Анисимову снова не спалось. Приоткрыл окно – вдохнуть морозной свежести. Закурил.
- Правда, что ли, ведьма…
Думал о Серафиме насмешливо, а за насмешкой скрывал досаду… а ещё глубже скрывал ожидание неожиданного, неясного счастья.
А видеть её хотелось. И каждое утро чувствовал желанную отраду: возьму вот… и снова схожу к ней. Просто зайду. Что такого! Ведь можно же просто мимо идти… и зайти. Сергей Степанович не замечал, что улыбается, – счастливо, будто мальчишка, что впервые влюбился. Вот только чего вдруг ему просто так ходить по занесенной снегом Лисьей Балке, Анисмов не подумал. Убеждал себя: возьму вот… и схожу. И берёг своё тайное счастье, оттягивал его наступление, – чтоб подольше ждать его. А ещё – просто не решался, чтоб взять и пойти в Лисью Балку. Помнил гневные синие всполохи в Серафиминых глазах.
Если выдавалась свободная от книг, чертежей, документов минута, Анисимов спускался в забой. Любил – хоть иногда – взять кирку и рубить уголь. Нравился запах свежевырубленного угля, нравилась своя сила…
Однажды отлетевший кусок породы ударил Сергея Степановича чуть повыше виска. Ясно, – в глазах потемнело… И в темноте этой увидел синие Серафимины глаза – без всегдашних гневных молний. Даже возвращаться из этой темноты не хотелось. Но расслышал хмурый голос десятника Ивашина. Иван Парамонович осторожно, при свете шахтёрской лампы, осматривал рану:
- Ты, Степаныч, будто в сорочке родился: ударило бы малость ниже…
- Не ударило же, – усмехнулся Анисимов. – А вообще, – лекаря нам надо на шахту.
- К Серафиме тебе сходить надобно. Ты видел её, – перед тем, как штольня обрушилась, приходила Серафима к шахте. Про темноту что-то буровила, – ну, что не там штольню-то ведём под землю.
- Помню, Иван Парамонович, – кивнул Анисимов. Усмехнулся: – Только зачем же мне сейчас-то идти к ней. Порода уже отлетела… ударила вот меня, как ты говоришь, – удачно. Опоздал я, – за предсказанием к Серафиме сходить.
- Так это дуры девки и бабы бегают к ней за предсказаниями. Чтоб любовь счастливую наворожила. А Серафима, кроме тому подобных глупостей, снадобья из трав готовит. Вот и говорю, – сходи к ней: пособит.
Сергей Степанович вспыхнул, – хорошо, не видно в темноте… А когда поднялись из шахты, даже обрадовался дёргающей боли над виском: делать нечего, надо идти к Серафиме.
А она ждала его на крыльце. Увидела, как он спускался по склону, – навстречу пошла. Концы наброшенного платка придерживала на груди… Анисимов приостановился в недоумении: ведьма ли?.. Синева в Серафиминых глазах всколыхнулась обычной бабьей тревогой и жалостью. Серафима чуть сдвинула его фуражку, – будто знала про рану, и где рана, тоже знала. Неслышно коснулась пальцами виска, на мгновение замерла, – словно почувствовала, как пульсирует рана… Гневных синих всполохов в её глазах так и не было, но брови Серафима строго свела:
- Встал-то чего? В избу иди. Думаешь, оттого, что здесь будешь стоять и на меня пялиться, рана заживёт?
Дёргало сильно – и выше виска, и ниже… И в самом виске, казалось, дёргало… а Сергей всё же улыбнулся:
- А заживёт?..
- Заживёт… до свадьбы.
Голова кружилась, и Сергей смутно помнил, как они с Серафимой вошли в избушку. А в избушке он сидел на лавке, и Серафимины руки легко взлетали над его головой, и говорила Серафима какие-то чуть слышные слова – вовсе не похожие на ведьмины заклинания: как и в синем взгляде, в словах этих была простая и ласковая бабья жалость…
Тут же, на лавке, стояла глиняная корчажка. Серафима опускала в корчажку льняной платок, слегка отжимала его и прикладывала к ране. От этого дёргающая боль уходила. И было очень хорошо, – так как и до этой боли не бывало… Сергей перевёл дыхание, кивнул на корчажку:
- Это что у тебя?
- Приворотного зелья боишься? – усмехнулась Серафима. – Не приворот это. Отвар, – чтоб рана зажила. Ещё на заре приготовила.
Сергей словно не удивился. Всё-таки спросил:
- Знала, что отлетевшей породой в висок меня ударит?
- Знала.
- Откуда?
- Во сне приснилось. Перед самой зарёю. Сны, перед зарёю увиденные, всегда сбываются. Довольно тебе будет такого моего ответа?
Сергей взял её за руку:
- Ты видела меня во сне?
Ладонь свою Серафима тут же выдернула из его руки:
- Завтра в обед придёшь. Рану твою каждый день промывать надо.
- И заживёт – до свадьбы?..
Серафима ещё раз отжала платок, бережно прикоснулась к ране:
- Чуток посиди.
Налила в берестяную кружку какой-то тёмно-золотистый отвар, подала Сергею:
- Выпей. Сила прибудет.
Сергей спрятал улыбку:
- Думаешь… силы нет у меня?..
Серафима залилась краской:
- Бесстыдник. Это – чтоб голова не кружилась.
Анисимов склонил лицо над кружкой.
- Осторожничаешь, значит. Не приворот это, – сказала же тебе. Девясил запарила, – с крапивой и клевером.
Сергей поднял глаза:
- А что мне приворота бояться. Ты вот говоришь, – снился я тебе…Перед зарёю. А я тебя во сне вижу – и ночью глубокой… и перед зарёй.
Мимолётный испуг в синих глазах сменился какой-то неизбывной горечью. Будто не слышала его слов:
- Пей и иди. До склона провожу тебя.
Сергей и сам чувствовал, что бесстыдник: идти и правда было пора – в конторе ждали дела. А ему бесстыдно хотелось остаться – до поздней зимней зари…
… Прошло несколько дней, как Анюта у Серафимы побывала. Первая радость – от Серафиминых слов, что вернётся Андрей неженатым, – как-то быстро растаяла… Вместо радости поднималась в Анюткином сердце тревога: любит ли… полюбит ли её Андрей… Про это Серафима так ничего и не сказала…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»