Разговор шёл о налогах. В ходе комментирования статьи, ранее опубликованной на другой площадке, одна из комментаторов — задала вопрос о так называемых «природоресурсных налогах». На этот вопрос ей ответил другой комментатор. Ответил в том духе, что это и не налоги вовсе, а платежи за продаваемые ресурсы. При этом, там же в комментариях, было и соображение, касающееся того — кому именно принадлежат такие ресурсы.
Мысль делает в раздумьях иногда странные петли.
Иногда, словно проходя мимо, двигаясь на какой-то шум впереди, вдруг замечаешь некую маленькую деталь, мимо которой ты уже, кажется, прошёл; возвращаешься и видишь небольшой проход в стене, некую расщелину. И ныряешь в неё. А там открывается какой-то совершенно неожиданный и необычный вид.
При некотором рассуждении становится ясно, что так называемые «природоресурсные налоги» имеют несколько иную природу, нежели обсуждённые нами ранее. Платежи за использование природных ресурсов носят характер компенсационный. Они имеют в России происхождение из того утверждения, что природные ресурсы принадлежат народу России, а он имени народа России деньги собирать взяло привычку государство; оно же берёт на себя и распоряжение такими средствами. Хотя, надо отметить, что за всё время капитализма в России особенно чётко проявилась разница между тем и другим. Но речь сейчас не о том.
Вопрос, как ни странно, стоит иначе:
«Если смысл природоохранных платежей состоит в том, чтобы направить определённые средства на поддержание (а быть может и на восстановление) окружающей человека среды, то можно ли полагать, что природные ресурсы (по крайней мере некоторые из них) принадлежат отдельному народу и, соответственно, находятся в ведении отдельного государства?»
На эту же мысль наводит и оживлённое перетягивание каната с антарктическими секторами и Северным полюсом, которое развернулось за последнее время.
Вопрос, на который прежде всего необходимо ответить при рассмотрении проблем, связанных с использованием и восстановлением ресурсов окружающей среды, следующий: «природная среда планеты Земля представляет собою фрагменты, которые слабо связаны между собою и потому легко выдерживают дробление весьма случайными государственными границами, или же является некоторой целостной системой, вроде океана Соляриса?»
Если верный ответ состоит в фрагментарности системы, то взимание платы за природные ресурсы (с некоторыми оговорками!) вполне допустимо со стороны государства.
Если же ответом на вопрос окажется ответ о целостности и неделимости природосистемы, то верность взимания компенсационных платежей со стороны отдельных государств становится не только совершено бессмысленной, но и, — рискну доказать, — противоправной.
Ясно, что вопрос о целостности природной среды как именно системы находится вне компетенции юристов. Не менее очевидно для современного жителя планеты Земля, что этот вопрос вполне разрешён — природная среда, в которой живёт человек, является единым целым: оказываются связанными не только воздушные массы между собою, но и воздушные массы и недра, воздух и животный и растительный мир, вода и растительность и животные, вода и недра… Даже космическое пространство (например, с летающим там мусором вполне земного происхождения) стало частью системно связанной внутри себя средой обитания человека.
А вот тут уже начинает говорить юриспруденция. Получается так, что человек как носитель единственно истинного, изначального права имеет право на нормальную для своего обитания окружающую среду, на одну единственную, единую на всю планету Земля окружающую среду, а не просто на некий фрагмент, находящийся в границах государства: огромного и самого значительного по своему фрагменту такого, как Россия, или совершенно крохотного, такого, скажем, как Сан-Марино.
Автор далёк от мысли поддерживать нелепые по своему содержанию притязания тех или иных личностей и властей, которые требуют сохранять в неизменности окружающую среду, в которой находится человек в неизменности. Человек не только по факту своего существования с необходимостью изменяет окружающую природную среду, но и вправе это делать, поскольку он вообще может существовать только изменяя таковую (в отличие, скажем, от любого иного биологического вида) в противном случае человечество в целом и человек как вид обречены на деградацию и отмирание (именно как вид!). Тут даже нет необходимости в каких-то особенных познаниях: достаточно просто посмотреть вокруг себя, чтобы убедиться, что даже в глухой тайге (не говоря уже о компактном проживании большого количества людей) человек просто-таки из кожи вон вылазит для того, чтобы изменить свою среду обитания, например, окружая себя оболочкой из второй природы: артефактами. Мало того, ограничение права человека на изменение окружающей среды ведёт с неизбежностью к тотальному ограничению его прав вообще, а, следовательно, его личности, ведь бесконечность воли человека всегда требует распространения всех её определений (позитивного, негативного и бесконечного) на любую вещь, существующую в мире или созданную, возникшую как новая. А негативное определение волей человека любой вещи (право пользования) всегда будет менять её природу.
Тем не менее, а, быть может, именно поэтому, существует необходимость охраны окружающей среды в состоянии, в котором человек может наиболее благоприятно существовать, а, стало быть, и изменять эту самую природную среду. Ту самую среду, которая является именно, как минимум, планетарной, а вовсе не государственной. Вполне справедливо известное замечание, что „земля на уделы не делится“.
Государство собирает, тем не менее, природоресурсные платежи. Пусть даже оно и не называет эти платежи налогами (такие платежи как не удовлетворяющие главным критериям налогов явно не являются таковыми, но дело теперь не в названии и не в классификации, а в самом факте отчуждения в свою пользу определённых прав в связи с охраной окружающей среды). Однако, в состоянии ли именно государство заниматься такой охраной и, если — да, то в какой мере и какими средствами? И если такая мера или такие средства ограничены, то не влияют ли сами эти ограничения на возможность реального обеспечения и защиты права человека на благоприятную для его существования окружающую среду?
Необходимо тут же заметить, что первое ограничение в мере и средствах защиты государством права человека на благоприятную для него среду обитания состоит ровно в том, что государство вообще говоря, не всемогуще и не бесконечно-функционально. Оно способно заниматься только тем, что в качестве своей цели имеет защиту и обеспечение прав и свобод людей путём, между прочим, их ограничения, но не, скажем, рациональным изменением окружающей среды. Государство именно как некий субъект не создало (и никогда не создаст) пока ни одного артефакта. Во всяком случае, оно в лучшем случае обеспечило работу вполне определённых людей над созданием такого, скажем, артефакта как космический корабль, но никакое постановление «партии и правительства» не смогло бы вывести в космос 4 октября 1957 года искусственный спутник Земли, а 12 апреля 1961 года — пилотируемый космический корабль с человеком на борту. И — обратите внимание! сейчас особенно анекдотично выглядят высказывания государственных деятелей того времени о том, что именно партия и советское государство смогли покорить космическое пространство. Уверяю вас, что при этом при всём никто никогда не говорил, что волей партии и советского государства (в числе прочих, конечно, — над этим постарались все участники космической эпопеи) околоземное пространство начало потихоньку превращаться в свалку космических отходов. А знаете почему? — да только по одной единственной причине, которая состоит отнюдь не в пользе человечества в целом в устройстве космической баррикады из собственных отбросов, и не конкретного человека отдельно, и даже не в интересе какого-нибудь маленького, но гордого народа или государства, а исключительно в том, что интерес и действия классового государства (любого, Россия в данном случае никакое не исключение! иных государств, государств неклассовых просто нет) состоит в частичности, которая часто сводится к элементарному эгоизму.
Эгоистический подход государства, которое как субъект всегда имеет свои собственные и всегда частичные интересы, кои оно стремится всегда навязать в качестве всеобщих (например, ставя интересы государственной безопасности выше прав и свобод индивидуумов, в том числе, между прочим, на индивидуальную безопасность) особенно хорошо проявляется при заключении всевозможных природоохранных соглашений с такого же рода субъектами — государствами. Достаточно вспомнить проблему Киотского протокола, который до сих пор ратифицирован лишь частью государств, чтобы отчётливо понять, что если государство находится, скажем, в состоянии кризиса в какой-то своей области (например, испытывает затруднения с развитием производства), то оно вообще сделает вид, что никакой проблемы планетарного характера попросту не существует. Но при всём при этом деньги с индивидуумов будет собирать за решения подобной проблемы исправно, представляя их, эти взимаемые деньги, в качестве необходимой платы именно этому государству на то, чтобы именно это государство, скажем, занималось воздухоочисткой, хотя бы оно и было самым «грязным» именно в смысле выбросов в атмосферу или хотя бы от него вовсе не зависела чистота атмосферы планеты, так как главные источники загрязнения, напротив, находятся вообще вне сферы воздействия такого государства. В обоих случаях государство попросту мошенничает, отбирая у субъектов в свою пользу часть прав. И ничего, в сущности, не представляя взамен.
Мало того — время от времени между государствами вообще возникают серьёзные конфликты по поводу природных ресурсов, конфликты, которые угрожают уже не только правам и свободам граждан этих государств. Достаточно посмотреть на географическую карту Европы, чтобы вполне оценить себе — что именно произойдёт в случае серьёзного конфликта государств, находящихся в верховьях Дуная. Но если Европа в нынешних условиях ещё не столь «горячий район» (это если не считать как раз грубое попрание прав человека и международных норм при агрессии стран НАТО в Югославии), то можно обратить внимание на распределение относительно государственных границ нефтяных полей Саудовской Аравии и ОАЭ, можно вспомнить и о проекте поворота сибирских рек для пополнения Арала, можно заинтересоваться проблемой питьевой воды в Израиле и реки Иордан.
Изменение, скажем, климата, происходящее на нашей планете, в том числе и за счёт действий людей, вовсе не всегда неблагоприятно для конкретных государств. Например, в России, похоже, климат за последние 50 лет стал значительно мягче. Во всяком случае, это хорошо стало ощущаться в Сибири. Экономически стало более оправданным, например, сельскохозяйственное производство Сибири, а затраты на обогрев жилья имеют тенденцию к удельному снижению. В таких условиях Государство Российское, которое вовсе не несёт ответственности ни перед кем за тайфуны в Северной Америке (возможно, впрочем, тоже ставшие результатом всё того же изменения климата), будет только использовать (или даже споспешествовать этому) изменению климата на планете Земля. А отчего бы и нет? Ведь оно не в состоянии согласно существующей доктрине воздействовать никакими методами на деятельность никаких людей или государств, которые находятся за пределами государственных границ Российской Федерации, следовательно, Россия не несёт и никакой ответственности за подобные действия и последствия вне пределов государственных границ.
Отсутствие такой ответственности, а значит, и заботы есть, таким образом, прямое следствие принципа государственного суверенитета на определённой довольно случайным с точки зрения на природную систему (единую, как мы выяснили для себя, систему) выделенной территории.
Итак, в качестве вывода получается, что ни одно государство не имеет необходимых средств для защиты права человека на необходимую человеку природную среду обитания. Во всяком случае пока и поскольку на планете Земля существует более, чем одно государство.
Схожая ситуация возникла и с выводами о юридической природе осуществления правосудия.
Различие же между рассматриваемыми ситуациями состоит в том, что право на защиту права при правоприменении есть прежде всего субъектное право, в то время как интерес в поддержании системного благоприятствования в природной среде как есть прежде всего публичный интерес. Впрочем, указанный публичный интерес так или иначе, но всегда сводится к правам конкретного человека на жизнь и здоровье и на пребывание в благоприятной среде, поэтому различие между описываемыми ситуациями носит, как верно надо понимать, скорее, технический характер.
Но если сказанное верно, и существует право индивидуума, которое не может быть защищено или обеспечено исключительно средствами только отдельного государства, либо такая защита и обеспечение оказываются заведомо неэффективными в силу самого объекта права, то из этого в сопоставлении со ст. 2 Конституции Российской Федерации следует, что государство, тем не менее, обязано признавать в качестве необходимости защиты и обеспечения право человека на сохранение благоприятной среды обитания в качестве высшей цели своего существования. И, следовательно, для подобного обеспечения поступиться чисто государственными принципами, если поступиться ими необходимо в указанных высших целях именно существования самого государства. А, как мы видели, одним из принципов, который делает интересы государства эгоистичными и не позволяет ему осуществить эффективную защиту обсуждаемого права человека, является принцип государственного территориального суверенитета. И, следовательно, в силу принципа супрематичности принципа высшей цели существования государства как защиты и обеспечения прав человека, именно от принципа государственного территориального суверенитета надлежит отказаться для эффективной защиты права человека на благоприятную среду обитания на планете Земля.
В принципе, такой вывод не слишком нов. В отличие от международной юстиции, в отношении которой можно сказать, что она существует только в зачаточном состоянии и в весьма ограниченном объёме, в отношении защиты среды обитания от принципа территориального государственного суверенитета, во всяком случае понимаемого в классической его форме, отказались достаточно давно. Есть масса международных организаций вроде, например, МАГАТЭ, которые осуществляют наднациональный контроль над поведением субъектов в природной среде обитания. Вопрос не стоит в том — следует или нет допускать инспекторов МАГАТЭ на все без исключения ядерные объекты того или иного государства, включая объекты совершенно секретные. Вопрос состоит в том, чтобы сделать вообще всю работу, направленную на контроль над использованием природных ресурсов и опасных работ в области природной среды с целью сохранения благоприятной среды обитания людей исключительно находящейся только в ведении не национальной, а международной юрисдикции с правом даже силового вмешательства в необходимых случаях. И если это признать допустимым, то тогда и следует выделить из всей массы обязательных платежей именно налог, который бы уплачивал любой пребывающий на планете Земля — налог экологический. И вот только тогда бы он и имел налоговую природу. Но существование таких налогов вопрос куда как более глубокий и связанный с пересмотром представлений о чём-то, что есть сугубо национальное, а что этому самому национальному характеру регулирования противоречит по своей природе.
Однако дело не в том даже как это назвать: налог, сбор, пошлина. Немедленно встанет вопрос значительно более капитального свойства — кто и как будет собранными средствами распоряжаться?
Сказанного ведь мало. Всё упирается ещё и в тот вопрос комý именно принадлежат ресурсы, являющиеся исчерпаемыми или исчерпываемыми, даже если они по случайности и находятся в недрах, в воздушном пространстве или на территории того или иного государства.
Не говоря, между прочим, уже о том, что всё внеземное пространство с его объектами не может быть подвергнуто вообще национальному регулированию даже и в том виде, как это регулирование производится сейчас.
Ярким примером в этом отношении является история с космическими артефактными объектами. Согласно существующей доктрине предполагается, что национальный искусственный объект является частью территории государства, на которой его изготовили. Например, космическая станция «Мир» несла в себе территориальную юрисдикцию СССР и РФ. До сих пор неясно — чья юрисдикция сохраняется внутри обломков указанной станции и сохраняется ли она вообще. Но ещё более нелепым, однако совершенно законным — заметьте! — являлось бы требование об оформлении виз для иностранных космонавтов, посещавших указанную станцию с бортов иностранных космических кораблей. Или привлечение их к ответственности за незаконный переход государственной границы.
Кстати, это правило должно бы было выполнено и при пристыковывании кораблей «Аполлон» и «Союз», равно как необходимо было заниматься в стыковочном модуле проверкой паспортного режима и таможенного оформления. Всё это выглядит совершенно нелепо, но абсолютно законно с точки зрения существующего соотношения между национальными юрисдикциями и нормами международного космического права.
Ныне все противоречия такого рода благополучно преодолены именно запуском международной космической платформы, являющейся вненациональной территорией.
Если признать, что фауна и флора планеты Земля находятся в системном единстве вообще с окружающей средой на планете, то следует иметь в виду, что ни растения, ни животные, равно как и ветры, и тектонические массы, воды — как пресные, так и солёные, вовсе не подчиняются установленным режимам государственных границ. В этом смысле невозможно определить никакой вид птиц или животных, например, как национальный и заниматься его эффективной охраной как в местах гнездования, так и в местах зимовки. Ответить на вопрос — комý именно принадлежат такие перелётные птицы или кому именно принадлежат стада горных коз, постоянно и беспрепятственно мигрирующих через горные границы, ответить на вопрос — комý принадлежат запасы углеводородного сырья, расположенные в поле, простирающемся в недрах территорий нескольких государств, а, в сущности, остро необходимые именно иным государствам и людям, живущими на землях весьма удалённых от этих планетарных запасов — совершенно невозможно. И тогда вопрос правовым методом национального регулирования добычи такого сырья или национальным способов защиты тех или иных видов вовсе не может быть решён. И хорошо ещё, если всё дело упрётся только в нелепость требования предъявить паспорта с визой для космонавта и оформить таможенную декларацию при переходе с борта на борт космического объекта. Тогда всё оборачивается только и исключительно занятным юридическим анекдотом. Однако, как мы замечаем, иногда подобные вопросы решаются применением весьма и весьма неправовой силы. А последнее всегда ведёт к нарушению права человека на жизнь и здоровье.
Вот, однако, до чего может довести замечание о природоресурсных налогах после рассуждений об объективности юридической действительности.
Итак, надо стать глобалистом, итак, надо стать либералом, чтобы выжить на нашей лучшей из всех Планет. Но всё как раз дело в том, что последовательный глобалист и либерал потребует так или иначе полной ликвидации всяких государств именно для полного и всестороннего обеспечения реализации самого широкого круга прав человека и основных свобод.
То есть потребует и тут коммунизма, причём на всей нашей Планете.
