-Серафимушка!..
Брови её, как прежде, строго слетелись к переносице. А в глазах, в тёмной сини нераспустившихся васильковых бутонов – неприкрытая радость: не смогла с нею справиться Серафима, когда Сергей подошёл. Взял её за руки:
- Ждал я тебя. Ничего не радовало, пока тебя не увидел. Пойдём, прокатимся?
Серафима чуть повела глазами в сторону баб:
- Люди вон… смотрят, Сергей Степанович. Разговоров будет – не переслушаешь… Про то, что ты со мною катался.
- А мне отчёт держать не перед кем. Знаю, – и ты вольна в своих поступках. Пусть говорят, Серафимушка. Я ещё на заре сам тройку впряг в сани, – Анисимов кивнул на лошадей в нарядной сбруе с бубенцами: – Никому не разрешал в эти сани садиться. Думал, как прокатимся с тобою.
Из какого-то нездешнего… немыслимого далека расслышала Серафима грустный и ласковый голос Фёдора:
-Теперь он будет любить тебя и жалеть. Как я, будет звать тебя Серафимушкой…
Серафима мягко освободила руки из его ладоней, чуть усмехнулась:
- Пойдём, – коли молвы не боишься.
Анисимову самому хотелось лошадьми править… Да ещё больше хотелось рядом с Серафимой сидеть, за руку её держать… Поэтому окликнул Григория Захарова, распорядился:
- Вкруговую давай.
Видела Серафима, как их с Сергеем провожали глазами притихшие бабы, как подталкивали друг дружку локтями, когда он подсадил её в сани и сам сел рядом.
Григорий – лучший возница. С места тронул мягко, а потом – ровно не бежала по дороге тройка лошадей, а летела, земли не касаясь: таким стремительным и лёгким был этот полёт…
- Хорошо, Серафимушка?.. Хорошо-то как, милая! – Сергей ласково сжимал её руку.
- Хорошо… – Серафимин голос почти не различим, но он его слышал, и сердце взлетало – тоже в каком-то незримом, головокружительном полёте.
Встречный ветер подхватывал с обочины дороги снег. Сергей склонился к Серафиме:
-Не холодно, Серафимушка?
Расстегнул шинель, укрыл её плечи. И она не отодвинулась, не сбросила шинель… Лишь чуть прикрыла глаза. Вполуоборот, через плечо, с улыбкой в голосе Григорий спросил:
- Всё ли ладно, Сергей Степанович?
- Спасибо тебе, Григорий Васильевич. – Анисимов тоже улыбнулся: – Ты на дорогу смотри, – а сюда тебе нечего.
- Нешто не понимаю, – кивнул Григорий.
И пониманием своим заставил Сергея вспыхнуть по-мальчишески…
Уже срывались с губ его слова:
-Люблю, Серафимушка… Женой моею будь…
А она положила ладонь на его губы:
- Не говори, не надо…
И он целовал её пальцы и ладони. А она забыла о стыде своём, – что руки у неё обветренные, потемневшие от работы тяжёлой. Просто хотелось, чтобы он ласкал их…
Когда солнце коснулось вершины далёкого степного кургана, Серафима сказала:
-Пора уж, Сергей Степанович. Смеркаться скоро станет.
Он поднял на неё глаза:
- Серафимушка!..
- Пора.
В Верхнем улицы заметно обезлюдели. Сергей не выпускал Серафимины руки:
- Провожу тебя, Серафима Игнатьевна. В балке сумеречно уже.
- Сама дойду. Не впервой мне, – в сумерках-то. – Сдержанно поклонилась: – Спаси Христос, Сергей Степанович.
Будто и не было счастливого, неземного полёта… А Сергей отчаянно пытался удержать недавнее счастье:
- Я только до крылечка твоего…
Серафима покачала головой:
- Не ходи за мною.
Быстро и легко пошла по тропинке, что вела к склону балки, где уже сгущалась синева…
На Масленицу бывает: днём – капель, талым снегом чуть повеет… А к вечеру вдруг закружатся снежинки. Сергей смотрел, как они ложатся на маленькие Серафимины следы, засыпают чуть приметную дорожку… И вслед за Серафимой спустился в балку.
Остановился на крыльце – постучать не решился, помнил строгий её голос: не ходи за мною…
А метелица и впрямь разыгралась – невесомым кружевом ложилась на дубы и поляны с подтаявшим днём снегом. Серафима выглянула:
- Зайди в избу-то… Того и гляди, – всего снегом занесёт.
Сергей уронил папиросу:
- А откуда ты…
-Не велика тайна-то, – усмехнулась Серафима. – Проходи. Блины у меня на печи ещё тёплые.
- Блины?..
- А ты думал, – раз ведьма, так, кроме приворотного зелья, ничего не умеет боле?.. И блинов испечь не умеет?..
К блинам подала Серафима топлёное масло, сметану в кринке. Сергей и стесняться позабыл, брал блин за блином, как мальчишка, в сметану макал:
- Будто домой попал, Серафимушка!
- Так уж и домой… – почему-то вздохнула Серафима. – Какое ж сходство у избушки моей с твоим домом в Петербурге.
-Ну, блины у тебя несравненно вкуснее, чем в Петербурге пекут.
Хорошо, что при свете лучины не видна была радость в её глазах.
А потом они сидели у печи, – как днём, когда в санях катались. И так же касались друг друга плечами. Серафима на миг к руке его притронулась:
-Скучаешь по дому-то? По городу… Что тебе в нашей балке!..
Сергей смотрел, как мерцает в печи жар горюч-камня.
- Шахта здесь. Крепко она меня держит. И теперь всегда будет держать. А скучаю… по дочке.
- Расскажи про неё.
И он долго рассказывал о Дашеньке. Серафима тихонько кивала, вслушивалась в его радость, и своя неизбывная грусть тоже радостью становилась:
- Ещё… расскажи.
А метелица так и кружилась по Лисьей балке, и темнота от снежинок будто светлела…
- Серафимушка! Век бы так, – с тобою рядом.
Серафима поднялась, выглянула в окно:
- Снова снегом дорожку занесло. Утром на шахту придёшь… наслушаешься: что не только катался со мною, а и ночевал у меня. Лучше тебе сейчас уйти, до света, чтоб никто не видел, откуда возвращаешься-то.
Сергей тоже поднялся:
- Серафимушка! Ты только не перебивай меня… Дай сказать.
- А не надо тебе ничего говорить, Сергей Степанович.
-Мы же счастливы с тобою… когда вместе. И ты знаешь это, – я вижу.
- Знаю. И другое знаю: одним на двоих это счастье не станет.
- Ты женою моей будешь. Без тебя мне ничего не в радость: ни праздник, ни работа. С тобою только… капель вот слышал, метель эту вижу, – потому, что ты рядом.
- Кажется это тебе, Сергей Степанович. Пока ты здесь, в нашей балке, – кажется. Со скуки, от тоски это.
- Ты… не хочешь быть моей женой?
Надо было сказать… и она сказала, а голоса своего не слышала:
- Не хочу.
- Серафимушка!..
-Уедешь отсюда, – сам поймёшь. Благодарить меня будешь, что не согласилась я женою твоей быть.
Он взял её за плечи:
- Что ты говоришь, Серафимушка!
Если бы он знал, как ей хочется прижаться лицом к его плечу и расплакаться!.. А она убрала его руки:
- А думал ты, как в Петербург-то вернёшься, – с такою женой, как я?.. Как покажешь меня родне своей… друзьям?.. Я же не стану другой, Сергей Степанович. И в Петербурге буду такою же, как здесь, в Лисьей Балке.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»