешь есть. Ты уже сейчас утомлен. Но все равно собираешься добыть оленя. И ведь добудешь же!
-Вот только если ты болтать не будешь, - прошептал Раэ не поворачивая головы, - такая могущественная ведьма, а язык за зубами держать не можешь.
Все эти дни слова «могущественная» и «верховная» он не мог говорить без поддевки. А Мурчин только посмеивалась и добавляла:
-Да, верховная! Да в девятнадцать. Так-то вот. Из молодых да ранние мы.
Вот и сейчас ведьма беззаботно рассмеялась:
-Пока что оленей поблизости нет. Ты этого не знаешь, и все равно будешь стоять настороже. Сколько усилий зря!
И хотя ведьма была на соседнем дереве, Раэ почувствовал, как какая-то невидимая, как бы солнечная рука, забирается ему под капюшон и ворошит волосы. В другое время он бы испытал запретную негу и, возможно, поддался бы ей, но сейчас, взопревший, покусанный мелкой мерзкой мошкой, обозленный неудачей, он испытал лишь раздражение. Тряхнул головой, стараясь отогнать наваждение. Ведьма хихикнула.
-И все же мне нравится твое упрямство, - сказала Мурчин, - даже при такой немощи оно делает тебя сильным. Будь ты магом, весь мир был бы у твоих ног.
«Ага, как у твоего лича», - подумал Раэ про себя, а вслух сказал:
-Если ты будешь болтать, поблизости не будет ни одной козы. Ты же сама хотела, чтобы мы пошли на охоту. Зачем ты мешаешь? Хочешь быть единственной козой в округе?
-Оленей пока нет, кроме разве что... – отмахнулась Мурчин, - ну, я скажу тебе, когда ждать.
И ведьма так махнула челноком, что он золотым лучом сверкнул на солнце. Ага, подойдут сюда звери, как же. Блестишь на всю округу. Все, конец охоте? У хозяйки иное настроение?
-Твое упрямство должно быть направлено на то, что действительно важно, - продолжала Мурчин, - тебе в Цитадели основательно заморочили голову. Воспитали тебя так, чтобы ты мог помереть на войне с колоссами. Все это только ради удобств верхушки, которая не желает передавать власть нам, колдунам.
«Ой, какая плохая верхушка!» - ответил ей мысленно охотник.
Мурчин продолжала тоном учителя, и теперь Раэ было понятно, почему этот тон так не вязался с ее нежным девчоночьим голоском – не ее это были мысли, не пережитые, не пропущенные через опыт, как у его учителей, а вбитые ей кем-то в башку.
-Вашей верхушке выгодно, чтобы человечество, подобно муравейнику или собачьей стае, плодилось и размножалось, чтобы больше было рук для ее обслуживания и защиты. Чтобы побольше талантов служило им, а не самим себе. Чтобы подобные тебе не задумывались над тем, что они делают. Сама же верхушка живет как хочет. Рано или поздно она вообще уничтожит землю. Обесплодит ее, выжмет из нее все соки. Раэ, Раэ, от тебя скрывают, что существование человечества бессмысленно. Вы рождаетесь, спите треть жизни, нуждаетесь в пище и отдыхе. Как рабочая пчела производите каплю меда и гибнете только для того, чтобы малая доля из вас пожила в удобстве. Во временном удобстве. Потом человек уничтожит землю, и будет пустой шарик лететь миллионы лет в мировом пространстве. Человек обессмысливает и свое существование, и этого мира в целом. Упрямится, не хочет уступить место новой расе. Вот где настоящая гордыня, а не та, в которой люди обвиняют нас, ведьм.
-Тише ты!
-Да нет тут ланей!.. Мы же ничего не желаем плохого. Хотим ласково свести человечество со сцены. Мы не собираемся устраивать мор, потопы, трус… Это все не наши меры, а разбушевавшейся природы, которая хочет спастись от человечества.
«Ага, конечно. Чего стоит только страшная чума, которой заражаетесь вы, те, кто живет больше ста лет. И из-за который пару сотен лет назад перекосило большую часть человечества? Разве до сих пор не находят в лесах костяные деревни и даже города? Потопы, мор, трясение земли часто там, где людей Бог наказывает из-за того, что они слушаются вас».
-Раэ, а ну посмотри на меня, чего хмуришься?
Он почувствовал, как невидимая солнечная ладонь взяла его за подбородок и повернула голову в сторону Мурчин.
-Мы же не желаем ничего плохого… Ты это понимаешь? Моры, потопы и стихийные бедствия – это все не наши меры.
-Понимаю. Вы ж не дураки иметь дело с большим количеством внезапно погибших.
-Дурачок ты, Раэ. Дело вовсе не в большом количестве массово тлеющего трупья. Это неудобство временное. Можно это пережить в Кнеях. Насильственное уничтожение человечества… нет-нет. Нас останавливает простое милосердие, ты об этом никогда не думал?
«Вас останавливает то, что этот мир – для людей. Не будет людей, не нужен будет и мир».
-Да, милосердие. Не удивляйся! Тебя же учили, что мы жестоки, так ведь? А мы хотим устроить человечеству золотой закат. Мягко приостановить его размножение.
Раэ выронил стрелу, которую он все еще держал наготове. Она гулко ударилась о помост, войдя в доску под углом.
-Все-таки твой голос так далеко разносится, - сказал Раэ, - мы сегодня ничего не поймаем.
-Да не идут еще олени, - сказала ведьма, не меняя позы в своем удобном кресле. Ее речь вилась, как плелась тесьма у нее между пальцев, - когда-нибудь представитель высшей расы закроет глаза последнему человеку на земле и история существования несуразного животного будет окончена. Всего-то надо остановить это безобразное колесо воспроизводства человека – научить его хорошо предохраняться и избавить от маеты с заботой о потомстве. Ни одно животное не размножается с такими муками, как человек, не вкладывает столько сил в свое потомство, не живет взрослой особью столь кратко по сравнению со своим взрослением. Для самого человека размножение – одна сплошная мука. Разве не милосердие его от этого освободить?
«Ага, а так же от необходимости есть, спать, греться, охлаждаться, лечиться от болезней… да чего ж вы тянете? Прибить скотину, чтоб не мучилась».
-Да чего ты смеешься? – с раздражением спросила Мурчин, - ну я же вижу, что ты лыбишься! Забраться бы тебе в голову да и вырвать тебе с корнем твои глупые мысли. Впрочем, они и не твои. Проклятая Цитадель! Как же крепко она заколачивает чушь в ваши головы… Ну ничего. Ничего. Я справлюсь. Я тебя переупрямлю. Внушили тебе глупое лжеучение про какую-то душу, которую никто не видел. Они это сделали, чтобы оправдать бессмысленность бытия человека. Без этой сказочки многие из вас поняли - и очень быстро - как бессмысленно ваше немощное однодневное бытие. Человек жаждет бессмертия. И это оправдано. Оно должно существовать, это бессмертие. Здесь, на в этой жизни. И избранные особи могут его достичь.
«А еще человек жаждет Неба, Мурчин. Только откуда тебе это знать? Ты же человеком толком не была!»
-Кто остановит размножение несуразного вида? – ведьма увлеклась и опять унеслась в болтовню, - кто наследует землю? Лучшая раса! И вот как раз избранные люди могут войти в состав этой расы, достигнув бессмертия через магию. Как я. Как ты. Мне нравится твоя сила и упертость. Главное, чтобы она была направлена в нужное русло.
-Может, хватит? Отправь меня лучше в колодец!
-Не нравится правда? Она рушит твое мировоззрение? Болезненно, понимаю.
-Да… - Раэ уже не сдерживал язык, - сколько еще народу по твоей указке не попадет в эту избранную расу… Ой сколько… Зря живут и небо коптят!
-Да, зря, - согласилась Мурчин, делая вид, что не замечает в его словах насмешки, - должен выжить сильнейший. И отсев оправдан… Чему ты смеешься в кулак? А ну-ка, скажи, может, вместе посмеемся?
-Если сильнейший, то это тот, кто побеждает ведьм. Ведьмобойца!
Ну сейчас она даст ему жару. Вместо этого Мурчин откинулась в кресле. Невидимая солнечная рука сдернула с головы Раэ капюшон и отвесила легкий подзатыльник.
-Подколоть меня решил? Думаешь, самые сильные – это охотники в Цитадели? Нет, они уборщики мусора. Они тоже лишь слепое орудие. Они отлавливают шарлатанок и профанов от магии. Они делают за нас грязную работу. Но они никогда не отловят настоящих ведьм.
-Я видел целые клетки битком набитые…
-Сумасшедшими старухами, потерявшими человеческий вид?
-Твои слова.
Раэ быстро опустил лук, чтобы не оказаться с ним вместе в колодце. Еще чего доброе оружие сломается во время перемещения… Но Мурчин только усмехнулась. В эти дни она ни разу не шарахнула своего пленника молнией, не запустила молочником и даже не обругала.
-Так вот, дорогой мой, это – не ведьмы. Это отходы. Их даже не отлавливают, а подбирают. Там, в застенках твоей зачуханной Цитадели, им самое место.
-А ты, значит, не из таковских будешь?
Ведьма опять не рассердилась, улыбнулась, накрутила пепельную прядь на золотой челнок. Такую роскошную, какая могла быть только у ведьм.
-Я похожа на них?
-Да как тебе сказать… и чтобы не соврать, и чтоб вниз головой с помоста не полететь…
Оба вместе рассмеялись. Мурчин неожиданно задорно.
-Я знаю, что не похожа. Я такая одна.
-Правда?
-Ты ведь и так это уже понял, верно? - сказала ведьма и чмокнула губами как в поцелуе. Раэ ощутил, как будто мягкие губы коснулись его лба и смутился.
-Не делай так больше, - нахмурился он.
-А иначе что?
Раэ молчал, потупившись. Что он мог ответить? Надо было вывести хозяйку из себя так, чтобы она его прогнала. Что такое сказать, чтобы нарушить ее благодушие? А не соскочить ли сейчас с помоста и не направиться домой? Дел полно, а охота, похоже, сорвалась...
-Тише! – сказала ведьма, - готовься, олени идут!
И лукаво, как-то для себя, улыбнулась. Уж не приложила ли ты руку к их приходу? Лань появилась через несколько минут. Осторожно пробиралась среди деревьев к водопою. Пока Раэ ее ждал и готовился к выстрелу, он позабыл обо всем на свете. Застыл, как каменный. После утренней неудачи он должен, должен… Стрела вонзилась козочке в крестец. Она бросилась прочь. Охотник слетел со ствола дерева, как с шершавой ноги колосса – почти не пользуясь веревкой.
-Шею свернешь! – донесся до него запоздалый возглас Мурчин. Но Раэ уже несся сквозь чащу, не разбирая дороги, за подбитой добычей, раскидывая ветки кустов. Лань замешкалась в кустах, хромая, продралась сквозь них на глазах у Раэ и упала меж двух кочек. Раэ рванулся за ней…
Его чуть тряхнуло, как при том ощущении, когда Мурчин перемещала его в колодец.
Он очутился в совершенно другой местности. Нет, это был не лес. Раэ запоздало сообразил, что вслед за ланью влетел в тот самый пространственный карман!
Продолжение следует. Ведьма и охотник. 48 глава.
